— Господа, встреча с турецкой эскадрой для нас погибельна. Наш козырь – ночные минные атаки на гидах! Кто не желает риска, лучше останьтесь!
Желающих остаться не нашлось. За кормой «Константина» вскипала крутая черноморская волна. Выйдя на мостик, Макаров глянул на палубу: там, орудуя разводными ключами, готовили к бою мины. Командир «Константина» осмотрел горизонт. Все было чисто. Позже, когда историки сопоставят курсы русского парохода и турецкой эскадры, станет ясно, что «Константин» в этом походе лишь чудом избежал гибельной встречи. Противники разминулись буквально на час…
Вскоре пароход уже подходил к батумским берегам. В сумерках спустили на воду минные катера. На «Синопе» за командира – лейтенант Писаревский, на «Наварине» – Подъяпольский, на «Минере» – сам Макаров. «Чесму» вел Измаил Задаренный.
— Атакуем броненосцы в глубине рейда! После атаки все к пароходу! Пошли! – скомандовал Макаров.
Развивая полный ход, «птички» устремились вперед. Корпуса их дрожали, как в лихорадке. В глазах машинистов рябило от мелькания шатунов. Внезапно из темноты по курсу возникло судно: то был не замеченный ранее дозорный пароходофрегат, стоявший мористее броненосцев. Оставлять его у себя в тылу – опасность смертельная.
— Атакуйте, Измаил Матвеич! – прокричал на «Чесму» Макаров.
Зацаренный в знак понимания махнул рукой. Все ясно: его «Чесма» – лучший ходок, с него и спрос.
— Внимание! – скомандовал лейтенант, утирая лицо от летящих брызг. – Изготовить мину к поражению!
Вот уже перед носом катера наплывает громада неприятельского судна. Матросы лихо, как на учениях, подводят мину под борт. Сам Зацаренный держит в руках проводник электрической батареи. Обмотав его пару раз для надежности вокруг руки, он приготовил два оголенных конца. Замкнуть – и рванет подведенная под борт мина!
— Пора! – И лейтенант соединил концы, невольно пригнув голову в ожидании взрыва.
Секунда‑другая… Взрыва не было! Зацаренный понял, что где‑то нарушена цепь. Внезапность была потеряна, и теперь следовало отходить, спасая людей. Бешено
вращая маховик кулисы, Зацаренный дал реверс. «Чесма» будто отпрянула от своей жертвы. И сразу встала…
— Что еще там? – крикнул лейтенант.
— Конец буксировочный на винт намотало! – ответил ему катерный боцман, прыгая за борт.
А на борту пароходофрегата уже галдели вовсю. Турки подняли тревогу. Забегали по волнам лучи прожектора, вот‑вот ударят пушки! Ныряя в полной темноте, матросы на ощупь нашли и отцепили трос. Дав полный ход, «Чесма» буквально чудом вырвалась из смертельных объятий, а вслед уже гремели беспорядочные залпы. Тем временем в атаку на пароходофрегат выходил «Синоп» лейтенанта Писаревского. Турки, почуяв опасность, поспешили в глубь рейда под защиту броненосцев. Над турецкими кораблями и береговыми батареями взлетели сигнальные огни.
Макаров в ярости сжал фуражку:
— Все сорвано! Отходим!
«Великий князь Константин» уже оставил далеко за кормой батумские берега, а турки все еще продолжали сражение с несуществующим противником.
— Понаделали мы тарараму, до сих пор Абдулка не опомнится! – шутили матросы.
3 мая пароход уже швартовался в Севастополе. Макаров пребывал в большом расстройстве.
— Надо же, первая атака – и такой позор! – сокрушался он.
— Ничего! – утешал его, как мог, Измаил. – Главное – извлечь из происшедшего уроки. Война только начинается!
Весьма снисходительно отнесся к неудаче и адмирал Аркас.
— Не будем слишком строги! – похлопал он по плечу Макарова. – Первый блин всегда комом! Люди ж ваши работали лихо, а потому заслуживают быть награжденными. К тому ж и прыти у турок после вашей встряски поубавилось заметно!
Все участники рейда были щедро награждены. Офицеры получили ордена, матросы – солдатские Георгии. Лейтенанту Зацаренному Аркас собственноручно нацепил на грудь Святого Владимира 4‑й степени.
