Характеризация
Как апокалиптические и гностические мотивы, служащие фоном для формирования сюжета и отраженные в ландшафте, отражаются в характеристике главных героев? Как с течением времени меняется связь между человеческим главным героем и чуждым? Изучение характеризации завершает процесс исследования того, каким образом уникальная научная фантастика Стругацких так хорошо служила нуждам российской интеллигенции на протяжении трех десятилетий. Можно ожидать, что интеллигентные читатели находили свое отражение в героях Стругацких, и это действительно так. Впрочем, используя фантастические приемы для моделирования реальности, авторы давали интеллигенции больше, чем просто отражение - они давали определенный культурный миф для жизни по нему. Герои Стругацких не только воплощают ценности интеллигенции, они несут эти ценности в экспериментальное будущее или альтернативный мир фантастики, где они находят либо отрицание, либо подтверждение. Таким образом, мы предсказали, что сюжет-прообраз или "нагруженный" пейзаж могут отсылать образованного читателя к различным другим текстам, важным для культурной памяти. Набор подтекстов, обнаруживаемых читателем, сообщает философскую глубину прямой форме популярного жанра. Ясно, что чем больше читатель знает об интертекстуальном мире, к которому обращаются Стругацкие, тем больше значение (и дидактическая ценность) романа. Читатель, менее посвященный в культурный опыт русского/еврейского интеллектуала в Советском Союзе ХХ века, поймет роман соответствующе: как ссылающееся более или менее на себя, полностью выдуманное развлечение. Перед тем как соединить этот аспект читательского восприятия с "мифотворческой" функцией научной фантастики Стругацких, необходимо рассмотреть более скрытые подтексты, формирующие и меняющие образ героя в поздних произведениях. Наиболее ранний "типичный" герой научной фантастики Стругацких убежденно верит во власть Разума - то есть в научный прогресс и воспитание масс. Впрочем, эти герои хрущевского периода - не роботы, а провозвестники будущего, более разумного общества - того, которое наконец достигнет гуманистические социалистические цели, "временно" преданные сталинским "культом личности". Несмотря на их утопические социо-политические идеалы и непогрешимое этически поведение, популярные герои ранних произведений Стругацких - "Далекая Радуга" (1963), "Трудно быть богом" (1964) и "Понедельник начинается в субботу" (1965) обладают чувством юмора, ироническим остроумием и очаровательной эксцентричностью. В ранних произведениях, примерно совпадающих по времени написания с первой половиной 1960-х, ученые-оптимисты отражают оптимизм научной интеллигенции, вызванный (вначале) хрущевскими реформами. В следующих произведениях, примерно совпадающих со следующим десятилетием, возобновленный доступ интеллигенции к творчеству Николая Федорова и наследству восхищения Серебряного Века оккультными и мистическими системами отражен в характеристиках женщин, детей и превосходящих человечество инопланетян. Таким образом, глава 4 внимательнее рассмотрит модель литературных и культурных подтекстов, формирующих характеристику "Иного". Наиболее разительный аспект мира будущего представлен героями-инопланетянами, воплощающими открыто антигуманистическую, неоплатоническую или гностическую традиции. В зрелых работах Стругацких возможно различить черты третьего типа главных героев. Альтернатива наивным социалистическим гуманистам и опасным мистическим идеалистам воплощена в фигуре Вечного Жида. Вечный Жид не имеет иллюзий, характерных для социалистических утопистов, но, несмотря на глубокий пессимизм, у него достаточно веры (иронически), чтобы отринуть научные и мистические синтетические решения, предлагаемые лжепророками. Он характеризуется как фигура бесконечной выносливости, вечно преследуемый, но вечно придерживающийся чувства юмора и культурной истории.
