охватив 19 млн. граждан, через каких-то 11 месяцев после того, как Линдон Джонсон подписал соответствующий закон в 1965 году, с законом о здравоохранении президента Обамы 2010 года. Последний закон предусматривал четырёхлетнюю задержку вступления в силу его контролируемых государством планов медицинского обслуживания. Эта длительная задержка была отчасти связана с усилиями, которые потребовались, чтобы обойти правила учётной политики Бюджетного управления Конгресса, но то же время она отражала общую уверенность президента и Конгресса, что правительство неспособно реализовать подобный план хоть сколько-нибудь быстрее. Эта уверенность оказалась более чем обоснованной, когда администрация Обамы перенесла внедрение некоторых составляющих закона о здравоохранении с 2014 на 2015 год, а онлайн-система регистрации заявителей на субсидируемую государством страховку на протяжении нескольких месяцев не могла функционировать должным образом.
Можно также сравнить американский пакет стимулов 2009 года с государственными программами создания рабочих мест времён Нового курса или с бюджетным стимулированием в Китае в том же 2009 году. В отсутствии институтов, способных разрабатывать инженерные или градостроительные планы и управлять армиями вновь нанятых работников, «готовые к реализации» проекты, предпринятые в США в 2009–2010 годах, имели малый масштаб и были поэтапными, сфокусированными главным образом на обновлении покрытия дорог и ремонте существующей инфраструктуры. Они предполагали оплату труда уже действующих работников на уровне штатов и муниципалитетов, которые в ином случае были бы уволены, и раздачу налоговых льгот, стимулирующих расходы на потребительские товары в частном секторе. Суммарным эффектом этого бюджетного стимулирования было просто замедление стремительной деградации американских дорог, мостов, плотин и школ фактически без продвижения в направлении строительства новых транспортных, коммунальных и прочих сетей, необходимых для международной конкурентоспособности или хотя бы для поддержания имеющихся масштабов производства в экономике. Контраст с монументальными плотинами и другими проектами, реализованными в ходе Нового курса, а также с высокоскоростными железными дорогами, метро, аэропортами и центрами городов, строительство которых ускорила стимулирующая программа в Китае, обнаруживает снижение способности американского правительства планировать и осуществлять крупномасштабные проекты, происходящее одновременно с утратой возможности администрирования льгот.
Упадок в прошлом и настоящем
Соединённые Штаты не первая переживающая упадок доминирующая держава, а книга, которую вы держите в руках, не первая работа, где упадок Америки рассматривается в сравнительно-исторической перспективе. Я написал эту книгу, а вы, надеюсь, её прочтёте, поскольку в ней представлены новые доводы относительно того, как происходит упадок отдельных стран. Упадок не является неизбежностью, он не предопределён крупными историческими циклами и не подчиняется какому-то универсальному временному механизму. Некоторые великие державы — Испания при Габсбургах, Франция при Людовике XIV и затем при Наполеоне, Нидерландская республика — утрачивали своё геополитическое или экономическое господство на протяжении нескольких десятилетий. Напротив, Британия сохраняла своё господство более столетия, охватывавшего переход к промышленному капитализму. Продолжающийся упадок Америки наступает после более семидесяти лет доминирования.
Борьба между европейскими великими державами за геополитическое и экономическое господство (domination) на протяжении последних пяти столетий сосуществовала с развитием капиталистической мировой экономики. В силу данного принципиального обстоятельства эти столетия раздоров стоят особняком от конфликтов докапиталистической эпохи. По этой причине анализ в моей книге ограничен политиями, [28] которые боролись за господство начиная с 1492 года. До 1945 года это была конкуренция между европейскими государствами, хотя они и обладали колониальными империями за пределами Европы. Когда одна европейская держава претерпевала упадок, на смену ей поднималась другая.
Соединённые Штаты начиная с 1945 года обладают двумя отличиями. Во-первых, у них нет формальной империи, как у прежних великих держав. Во-вторых, в ходе упадка США на смену им не придёт другая западная держава. Ни какая-либо отдельная европейская страна, ни Евросоюз в целом не стремятся к утверждению глобальной гегемонии и неспособны на это. Соединённые Штаты сегодня находятся в упадке главным образом в сравнении с незападными странами, прежде всего Китаем — прежде эти страны были объектами, а не участниками конкуренции великих держав, которая была сфокусирована на Европе и отчасти осуществлялась посредством колонизации. Вне зависимости от того, придёт ли Китай на смену США или же за американской гегемонией последует многополярный или анархический мир, эпоха пяти столетий глобального могущества, центром и организующим субъектом которого выступали люди Запада, подходит к концу.
Хотя моя книга посвящена упадку великих держав, было бы ошибочно рассматривать эти политии в качестве унитарных сущностей. Напротив, они, как и вообще все политические единицы, представляют собой амальгамы институтов, каждый из которых контролируется элитой, способной охранять собственные интересы. Это означает, что мы не можем прогнозировать военный, экономический или геополитический успех той или иной политии, исходя из её абсолютных или относительных ресурсов, поскольку конкурирующие элиты, преследуя собственные интересы, отвлекают эти ресурсы такими способами, которые подрывают способность их государства (polity) осуществлять политику, требующуюся для достижения или удержания господства. Иными словами, «государственная» политика гораздо чаще возникает из конфликта между элитами, нежели является выражением некоего единого замысла правителя (вне зависимости, понимается ли под таковым капиталистический класс или государственный деятель), замысла, способного навязать ее подданным.
Конфликт между элитами и присвоение элитой ресурсов объясняют то, почему самым богатым и могущественным политиям зачастую не удавалось добиться доминирования или удержать его. Доминирующие державы не претерпевают упадок из-за того, что у них не хватает ресурсов для осуществления своих геополитических и экономических амбиций. Напротив, упадок является результатом внутренней политической динамики, специфичной для каждой великой державы. Упадок можно понять и объяснить лишь в том случае, если мы проследим те способы, при помощи которых элиты стремятся к достижению способности защищать собственные частные интересы и сохраняют эту способность.
Конфликт элит дестабилизирует внутреннюю политику каждого государства. Условия, которые позволяют той или иной политии добиваться доминирования, могут ослабляться или усиливаться тем, каким образом внутренние конфликты реструктурируют элитные и классовые отношения. По мере изменения внутренних социальных структур способность великих держав реагировать на благоприятные возможности и угрозы со стороны держав-соперников укрепляется или ослабевает.
В частности, когда государства завоёвывают другие территории, создавая формальные или неформальные империи, или когда та или иная полития достигает гегемонии, отношения между существующими элитами трансформируются, а в территориях, где начинает господствовать имперская держава или держава-гегемон, создаются новые элиты. По мере того, как элиты переходили к защите своих отдельных институциональных интересов в новых территориях, сформированных империализмом или гегемонией, они присваивали ресурсы и ставили в безвыходное положение институты элит-конкурентов такими способами, которые ослабляли их исходную политию и подрывали благосостояние её населения. Тем самым подобные действия элит блокировали дальнейшее расширение или хотя бы поддержание доминирования
