«Считалось, что я один из тех археологов, которые видели это место, — сказал он. — Но это не правда! Я работал в университете штата Нью-Мексико над диссертацией… я уже забыл над какой… и очень часто выезжал на полевые работы. Когда произошел этот случай, предполагалось, что на месте события было четыре археолога. Единственным учебным заведением, в котором преподавали археологию, был университет штата Нью-Мексико, поэтому нас всех допросили, и тогда я впервые услыхал об этом событии… К нам пришли военные, а также журналисты из Альбукерке, которые услыхали об этом Росуэлльском происшествии. Казалось, что они нас обвиняют в том, что мы оказались на месте событий. Я подумал, что кто-то из наших был там, но мы все отрицали. У меня остались свои подозрения, но я не хотел бы об этом говорить».
Как утверждает Агоджино, военные офицеры задавали вопросы нескольким людям из университета, включая его самого. «Они спрашивали меня, что я видел. Не видел ли я поврежденную ракету или космический корабль, в котором были трупы? Вопросы задавались с целью установить, были ли мы на месте событий или нет. Они хотели установить, кто из археологов был там. Я знаю, что там была группа с канадским археологом, но я не хочу упоминать его фамилию. С ним было пять человек. Среди них была женщина, которая потом скончалась во Флориде. Этот канадец сказал мне, что был на месте крушения и никогда ничего не видел, но некоторые люди из его группы рассказывали про летающую тарелку после того, как он отсюда уехал. А в то время все отрицали свое присутствие там и будут продолжать отрицать, хотя я не могу понять почему. Я понимаю, почему они раньше так поступали. Дело в том, что в 1947 году во всех Штатах было около семидесяти вакансий по археологической профессии. Поэтому археологи старались заполучить правительственные заказы на проведение реставрационных работ или чего-то подобного. Порой такие заказы зависели от военных. А те могли ставить условие: или вы болтаете, но не получаете заказов, или же вы молчите, а мы даем вам заказы. Я думаю, что именно так произошло в данном случае».
Фрэнк Кауфманн — седой американец с лицом, покрытым морщинами, крупного телосложения, с твердой походкой и крепким рукопожатием. Ему далеко за семьдесят. Он открыт, доступен и, кажется, его не беспокоит сознание того, что он, как утверждает, причастен к одной из величайших тайн человечества. Кауфманн живет с женой в небольшом домике, обставленном мебелью темного цвета и украшенном картинами в позолоченных рамах. Видно, что многие из картин выполнены любителем, но они явно обнаруживают прекрасное ощущение ландшафта и света Нью-Мексико. Их рисовал сам Кауфманн, и он, очевидно, гордится своими достижениями, хотя не претендует на художественное мастерство.
Рядом с гостиной с камином из кирпича, который в жаркое лето кажется неуместным, находится безупречно чистенькая кухня, в которой хозяйничает Хуанита Кауфманн. Ее коронный номер — необыкновенно вкусный лимонный пирог. Фотография на стене свидетельствует, что Кауфманны активно участвовали в предвыборной кампании по избранию Билла Клинтона президентом страны в 1992 году. На других фотографиях, украшающих стены дома, изображены улыбающиеся молодые люди, женщины и дети, что подтверждает наличие большой семьи, где есть дети, внуки и другие родственники.
Много лет Кауфманн возглавлял торговую палату Росуэлла. Сейчас он был занят приготовлениями к своей золотой свадьбе. Его безмятежное существование и обыкновенная судьба лишь подчеркивают необычный характер его рассказа. Как говорит Кауфманн, он поступил на воинскую службу в 1941 году и был направлен в Росуэлл, где на следующий год получил должность сержанта. Его начальником был генерал Скэнлон, а в его обязанности входило обеспечение безопасности на базе. Так как 509-й авиационный полк был единственным воздушным подразделением не только в Америке, но и во всем мире, имевшем на борту самолетов атомные бомбы, то вся его деятельность была засекречена. С другой стороны, база находилась на окраине Росуэлла, поэтому доступ туда был сравнительно легким, но бывало и так, что военные становились неприступными и недружелюбными по отношению к гражданским лицам. Помимо атомного оружия в распоряжении 509-го полка находился оптический прицел Нортона, прибор, обеспечивший американцам преимущество сначала над немцами, а затем над русскими. Вместе с атомным оружием прибор мог стать бесценным трофеем для любого вражеского лазутчика.
Кауфманн демобилизовался в октябре 1945 года, но, по его словам, его почти сразу попросили возобновить исполнение своих обязанностей ответственного за безопасность базы, уже в качестве гражданского лица. Он помнит, что к концу июня 1947 года его послали в Аламогордо и в Уайт Сэндс, где была более мощная радиолокационная установка, чем в Росуэлле, чтобы понаблюдать за странными передвижениями, которые были отмечены на экране радара. Он помнит, что «блики прыгали из одного конца экрана в другой. Внезапно появилась вспышка, и все исчезло. Обычно подобное означало, что самолет, ракета или что-то вроде этого упало на землю». Сообщение о возможном крушении было передано в Росуэлл и лично командиру авиабазы Бланшарду, который, без сомнения, передал о происшедшем генералу Роджеру Рамни, командующему 8-й авиационной армии в Форте Уорте (штат Техас). Кауфманну приказали вернуться с полигона Уайт Сэндс в Росуэлл. В то время такой путь занимал три-четыре часа езды. На обратном пути было передано по рации в Росуэлл, чтобы там приготовили команду для обследования района к северу от базы по шоссе 285 на предмет поиска обломков. Кауфманн ехал по дороге два часа прежде, чем остальные участники поисковой группы присоединились к нему. «Мы стали резать проволоку, чтобы подъехать к месту, потому что увидели зарево, что-то вроде ореола, который сверкал в темноте. Мы подошли к нему на расстояние двести или триста метров. Тут мы увидели, что это — не самолет, не ракета, а какой-то необычный летательный аппарат, который врезался в кусты арройо».
