ЛаВея преследует повторяющийся кошмар о том, что он ищет в огромном, полном народа кинотеатре или на карнавале «Марди Гра» женщину, с которой он туда пришел, и не может найти ее. Его сон отражает почти детский страх остаться одному. И все же ЛаВей проводит очень четкое различие между желанием быть с людьми вообще и желанием быть с тщательно отобранными людьми. В действительности ему обычно нужнее всего оставаться одному, чувствовать свое уединение, отойти от мейнстрима. «Я никогда не был против того, чтобы увидеть себя стариком, бродящим в одиночестве по большому старому дому или замку, идущему по длинным темным коридорам, в компании одного только эха своих шагов. Похоже, это было моей тайной мечтой с того самого времени, когда я был ребенком».
Мир ЛаВея — это мир, несущий ему наслаждение, гедонистичный, элитистский… и втоже время брутальный, враждебный, экстремальный. Ему не нужны близкие люди, поэтому любой, кто входит в его непосредственное окружение, должен принимать эмоциональную и психологическую недоступность ЛаВея и соблюдать дистанцию. ЛаВей не терпит никаких праздных фантазий в рядах своих последователей. Выше уже говорилось о том, что ЛаВей склонен считать свой собственный опыт, свои верования и свои фетиши универсальными и проецировать их на окружающий мир, но сам он полагает, что эти взгляды должны разделять только близкие ему люди. Притом что обычно он всегда готов оказать поддержку окружающим его людям, он может стать патологически критичным по отношению к ним, что некоторые могут счесть непоследовательностью. Прежде чем кто-либо это осознает, ЛаВей становится почти грубым пуританином в своем собственном пуризме. Он дает строгие, детальные указания и ожидает, что его приказы будут выполнены буквально, даже ценой личного физического, психологического или финансового благополучия человека. Хотя ЛаВей требует от своих учеников и добровольцев непосильных (и ломающих свое «я») вещей, ожидая все больше и больше полезных результатов при выполнении каждого задания, он признает: «если этого не сделаю я, то это сделает кто-то другой, возможно, хуже». Но, как тут же добавляет ЛаВей, никто никому не угрожает пистолетом. Если с ЛаВеем остаются и он поддерживает отношения по несколько десятков лет, то это происходит вследствие верности и лояльности, которые он внушает. ЛаВей признает, что, возможно, его истинная сила, которую люди ожидают от него и питает их собственные жизни, и есть в точности вот эта сила — его власть, руководство и дисциплина. «Я никогда не сожалел о том, что был слишком крут с кем-то. Только о том, что был слишком мил».
По мере того как ЛаВей становится старше, он позволяет себе роскошь становиться более жестким и более требовательным к людям, более избирательным. «Каждый день я все меньше и меньше думаю о том, что могут подумать остальные. Мне наплевать на то, что обо мне говорят люди. Что они могутобо мне сказать? Что я безумец? Что я ошибаюсь в отношении того, чем в действительности является мир? Что я — злобный убийца, лидер огромного заговора? Что я слишком экстремален? Что я грязный и липкий еврейско-цыганский циркач, который смотрит на мир глазами балаганного служки? Они могут думать все, что угодно. По крайней мере я не претенциозен и не глуп. А если на моем горизонте появляется человек, который исполняет музыку в стиле, схожем с моим, он может прийти навестить меня после ужина, и мы об этом поговорим. Что же касается всего остального, я взял себе за правило никогда ничего не отрицать. Я являюсь худшим людским кошмаром… и даже больше. Я никому не даю удовлетворения понять меня, решить, что они все обо мне знают и у них есть ответы на все вопросы. Если бы люди только знали… Я всегда любил это рекламное объявление компании Джонсона-Смита: «Представьте ихлица!..» Именно этот мотив побуждал меня совершать большую часть тех гнусных, злобных или дурных для репутации вещей, которые я творил. Представьте себе реакцию людей, если они когда-нибудь узнают об этом. Но они никогда не узнают. Все это началось как тайна, и я хочу, чтобы это так и закончилось».