ГЛАВА 2
ЛЖЕПРОРОКИ
Пестрый Флейтист
Роман "Жук в муравейнике" был опубликован в конце 1979-начале 1980 года в журнале "Знание - сила". Он продолжает цикл истории будущего, начатый несколькими годами раньше публикацией романа "Обитаемый остров". Эти два романа столь различны по стилю и тону, что их надо рассматривать по отдельности20. Роман состоит из дневниковых записей Максима Каммерера, относящихся к четырехдневному периоду июня Внутренняя история, с другой стороны, находится отдельно от движения сюжета вперед как отдельное произведение в жанре научной фантастики, со своим содержанием. Она описывает один день разведки на почти опустевшей планете Надежда. Разведывательная команда возглавляется бывшим Максимовым подчиненным Львом Абалкиным, в то время подающим надежды молодым ксенозоопсихологом и первым человеком, успешно работавшим с представителем негуманоидной расы. Его партнер Щекн представитель голованов, расы высокоинтуитивных, говорящих, но раздражительных киноидов. Внутренняя история - отчет свидетеля об операции на планете Надежда, написанный рукой Абалкина и сохранившийся среди Максимовых документов. Она представлена тремя отрывками, являющимися материалом для глав 7, 13 и 18 - приблизительно для четверти романа. Повествование Максима представляет официальную версию упадка цивилизации планеты Надежда: "Полтора десятка лет назад Надежда и ее дикая судьба были на Земле притчей во языцех Отчет Абалкина представляет другую точку зрения, исходящую от одного из немногих оставшихся после разрушения и массовой эвакуации с планеты: "Оказывается, во всем виновата раса отвратительных нелюдей, расплодившаяся в недрах планеты. Четыре десятка лет назад эта раса предприняла нашествие на местное человечество. Нашествие началось с невиданной пандемии, которую нелюди обрушили разом на всю планету. Пандемия свирепствовала три года, после чего нелюди впервые заявили о своем существовании. Они предложили всем правительствам организовать переброску населения "в соседний мир", то есть к себе, в недра земли. Они пообещали, что там, в соседнем мире, пандемия исчезнет сама собой, и тогда миллионы и миллионы испуганных людей ринулись в специальные колодцы, откуда, разумеется, никто с тех пор так и не вернулся. Так сорок лет тому назад погибла местная цивилизация." (С.272). Официальная теория описывает классический научно-фантастический сценарий катастрофы, со счастливым концом волшебной сказки; отчет же свидетеля является чем-то вроде злой сказки с подтекстом из реальной истории. Дневник Максима датирован 78 годом; судьба планеты Надежда была "притчей во языцех" пятнадцать лет назад, в 63; очистка планеты от населения произошла сорок лет назад, в 38. Значимость этих дат для советской истории XX века не потеряна для читателя: 1938 был пиком сталинских чисток; 1963 был последним годом краткой хрущевской оттепели, когда открыто говорили о преступлениях Сталина; но к 1978 реакционный режим Брежнева снова настаивал на некоторых определенных "твердо установленных" фальсификациях истории. Роман полон кабалистических чисел и имен, которые могут быть дешифрованы умудренным в современной советской жизни читателем как единый мотив: "Судьба еврейства (она же метафизическая сущность) рассматривается авторами в свете... двух катастроф, из которых одна уже была (нацистская Германия), а другая еще будет (националистическая Россия)" (Каганская, 173)22. Сами авторы не соглашались с интерпретацией Каганской (частный разговор, 1989 год), утверждая, что она придает излишнюю значимость именам и датам, требовавшимся просто для сведения концов с концами в сюжете. Истина, вероятно, лежит где-то посередине: Стругацкие, конечно, собирались написать нечто большее, нежели просто остросюжетный шпионский триллер, действие которого происходит в XXII веке, но подтекст его шире, чем только еврейский вопрос, и ключ к социополитическому измерению романа может находиться как в структуре сюжета, так и в символических датах. Легенда о Пестром Флейтисте в определенной мере определяет персонажи, образы и последовательность событий, содержащихся в отчете Льва Абалкина о планете Надежда. В то время, когда Абалкин и Щекн медленно продвигаются по