Учитывая, что на протяжении долгого времени за склонным к нарциссизму мужчиной тянулся шлейф общественного порицания, есть явная ирония в том, что гангстер — казалось бы, однозначно маскулинный кинематографический типаж — часто наделяется такими чертами, как самовлюбленность и пижонство. Но именно чрезмерное внимание к собственной внешности позволяет преступнику возвыситься и выделиться из толпы. У него есть средства, чувство собственной значимости и гонор, чтобы бросить вызов условностям и добиться узаконивания права на собственную точку зрения в сарториальных вопросах и соответствующего статус-кво. В книге «Обнаженный кинематограф. Одежда и идентичность в кинофильмах» (Undressing Cinema: Clothing and Identity in the Movies) С. Бруцци высказала такую мысль:
Рассматривая костюмы экранных гангстеров, зритель бывает поражен амбивалентностью, ведь эти персонажи, культивируя в себе агрессивную маскулинность, вместе с тем безмерно тщеславны, а их сарториальная напыщенность отнюдь не несет намека на феминность или женоподобие, но является важнейшим знаком их чисто мужского социального и материального преуспевания [26].
Бруцци называет ряд типических черт, характерных для пышно разодетого гангстера; в частности, функциональное назначение кричаще модной или дорогой одежды явно состоит в том, чтобы подчеркивать его экономическое превосходство и успешность. Гангстер демонстрирует не только способность обеспечить себе великолепный гардероб (или по крайней мере обзавестись дорогими вещами) — роскошество и непрактичность его одеяний сообщают, что этому человеку не приходится утруждать себя работой, чтобы вести безбедную жизнь, или что его профессия не связана с физическими нагрузками, грубым ручным трудом и, соответственно, с риском запачкать одежду. Как заметил Т. Веблен в своей «Теории праздного класса», «наша одежда, чтобы отвечать своему назначению действенным образом, должна быть не только дорогой: всякий наблюдатель должен видеть, что владелец этой одежды не вовлечен ни в какой производительный труд» [27].
Несмотря на отсутствие культурного капитала, который часто воспринимается как естественная подоплека утонченного чувства стиля и вкуса в одежде, многие кинематографические гангстеры норовят пройти ускоренный курс усовершенствования сарториальных навыков. Так, в «Лице со шрамом», едва обретя авторитет и финансовый вес, Тони Камонте приобретает множество вещей, и в том числе целый ворох роскошных сорочек. Он показывает их Поппи, девушке, на которую имеет виды, и с гордостью сообщает, что теперь у него на каждый день будет свежая рубашка. Эта сцена мгновенно ассоциируется с другим известным сюжетом и персонажем с сомнительной биографией — Джеем Гэтсби, главным героем романа Фрэнсиса Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби». В этой истории присутствует интрига, сотканная из домыслов и слухов о происхождении богатства Гэтсби: был ли он бутлегером? Или проворачивал сомнительные сделки во время войны? Или совершал откровенные преступления?.. Стремясь вызвать ответное чувство у Дейзи Бьюкенен, влюбленный Гэтсби приводит ее в свой особняк; в экранизации 1974 года (где главную роль исполняет Роберт Рэдфорд. — Прим. пер.) кульминацией этой экскурсии становится сцена в гардеробной: показывая гостье свою коллекцию английских сорочек, Гэтсби принимается подбрасывать их в воздух, а Дейзи, поймав одну из них, зарывается лицом в ткань и плачет, пораженная совершенством этих вещей [28].
Итак, горы сорочек, принадлежащие Гэтсби и Камонте, — это кинематографический знак, указывающий на криминальные или предположительно криминальные наклонности этих персонажей; но существует другой архетипический предмет гардероба, в котором идея тождества между страстью к хорошо сшитым, штучным вещам и социопатией выражается еще более явно, а ткань словно посажена на подклад из жестокости, — это белый мужской костюм. Несмотря на то что в других формах и контекстах белая одежда: свадебные платья, церковные облачения, детские распашонки — олицетворяют чистоту, святость и невинность, мужчина в белом костюме неизбежно воспринимается как человек, бесцеремонно претендующий на роль хозяина жизни и не заслуживающий доверия. Уже упомянутый Джей Гэтсби при всем своем богатстве выглядит недостаточно благонадежным для того, чтобы стать своим в обществе утонченных обитателей Лонг-Айленда; и в немалой степени этому способствует его любовь к белым костюмам. Так же и в «Лихорадке субботнего вечера» (Saturday Night Fever, 1977) [29] белый костюм появляется как воплощение эгоистичной самовлюбленности центрального персонажа фильма Тони Манеро (Джон Траволта. — Прим. пер.).