Никто никогда не «узнает» Антона ЛаВея. Если вам повезет, то вы сможете увидеть достаточно, чтобы понять, что вы знаете о нем немного. Если вам не повезет и он сочтет вас недостойным доверия, вам придется уйти, самодовольно полагая, что вы что-то нащупали в глубине. В обоих случаях вы уходите после встречи с Антоном Шандором ЛаВеем, зная, что у вас был уникальный опыт — нечто, исходящее из самого факта его присутствия. Обычно так бывает, когда восходит солнце, и вы готовы с горячностью признать, что он заставил вас задуматься о жизни, пустив вас в свою жизнь. Ваш разум снова и снова возвращается к тем особым секретам, которыми он поделился только с вами, потому что он знал, что вы можете понять. Но когда все уже сказано и сделано, человек все равно будет знать о ЛаВее только то, что он решил открыть. Он последний таинственный человек в стиле Говарда Хьюза, Тревена, Бэзила Захарофф. Он одновременно парадокс и согласие, загадка и ответ на нее. Вы знаете, что должны ненавидеть этого человека, но каким-то образом, встречая его, слушая, как он играет, отпускает шутки и излагает свои идеи, которые так давно были вам близки, вы понимаете, что называть ЛаВея злобным чудовищем как-то странно. И каждый шаг, который вы делаете, уходя от него в холодный рассвет, несет вам все большее успокоение, но оставляет вас все более опустошенным.
Антон ЛаВей хочет больше не править миром, получать признание за то, что он сделал, или привлекать новых последователей, но чтобы его оставили в покое. Это вообще все, чего он когда-либо хотел. Когда вы узнаете его лучше, вы понимаете, что он не подстрекатель, задира или оратор. Он хочет писать, играть и творить так, как ему этого хочется. Он хочет наслаждаться обществом некоторых людей и уникальными вещами, доставляющими ему удовольствие, которые он собрал вокруг себя за всю жизнь. Это простые желания, которые вызвали бы симпатию в любом человеческом сердце. И тогда вы останавливаетесь, очень точно припоминая древнюю восточную пословицу, тайно переданную Девяти Неизвестным людям:
Солги лжецу, ибо ложь — его монета;
Укради у вора, ты увидишь, что это просто;
Перехитри хитреца, и выиграй в первый раз,
Но берегись человека, у которого нет топора для заточки.
Аутоэротические барабаны возбуждения — замкнутые полости, в которых человек может кувыркаться и крутиться без последствий для здоровья, разряжая таким образом избыток энергии и снимая напряжение, происходящее от подавленных сексуальных порывов.
Бойкот недоверию — готовность временно отказаться от ожиданий, чтобы установилась более благоприятная атмосфера для магических экспериментов.
Большая магия — церемониальная или ритуальная магия, осуществляемая при особых условиях строго определенными средствами для достижения четкой цели, в противоположность Малой или Сценической магии.
Девять Неизвестных — многие писатели — Шекспир, Джон Драйден, Талбот Манди, Ричард Джонсон — косвенно ссылались на эту таинственную клику, которая является архетипической ячейкой, чья структура отражается сегодня в Совете Девяти и девяти судьях, назначаемых на место абсолютной власти на заседаниях Верховного суда Соединенных Штатов.[64]
Демоническая личность — тип личности, расположенный прямо напротив вашего положения на Часах-синтезаторе, тип, который вы с наибольшей вероятностью притянете к себе и к которому будете притянуты сами.
Добавь того же самого — полезное практическое правило для разработки соответствующего архетипа и ведения дел с другими людьми: давай им в точности то, чего они ждут, а по возможности — даже больше, чтоб знали, что почем.
Доминантная масса — громадная визуальная (а потому магическая) мощь, которая подавляет и заслоняет все окружающее.
Закон запретного — то, что не должно быть увидено или обретено как опыт, хранит в себе сильнейшие чары.
Закон невидимости — психологический трюк, благодаря которому некто или нечто остается невидимым, несмотря на зрительные подсказки, если смотрящий не ожидает увидеть подобный объект в данной конкретной обстановке.
Закон трапецоида — вновь и вновь возникающая в истории магическая форма (похожая с виду на пирамиду с отрубленным верхом — математики называют ее «усеченной фигурой»), которая из-за врожденно присущей ей доминантной массы как магнит притягивает гигантские и подчас ужасающие феномены. ЛаВей писал в 1976 году: «Углы и плоскости пространства, пробуждающие беспокойство — то есть не гармонирующие с визуальной ориентацией, — порождают и аберрантное поведение, читай: перемены».