Часто бывает, что первая неудача заставляет опустить руки. Константиновцев же она лишь раззадорила. Не прошло и недели, а пароход уже дымил на широте Сухума, на рейде которого отстаивалось после разбойного набега на русское побережье сразу шесть турецких броненосцев. На этот раз успеху помешали густой туман и ранний рассвет. В Севастополе не задерживались. Быстро загрузили уголь – и снова в море. Но теперь курс был взят в сторону противоположную – к Сулинскому гирлу, где недавно видели одну из турецких эскадр. Для пополнения запасов завернули в Одессу. Местный морской начальник контр‑адмирал Чихачев взялся было инструктировать Макарова, затем махнул рукой:
— Умного учить – только портить! Делай как знаешь!
В этом походе на борту «Константина» помимо старых катеров было два новых, номерных. В восьмом часу вечера Макаров сказал команде несколько напутственных слов, матросы в шедших на буксире катерах ответили троекратным «ура».
По расчетам к гирлу должны было подойти к полуночи. Но поднялась волна, стали лопаться буксиры… Пришли с задержкой изрядной.
— Господа! – обратился к командирам катеров Макаров, когда вдали замигал Сулинский маяк. – Отдавайте буксиры и ступайте! Всем держаться вместе, разделяться лишь перед самой атакой. Старшим на отряде – лейтенант Зацаренный. Храни вас Бог!
Отдали буксиры. Перестраиваясь на ходу в боевой порядок, катера устремились вперед. Главными – быстроходные «Чесма», два новых – номер один и два, за ними – остальные. Вскоре на фоне ночного неба стали проступать силуэты неприятельских кораблей.
Зацаренный удовлетворительно опустил бинокль:
— На рейде цвет турецкого броненосного флота: «Фехти‑Буленд», «Иджалия» и «Мукадем». Теперь‑то им от нас не уйти! Атакуем!
Стремясь охватить противника с фланга, «Чесма» Зацаренного отвернула вправо и скоро скрылась от остальных в темноте. Теперь передовыми шли два номерных катера Вадима Рождественского и Леонида Пущина. Рождественский пристопорил машину, спросил Пущина вполголоса:
— Видишь слева броненосец?
— Вижу! – ответил тот. – Этот мой!
И его катер, отвернув на цель, растворился в ночи. Приблизившись к неприятелю, Рождественский с горечью отметил, что из трех неприятельских броненосцев один уже дал ход, а два других были под парами. Огни на всех затушены. Наметив для себя ближайший, Рождественский спустил шест с миной за борт и дал полный ход. На подходе к кораблю турки открыли ружейную пальбу, на броненосцах началась суматоха. Рождественский глянул на часы. Было два часа ночи. Катер номер один выходил в атаку. Однако экипаж подстерегала неожиданность. На самом подходе к кораблю шестовая мина обо что‑то ударилась и взорвалась. Последовал сильный толчок, и катер уткнулся в какое‑то препятствие.
— Что такое? – закричал, чуть не плача от досады, лейтенант.
Осмотревшись за бортами, моряки поняли, что «птичка» прочно села на один из заградительных бонов, которые предусмотрительно выставил вокруг своих кораблей командующий эскадрой Гоббарт‑паша (он же граф Бокингемский Август‑Карл‑Гоббарт).
— Что будем делать, ребята? – окликнул матросов Рождественский.
— Сейчас раскачаемся! – отвечали ему.
Раскачав катер и отработав назад машиной, Рождественский без потерь отошел от броненосца. Борт катера, иссеченный пулями, напоминал решето. Бой меж тем продолжался. Теперь в атаку выходил катер Леонида Пущина. И его ждал свой бон… но здесь все обстояло гораздо трагичнее. Бон проломил днище, и «птичку» стало быстро заливать водой. Заглохла машина.
Пущин оценил ситуацию.
— Топимся! – скомандовал он. – Все за борт!
Судьба катера номер два оказалась драматичной: всю команду ожидал долгий турецкий плен…
Катер Измаила Зацаренного атаковал третий броненосец. Сблизившись с ним, он спустил свою крылатую мину. Но и Зацаренному в этот раз не повезло. Едва мину сбросили за борт, как ее проводник зацепился за винт и запутался. Стала машина. На мгновение все стихло, только с шипением выходил из‑под сальников пар. Пришлось, как и у Батума, распутывать винт и отходить.
Три остальных катера застряли в рыбачьих сетях и опоздали с атакой. Неприятельские корабли дали ход, и катерам пришлось отходить. Не легче было в это время и Макарову. Дрейфовавший «Константин» снесло к отмели. Еле вырабатывали машиной против поднявшегося ветра, командиру судна пришлось даже выбросить за борт часть угля. Впрочем, в остальном все обошлось благополучно. Катера нашли «Константин», и пароход, удачно уйдя от погони, прибыл в Одессу.
Настроение команды было удручающим. К переживаниям из‑за неудачной атаки добавилось тягостное неведение о судьбе товарищей с пущинского катера.
