Ознакомительная версия.
То есть пассажира предупреждают прямо на вокзале, что он попал в особую зону ценообразования. Что здесь только раскошеливайся, потому что пути-дороги если не прямо в руках у разбойников, то, видимо, выплачивают им постоянную дань. Состригая ее, эту дань, разумеется, с пассажиров.
Эту хищную, разбойничью повадку РЖД даже и не думает чем-то прикрывать.
Вот как раньше назывались дневные поезда из Петербурга в Москву?
Сначала была «Аврора» (заря то бишь) – нежно, мечтательно.
Потом явился «Невский экспресс» – нейтрально.
Их больше нет. Отменили. Теперь есть «Сапсан» и только «Сапсан» – а сапсан птица хищная, питается мелкими животными. Надо думать, это мы с вами.
Билет на «Сапсан» стоит дороже, чем билет на самолет. Но это теперь единственный дневной поезд меж столицами, так что нравится не нравится, бери, моя красавица. Примерно 100 долларов за билет, в каждом вагоне не меньше 50 пассажиров, вагонов 9–10. Считайте сами, каков доход с одного только поезда.
Что вы получаете за свои деньги?
Проводников в старинном слове больше нет. Пробегают иногда какие-то девушки, у которых никакого чаю не спросишь, потому что его не существует. Курить нигде нельзя, поэтому пассажиры с хитрым и виноватым видом скрываются в туалете. Нет и вагона-ресторана, к чему РЖД лишний расход. Есть бистро в пятом вагоне (сэндвич с бужениной – 130 рублей) и тележка, медленно движущаяся меж кресел, так что некоторые, сидящие в невезучих вагонах, успевают выпить кофе только к концу путешествия.
Тележка движется медленно, потому что за кофе и другие кошмары берут денежку. Если в самолете вам все-таки нальют пойла бесплатно, ибо вы уже заплатили-переплатили за этот кофе и другие кошмары, покупая билет, то РЖД не намерено упускать пассажира, не выдоив его полностью.
Попался гусь – терпи! Это дорога темная, разбойничья. Нечего воображать себя «клиентом, который всегда прав».
В шестом вагоне вместо вешалки для верхней одежды сидит кассир, готовый вам продать прямо в поезде билеты на прочие направления РЖД.
В задаче спрашивается: куда пойти поплакать? В Антимонопольный комитет? Но непонятно, образуют ли дневные поезда на Москву то, что этот комитет должен защищать? Ведь это не тарифы ЖКХ, вроде есть другие варианты передвижения – ночные поезда, самолеты. Обложили круто, но ведь не до беспросветности!
Сначала, когда «Сапсан» только начал свой хищный полет, авиаперевозчики круто снизили цены, и можно было долететь до Москвы за фантастическую сумму в 800–1000 рублей. Но, видно, кое-кто кое с кем пошептался, и счастливый для пассажиров демпинг накрылся.
Это вам не 90-е годы! Начальники научились договариваться без трупов. Тихо, по-свойски. Это же отдельная популяция в населении – начальники. У них все свое: жилища, питание, развлечения, мировоззрение. Это не бандитский беспредел, а единая Россия. Монополию на стрижку человеко-овец в суровых боях отвоевало само государство. А государевы люди меж собой разбираются в новой манере, без пальбы. Где-нибудь в закрытых спорткомплексах за заборами в три метра вышиной. Там звучат бессмертные тексты вроде «Ты на кого, сука, батон крошишь?», но никакие сценаристы уже подслушать этого не могут.
Куда же в этой обстановке писать жалобы на бессовестную птицу «Сапсан»? Господину Якунину?
По всему видно, что глава РЖД – человек энергичный, волевой, предприимчивый. Но у него есть одно свойство, которое обессмысливает всякие жалобы. Это вообще одно из коренных свойств успешного русского начальника, и оно, я думаю, образуется, когда мужчина лет двадцать подряд каждый рабочий день надевает пиджак, выглаженную рубашку и повязывает галстук. А сзади стоит жена и шепчет: «Какой ты у меня красивый! С богом, Вася!»
За двадцать лет этот человек так укрепляется в мысли, что Вася красивый и с богом, что тугая лаковая пленка беспредельной самоуверенности забивает в нем все живые дышащие поры души.
У господина Якунина важные, громадные хлопоты. Он аж доставку святого православного огня из Иерусалима в Москву курирует. Это возвышенно и красиво.
А то, что за чай-кофе в «Сапсане», переплатив за билет супротив его реальной стоимости где-то вдвое, пассажир со вздохом отдает деньги и покупает газету на вокзале втридорога, – это мелко и уродливо.
Этого светлыми православными очами, лишенными всяких сомнений в своем славном праве стричь проезжающих, вообще не видно…
Ну, ничего не скажешь – Октябрьская, воистину Октябрьская!
