Впрочем, к чести Сталина надо сказать, что он и не пытался особенно этого скрывать. На том же XVIII съезде начальник Главного политического управления Рабоче-Крестьянской Красной Армии, один из ближайших сотрудников вождя, Лев Мехлис под бурные аплодисменты воющего от восторга зала ясно расшифровал сталинскую мысль: «Если вторая империалистическая война обернется своим острием против первого в мире социалистического государства, то перенести военные действия на территорию противника, выполнить свои интернациональные обязанности и умножить число советских республик !»
Над шахматной доской Европы склонились ведущие игроки, ожидая следующего хода. И он не замедлил последовать. Сталин сделал ход пешкой.
3 мая 1939 года на последней странице газеты «Правда» в разделе «Краткие новости» появилось маленькое сообщение о том, что нарком иностранных дел «М. Литвинов освобожден от должности НКИД по собственной просьбе в связи с состоянием здоровья». На должность наркома, говорилось в том же сообщении, назначен т. Молотов В.М. В мире это сообщение грохнуло набатом. Снят Литвинов – сторонник мер коллективной безопасности против наглеющей Германии, еврей, которого Сталин специально держал на посту, демонстрируя Гитлеру абсолютную невозможность каких-либо официальных переговоров.
В Берлине же царило ликование. Наконец-то между Германией и СССР перестал стоять этот, как раздраженно выразился Гитлер, «паршивый еврей»! [5] В Париже и Лондоне также все поняли правильно. Особенно в Лондоне. Сталин сделал первый намек на возможность сближения с Гитлером. Хорошо. Они сами не заметят, как в порыве дружеских объятий начнут душить друг друга. Серьезные попытки заключить какое-либо соглашение с СССР прекращаются . Еще будут, конечно, англо-франко-советские переговоры, несерьезность которых будет очевидна как договаривающимся сторонам, так и практически всему миру – с главной целью раззадорить Гитлера.
А над Москвой продолжают греметь военные барабаны, литавры и трубы. Еще в своем «Новогоднем обращении к советскому народу» Сталин в газете «Правда» от 1 января 1939 года призвал Советский Союз быть готовым «разгромить любого врага на его территории», пустив в обращение новую военную доктрину – «бить врага малой кровью на его территории». Правда, при этом, по правилам «новоречи», необходимо было добавлять, как в заклинании, магические слова «если СССР подвергнется нападению».
Насколько эта преамбула ничего не значила, показали последующие события, полные грубых провокаций, обстрелов собственных войск, воплей о братской, интернациональной и прочей помощи, грозно-чванливых ультиматумов, безоговорочных нот и т.п.
Сталин, безусловно, был удивительным человеком. Еще недавно он публично подверг резкой критике теорию так называемого «блицкрига» (молниеносной войны), назвав ее «продуктом буржуазного страха перед пролетарской революцией», и никто еще не успел охнуть от осознания великой мудрости вождя, как Сталин, переведя всем понятное выражение «блицкриг» на «новоречь», сформулировал, как всем казалось, свою собственную военную доктрину – «малой кровью на чужой территории». Что это, как не тот же самый «блицкриг»?
«Сокрушительный удар по территории противника» начал свое шествие по стране. Об этом говорили 21 января на торжественном заседании по случаю годовщины смерти Ленина, на котором сидящие в зале последний раз имели удовольствие видеть железного наркома Ежова. Об ударе истерически кричали 23 февраля, в день, который Сталин повелел считать днем РККА. Этот призыв постоянно звучал в речах делегатов XVIII партсъезда и даже на траурном митинге по случаю гибели в авиакатастрофе известной советской летчицы Полины Осипенко.
Всего через четыре дня после снятия Литвинова – 7 мая 1939 года – на торжественной церемонии выпуска слушателей военных академий Сталин выступил с краткой, но выразительной речью, в частности, сказав: «Рабоче-Крестьянская Армия должна стать самой агрессивной из всех когда-либо существовавших наступательных армий!». Бурные аплодисменты, встретившие появление вождя на трибуне, заглушили невнятно произнесенную им магическую преамбулу: «Если враг навяжет нам войну».
Недавно вернувшийся с Халхин-Гола полковник Родимцев заверил сидящих в президиуме «вождей»: «Мы клянемся выполнить приказ товарища Ворошилова разгромить любого агрессора на его собственной территории!» В обстановке небывалою военного психоза был вдвое увеличен военный бюджет, продолжала развиваться еще невиданная в мире военная промышленность.