Поддерживать первозданную чистоту белых одежд чрезвычайно трудно, и это еще одна западня, поджидающая того, кто отдает предпочтение белой палитре. Вспомним фильм «Полуночный ковбой» (Midnight Cowboy, 1969) [30] и (Дастина Хоффмана в роли. — Прим. пер.) Рико Риццо, неизлечимо больного хромоногого мелкого жулика и неудачливого сутенера. Когда мы видим его впервые, он одет в ослепительно белый легкий пиджак и некогда белые брюки, уже приобретшие неопределенный грязноватый оттенок. Очевидно, Рико нарядился в белое не просто так, за этим выбором стоит страстное желание — прозябая в нью-йоркских трущобах, этот нищий воришка грезит о лучших временах, когда он поселится в Майями, где сама жизнь окрашена во все оттенки белого. И даже настоящий герой-идеалист из послевоенного британского фильма «Человек в белом костюме» (The Man in the White Suit, 1951) [31] Сидни Стрэттон (актер Алек Гиннесс. — Прим. пер.), движимый высоким стремлением совершить революцию в текстильном производстве, превращается в угрозу экономической безопасности общества (рабочих и работодателей) в тот самый момент, когда переодевается в свой чудесный, сияющий безупречной белизной костюм.
Эти примеры относительно безобидного, не связанного с преступными устремлениями, но тем не менее не совсем уместного облачения в белое, заслуживают — каждый в отдельности — более подробного анализа, касающегося метафорических корреляций между белым костюмом и социальной отверженностью, белым костюмом и эгоцентризмом, белым костюмом и физической ущербностью, белым костюмом и чрезмерной самонадеянностью (и это далеко не все возможные примеры). Но Джей Гэтсби и остальные упомянутые выше персонажи, которых с ним роднят аналогичные сарториальные потуги, меркнут в сравнении с другим подотрядом кинематографических демонов-разрушителей в белых костюмах и их вестиментарной ловкостью рук. Эти белоснежные психопаты слишком хорошо знают, как надежен камуфляж святости, и используют это экстраординарное прикрытие, чтобы добиваться своих убийственных целей.
Еще раз обратимся к работе Бруцци:
Использование белых или белесых ансамблей в качестве знака, указывающего на крайнюю жестокость персонажа, по-видимому, напрямую берет начало от образа Аль Капоне. Таким образом, и реально существовавший, и вымышленный гангстер занимают парадоксальную позицию по отношению к моде: перенимая стили у высокой моды, они тем не менее не желают в полной мере с ними слиться и тем более в них раствориться, поэтому им приходится культивировать собственное, безошибочно узнаваемое стилистическое направление, предназначение которого отнюдь не сводится к функциям камуфляжа, ибо в своем идеальном воплощении оно, как парадный мундир, служит демонстрации их воинской доблести [32].
Прежде чем мы приступим к рассмотрению трех наиболее красноречивых примеров кинематографического белого костюма, необходимо обозначить различия между теми гангстерами, которых мы уже обсудили выше, с присущей им любовью к броским вещам и вызывающей манерой одежды, и совершенно специфическими персонажами, в чьем гардеробе безраздельно господствует белый цвет. Как заметила Бруцци, истоки сложившейся в кинематографе традиции наряжать преуспевающих в бандитской среде психопатов в ансамбли белесых оттенков следует искать в гардеробе Аль Капоне, который предпочитал носить костюмы приглушенных тонов. Этот прием использовался на протяжении десятилетий — начиная с 1930‑х годов зрители увидели на экране великое множество светло-серых и грязно-белых костюмов и одеяний, в которые были упакованы тела разнообразных асоциальных типов, от бандита «Худа» Стейси из (социальной драмы. — Прим. пер.) «Каждое утро я умираю» (Each Dawn I Die, 1939) до одержимого манией величия зловещего Доктора Ноу (Dr No, 1962) из одноименного фильма (положившего начало кинематографической бондиане. — Прим. пер.) [33]. Кроме того, некоторые экранные боссы преступного мира могут щеголять в белоснежных костюмах или смокингах, находясь в формальной обстановке — на званых вечерах и торжествах, как, к примеру, незабываемый Тони Монтана, центральный персонаж фильма Брайана де Пальмы «Лицо со шрамом» (Scarface, 1983), ремейка картины 1932 года, оказавшего невероятно мощное влияние на современную массовую культуру [34].