Труп Ленина и сердце Гамбетты
В Москве, в Мавзолее лежит мумия Владимира Ленина, борца за светлое будущее всех трудящихся, и многие считают, что это дикость, варварство, поклонение идолам и типичное азиатское безобразие.
А в центре Парижа, в Пантеоне, у входа в крипту замуровано в изящном сосуде сердце Леона Гамбетты, либерала-политика, провозгласившего республику (70-е годы XIX века), и это считается возвышенным, европейским и прекрасным.
То, что замариновали тело Ленина, – это, значит, плохо. А то, что вырезали сердце и в отдельном сосуде на веки вечные поставили в каменной домине, где ни солнышка тебе, ни птичек, ни креста, – это, значит, хорошо.
Чудны дела твои, Господи! Одно можно сказать твердо: судя по всему, пламенное сердце Гамбетты работает в мистическом плане куда более энергично и плодотворно, чем лишенный мозга еще в 20-х годах труп Ленина. Наверное, именно это сердце так рьяно и бесперебойно гонит французских трудящихся на борьбу за свои права.
Первого мая, в день Труда, я была в Париже и оказалась на Больших бульварах. Я видела своими глазами демонстрацию трудящихся, которую потом в газетах назвали неудачной – на улицы Парижа вышли «всего» 300 000 человек. (Что ж, в конце мая трудящиеся взяли реванш и вышли миллионами – протестуя против повышения пенсионного возраста.) Тяжело было видеть это человеку из России! Пылая жаром сопротивления, массы трудящихся шагали разноцветными колоннами, скандируя лозунги, разбрасывая листовки, влекомые сотнями сплоченных организаций – Левый фронт, Рабочая борьба… Маленькой кучкой застенчиво шла и французская компартия – но ей, конечно, и следовало вести себя как виноватая раскаявшаяся грешница. Впрочем, во Франции есть кому защищать трудящихся без всякой компартии с ее сказочками про чудесное завтра. Никакого завтра – справедливость сейчас и немедленно, вот пафос современных социалистов.
Франция – закоренелая буржуазная республика, и правят ею, как положено, цепные псы буржуазии. Однако они находятся под хроническим, огромным, властным давлением прекрасно организованной борьбы трудящихся за свои права. И видя это, попросту ложишься на свою несчастную землю и плачешь.
У нас что, нет трудящихся? Ну, если судить по нашему кино и ТВ – нет и в помине. Есть олигархи, политики, бандиты, неотличимые от них менты, развратные девки, жуткие «звезды» шоу-бизнеса, чьи дегенеративные телодвижения неустанно описывает пресса, и – где-то вдалеке смутный непонятный «народ», которым занимается в случае катаклизмов министр Шойгу.
Однако мы понимаем, что трудящиеся в России никуда не делись, и они числом поболее, чем во Франции. Плавится сталь, выращивается картофель, строятся дома, извлекается электричество и уголь, работают железные дороги, аэропорты, больницы и школы… тьма трудящихся!
Они выйдут миллионами бороться за свои права и протестовать против несправедливости и угнетения? Мирным, законным путем отстаивать свои интересы?
Пока – нет. Наши трудящиеся как будто парализованы, растеряны и вообще плохо понимают, что у них есть права, которые приходится постоянно отстаивать. Потому что буржуазия она и есть буржуазия – мигом захапает все, что плохо лежит и не сопротивляется.
Но мы подзабыли, как это делается! Давненько уж очень это было – рабочая борьба. С 1905 года не знаем, что такое всеобщая стачка. Случись делать баррикады – руками разведем: забыли рученьки! Слово «солидарность» ушло из лексикона – какая там солидарность, человек человеку волк, каждый за себя, все умрут, а я останусь!
Фу, в какое же дурное пошлое мировоззрение мы въехали – такого в цивилизованном мире давно уж нет. А у нас принято или не верить никому и ни во что, ожесточенно, в одиночку сражаясь с жизнью, или исступленно ждать милостей у государства и, не дождавшись, столь же исступленно его проклинать.
У нас трудящиеся выходят на улицы, когда совсем труба. Когда жизнь с воплем отчаяния зависает у последней черты. Да и то – далеко не всегда. Нормальная, спокойная, цивилизованная, постоянная, ставшая частью образа жизни борьба за свои права нашим трудящимся пока неведома.
И получается, что любое улучшение положения трудящихся у нас происходит только через катастрофу. Когда после министра Шойгу на место прибывает премьер-министр Путин и медным голосом приказывает мордатым воеводам прекратить царство голого чистогана или хотя бы повернуть его малым профилем в сторону трудящихся. Путин, надо заметить, вообще рыцарски предан идее более разумного распила прибавочной стоимости между населением. Да только что он может один? Без мощной предъявы со стороны самих трудящихся?
Ознакомительная версия.