На одном из грузовиков был прожектор, и им осветили местность. В Росуэлл была отправлена радиограмма с просьбой прислать специальное обмундирование, потому что участники поисковой группы не знали, на что они натолкнулись. Свет от предмета вызвал у них опасения, что они имеют дело с источником радиации. Но тут зарево стало тускнеть, и члены поисковой группы решили подойти поближе, чтобы рассмотреть предмет повнимательнее.
«Мы увидели странный аппарат, который был похож на подошву ботинка, что-то в этом роде, — вспоминает Кауфманн, — наполовину он был раскрыт, а одно тело было выброшено в кусты арройо; другое тело наполовину торчало наружу, а наполовину находилось внутри аппарата. Когда мы подошли поближе, то обнаружили, что еще три фигуры находились внутри него…»
Аппарат, который Кауфманн схематически изобразил на бумаге, был два метра в высоту и примерно от семи до восьми метров в длину. Его форма была чем-то средним между латинской буквой V и греческой дельтой. Переднее стекло огибало корпус, а само устройство, казалось, было разрезано по горизонтали. Участники поисковой группы, по словам Кауфманна, увидели внутри корпуса контрольные панели управления и какие-то надписи, которые они не могли разобрать. Объясняя, почему они более тщательно не рассмотрели место падения, Кауфманн сказал, что самым главным для них было очистить местность, убрать летательный аппарат и отвезти его на базу в Росуэлл, где освобождали специальный ангар для того, чтобы разместить обломки и исследовать их. Кроме того, проблемы создавали сильные грозы, которые бушевали в пустыне последние дни и могли помешать вывозу обломков.
Кауфманн утверждает, что позже ему предложили объяснение причины катастрофы странного авиационного аппарата. «Случилось то, что происходит один раз из триллиона, — вспоминал он. — На аппарате не было топлива, но в его днище были восьмиугольные клетки. А молния, как вы знаете, бьет с земли, и в тот раз молния ударила в днище аппарата, вывела его из строя, и он разбился. Вот так нам объяснили, что произошло».
Тут участники группы снова связались с радиобазой и вызвали машину с платформой и краном. Никто не мог точно объяснить природу того, что они видели. Однако все были единодушны в том, что стали свидетелями чегото из ряда вон выходящего. Кауфманн говорит, что трудно было описать их реакцию на то, что они видели. «Ты видишь нечто не от мира сего, немного пугающее… мы уставились на этот предмет, не в силах сказать что-либо, пока, наконец, не вышли из этого транса. Трудно описать, что мы чувствовали в то время».
У Кауфманна есть картина, изображающая страшноватое «лицо пришельца». Он вспоминает: «Они совсем не похожи на изображения в журналах научной фантастики: у них нет ни рожек, ни пальцев, похожих на щупальцы. У них были гладкие лица, без волос, ровная и чистая кожа. На них была одежда серебристого цвета. Мне показалось, что их рост составлял 165-170 сантиметров. У них были мелкие черты лица, небольшие носы, небольшие уши. Их глаза не были чрезмерно большими или раскосыми». Он помнит, что их просили поспешить. «Мы не расхаживали вокруг аппарата на месте крушения. Мы хотели быстро все убрать, потому что наступало утро, поскольку понимали, что если не закончим до наступления дня, то не оберемся хлопот. Возможно, сюда набежит целая толпа народа, и мы хотели как можно быстрее завершить дело, уложить все на платформу и увезти на авиабазу». Трупы были уложены в мешки со свинцовыми пластинами и отправлены в госпиталь. Кауфманн говорил, что никакого вскрытия не производилось на авиабазе и, насколько ему известно, никто из обнаруженных не был жив. «Мы быстро осмотрелись, проверив, не заразились ли и не отравились ли мы чем-либо… Мы заметили, что на одном трупе появились признаки распада: его кожа стала съеживаться. Поэтому мы быстро опустили их в мешки и отправили в госпиталь. Мы связались с базой и попросили, чтобы к нам послали еще одну команду. Ей было поручено прочесать территорию на предмет поиска других обломков аппарата и вернуть участку прежний вид как можно быстрее. Тем временем Томас, отвечавший за осуществление операции, и я, а также еще несколько офицеров направились на базу. Мы остановились у госпиталя, и нам было сказано, что сюда на самолете прислали патологоанатома из главного госпиталя в Бомонте. По-моему, звонили в местный морг, чтобы узнать, как сохранить тела. Кажется, все были в смятении. Мы пошли в штаб, чтобы составить докладные. Там был полковник Бланшард, Джесси Марсел, который являлся начальником разведки, и начальник военной полиции майор Исли. Они все собрались в комнате, обменивались мнениями и отдавали распоряжения относительно того, как переправить аппарат и трупы. Скоро к нам присоединилась и другая группа, которая была на месте события».