Почти открыто разворачивается огромная армия вторжения в Европу. Но кто же этот враг, которого надо громить на его собственной территории? Он никогда не называется прямо. Кругом враги. Кого укажут конкретно, того и будем громить на его собственной территории малой кровью…
Рев труб и барабанов доносится и из Берлина. Парады, танковые ралли, смотры люфтваффе, зажигательные речи фюрера на церемонии спуска новейших немецких линкоров «Бисмарк» и «Тирпиц». Осуществляется обещанный адмиралам план «Зет». Но прежде всего надо разобраться с Польшей.
Истерика, поднятая гитлеровской пропагандой вокруг «Данцигского коридора», не оставляет сомнений в дальнейших намерениях Гитлера. Гром военных маршей, до носящийся из Москвы и Берлина, не очень пугает лондонских политиков. Осведомительные сводки о состоянии вермахта и РККА исправно ложатся на письменные столы отделанных в викторианском стиле кабинетов Уайтхолла. Вермахт при вторжении в Чехословакию, не встретив никакого сопротивления, показал себя далеко не лучшим образом. Танки застревали даже на дорогах. Солдаты обучены плохо. Постоянные пробки на дорогах и общая неразбериха говорят о том, что и работа штабов всех уровней весьма далека от совершенства…
С другой стороны – РККА. Резня, устроенная Сталиным, практически свела самую большую армию в мире к огромному стаду баранов, трусливо ожидающих, на кого следующего обрушится топор мясника. Какая-либо инициатива отсутствует. В армии процветают пьянство и воровство, потоком сыпятся доносы, никто друг другу не доверяет.
Работа штабов почти полностью парализована. Выдвинутая Сталиным доктрина ведения наступательной войны» «на чужой территории» еще не нашла никакого отражения в оперативных документах. Планов на оборону также не существует. Огромная армия развернута вдоль границы, как стадо у загородки загона.
Воинственные заявления двух лидеров мирового тоталитаризма в большой степени можно считать блефом, но их полная безответственность может привести к самому неожиданному развитию событий. В то же время намечаются и осторожно делаются первые шаги навстречу друг другу, что можно только приветствовать, ибо когда эта встреча произойдет – война между двумя континентальными суперхищниками неизбежна.
Пока вся инициатива сближения исходит от Москвы. Так, через два дня после смещения Литвинова в Министерство иностранных Дел в Берлине явился поверенный в делах СССР Георгий Астахов и в разговоре с советником Шнурре намекал на возможность возобновления торговых переговоров.
20 мая немецкий посол в Москве граф Шуленбург в течение двух часов беседовал с новым наркомом иностранных дел Молотовым, который дал понять немцу, что существуют предпосылки для радикального улучшения советско-германских экономических и политических отношений. На вопрос Шуленбурга, как это можно осуществить практически, Молотов, прощаясь, ответил: «Мы оба об этом должны подумать…»
21 мая английский и французский генеральные штабы проводят секретное совещание, на котором подтверждаются ранее принятые решения по тактике ведения войны с Германией и ее быстрого удушения в случае агрессии против Польши. Вопрос уже не стоит: воевать или нет в случае нападения на Польшу. Ответ однозначен – воевать. Заодно охлаждается воинственный раж Москвы. Несколько английских журналов сообщают о концентрации английской бомбардировочной авиации на ближневосточных аэродромах. В радиусе их действия находится единственный советский источник нефти – Баку. Второго Баку у Советского Союза нет, и можно легко представить, что будет с немодернизировавшимися с 1912 года приисками, если на них обрушатся английские бомбы.
Сталин чуть не перекусывает черенок трубки. Англия! Проклятая Англия! Империалистическое гнездо! Но намек понят – надо быть осторожнее – если же удастся его план, то англичанам все равно конец.
22 мая в обстановке оперной помпезности Гитлер и Муссолини подписывают договор о военном союзе – «Стальной пакт». После подписания пакта Гитлер признается своему другу и союзнику, что намерен до наступления осени напасть на Польшу. У Дуче, по его собственным словам, «похолодели руки». Краснея и заикаясь, он признается фюреру, что Италия совершенно не готова к войне. Но Гитлер и не строит никаких иллюзий о боеспособности своего союзника. Главное, чтобы хитрые англичане не переманили Италию на свою сторону, как это произошло в первую мировую войну.