покинутым окраинам одного из основных городов Надежды, ища ответ на загадку внезапного упадка целой цивилизации, появляется паяц. Внешность танцующего, ярко одетого арлекина настолько не подходит к научно-фантастической "реальности" посткатастрофического мира, что даже повествователь замечает некоторую родовую несовместимость: "Паяц. Арлекин. Его ужимки были бы, наверное, смешными, если бы не были так страшны в этом мертвом городе..." (с.208). Впрочем, паяцы на планете Надежда обладают многими важными чертами, присущими Пестрому Флейтисту в сотнях литературных обработок легенды. Первый паяц, встреченный Абалкиным и Щекном, характеризуется так: "...Худой, как скелет, желтолицый, с впалыми щеками и остекленелым взглядом. Мокрые рыжие патлы торчат во все стороны, ходуном ходят разболтанные и словно бы многосуставчатые руки, а голенастые ноги беспрерывно дергаются и приплясывают на месте, так что из под огромных ступней разлетаются в стороны палые листья и размокшая цементная крошка. Весь он от шеи до ног обтянут чем-то вроде трико в разноцветную клетку: красную, желтую, синюю и зеленую, и беспрестанно звенят бубенчики..." (с.208) Этот образ Флейтиста происходит частично от ассоциации между легендой о Пестром Флейтисте и историческим феноменом пляски Святого Витта, когда предполагалось, что зачарованные жертвы средневекового tanzwut могли последовать за "флейтистом" из города. Сумасшедший шут Стругацких выглядит соединением зачумленных танцоров и ярко одетого дьявольского музыканта, предложившего увести народ от чумы. Если на планете Надежда существует подобие Пестрого Флейтиста, то существуют там и крысы. "Очень много крыс", - замечает Абалкин в своем отчете. - "...Доносится возня, писк, хруст и чавканье. Щекн снова появляется в дверях. Он энергично жует и обирает с морды крысиные хвосты" (С.207). Легенда о Пестром Флейтисте обеспечивает не только образность и характеризацию; ее структура является прообразом структуры событий в истории Абалкина. Парадигма легендарного сюжета состоит из: а) города, наводненного крысами; б) странствующего крысолова, обещающего за определенную награду избавить город; в) он выполняет задание, уведя крыс прочь - с помощью своей флейты; г) горожане отказывают ему в обещанной награде; д) Флейтист уводит с помощью непреодолимой музыки городских детей в ближнюю гору, где они все и исчезают навсегда бесследно.23 История планеты Надежда, упрощенная до оголенной структуры, состоит из: а) планеты - жертвы опустошающей эпидемии; б) неизвестной сверхцивилизации, предлагающей увести жителей Надежды в новый, чистый мир; в) большая часть населения планеты эвакуируется через межпространственные туннели сверхцивилизации; г) вооруженное меньшинство противостоит эвакуации и борется за защиту их собственной, хотя и пораженной эпидемией, цивилизации до горького конца; д) сверхцивилизация замышляет завлекать оставшихся городских детей в свой непостижимый иной мир. а) В архетипической легенде крысы и чума - просто факты жизни, ни божья кара, ни природное наказание. В версии Стругацких происхождение болезни прямо связано с безответственной опасной жадностью и слепотой технологически развитого общества (Максимова "официальная" версия) или со злой волей чуждой, внешней силы (версия выживших). Композиционный прием помещения рассказа в рассказ, то есть использование доклада Абалкина как отдельной части Максимова повествования, позволяет этим двум интерпретациям перекрываться. Двойная мораль настолько же очевидна, насколько и пессимистична: развитие технологий опасно не только само по себе, но и в сочетании с социальной и психологической отсталостью, оно несет в себе семена новой катастрофы: то же самое общество, что оказалось способным создать разрушительную технологию, способно обвинять чуждую "расу отвратительных нелюдей" в собственных неудачах. б) В версии Стругацких сверхцивилизация действует как Флейтист, обещая вывести население в такое место, где нет эпидемии. в) В версии легенды, составленной братьями Гримм, крысы следуют за Флейтистом из города в реку Везер, где и тонут. Знаменитое стихотворение Роберта Броунинга украшает эту последовательность событий метафорой армейского марша:
