Нас удивило, с какой поспешностью члены комиссии и другие представители власти вступили в колхоз. Оказалось, что за день до собрания наш «тысячник», товарищ Цейтлин, провёл секретное совещание со всеми новыми представителями власти. Проводя инструктаж по вопросам коллективизации, он приказал им продемонстрировать свою готовность вступить в колхоз на собрании Сотни. Поскольку подавляющее большинство нового руководства составляли крестьяне, то они резко воспротивились приказу «тысячника». Товарищ Цейтлин нашёл выход из создавшегося положения. Он предложил им только притвориться, что они вступают в колхоз. Те, кто ещё не готов к такому шагу, будут занесены в особый список, который впоследствии уничтожат. Таким образом, жители села последуют их примеру. Мы не знали, с готовностью или нет, они приняли этот план. Позже товарищ Цейтлин отрицал, что он внёс предложение о фиктивной регистрации. На следующий день новоиспечённые колхозники привели на колхозную ферму своих лошадей, коров и домашнюю птицу. За одну ночь товарищ Цейтлин провёл коллективизацию почти двадцати процентов жителей села, а некоторых из них ещё обратил в яростных проводников партийной политики на селе. Потеряв личное хозяйство, он могли рассчитывать только на то, что у них осталось — их новые должности, поэтому они старались демонстрировать свою обретённую власть везде, где это было возможным.
Одним февральским утром 1930 года мы услышали орудийные залпы. Вскоре воздух сотрясался от разрядов канонады. Звук происходил со стороны полей.
К полудню наше село было наводнено войсками регулярной армии. Первыми на полном скаку промчался кавалерийский отряд. Затем на сельской площади духовой оркестр грянул марш, и войска вступили в село.
По мере продвижения частей одной за другой собаки подняли лай, а наше беспокойство усиливалось. Вскоре мы осознали, что вынуждены принимать непрошенных гостей. Вооружённые солдаты, не спрашивая нашего разрешения, занимали наши дома.
Солдаты были снабжены пропагандистскими материалами и инструкциями партии и правительства по проведению всеобщей коллективизации. Как только они разместились по квартирам, началась активная пропаганда. Но нового ничего сказано не было, поскольку инструкции были теми же самыми, что и у пропагандистов. Солдат отличала более твёрдая настойчивость.
На следующий день, как бы в поддержку пропаганды, армия продолжила свою активность. Но на этот раз была выбрана другая стратегия. Пушки установили на полях в пределах досягаемости нашего селения. Крестьяне и их семьи ещё спали, когда начали громыхать орудия. Снаряды со свистом перелетали через село и взрывались на другом берегу реки.
В самом селе поднялась стрельба, и послышались крики. Конница опять на полном скаку промчалась через село. Заключённые в своих домах, нам ничего не оставалось делать, как молча наблюдать за происходившим.
Вечером орудия опять сменили на пропагандистскую брошюру, а население заставили читать и слушать. И так продолжалось каждый день: стрельба над нашими головами днём, пропагандистское чтение ночью.
Военный спектакль продолжался почти неделю. Затем, под звуки бравого марша и разрыва снарядов, армия снялась с места и отправилась в направлении соседней деревни.
Не успел отгреметь последний взрыв, а мы уже стали снова мишенью для обстрела другого рода, на этот раз, так называемых, Агитационных отрядов. Несколько сот человек из ближайших городов, словно солдаты, маршировали организованными колонами. Отряды состояли из вроде как обычных рабочих, студентов, конторских служащих и других, кого оторвали от работы, проинструктировали по поводу предстоящей задачи и приказали вступить в Агитационный отряд.
Точно так же, как и привлечение армии имело целью продемонстрировать силу правительства, так и эти отряды несли политическую задачу. Предполагалось подчеркнуть неразрывную связь между городом и деревней. Советы пытались закрыть глаза на существовавшее различие между городом и деревней. Однако главной целью было убедить крестьянство, что политика коллективизации и конфискации хлеба, поддерживалась городским населением. Таким образом, крестьян убеждали, что их сопротивление коллективизации, будет подавлена объединёнными силами всей страны.
Агитаторы, как и солдаты, были расселены по домам крестьян, не спрашивая на то согласие хозяев.
Некоторые стороны работы Агитационного отряда походили на балаган или цирк. Отряд приступил к своей деятельности с момента появления на селе — в субботу после полудня. Эта активность характеризовалась ужасным непрекращающимся шумом.
Вечером пропагандистские фильмы прокрутили в здании школы и на улице под открытым небом. В импровизированном театре несколько вертящихся танцоров на сцене создавали атмосферу всеобщего веселья.
Несмотря на все эти мероприятия, жители села не торопились встретиться с членами отряда. Большинство крестьян не выходило на улицу. Только дети, молодые ребята и девушки, члены комсомола и комнезёма пришли полюбопытствовать на площадь, но не это входило в планы районной партийной верхушки и представителей власти. Их интересовали взрослые крестьяне, те, кого им приказали согнать в колхозы.
Посланцы партии и правительства могли чувствовать разочарование, но они не опускали рук. Они были обязаны идти до конца к выполнению цели, не считаясь с поведением крестьян. И поэтому, спустя несколько часов после оккупации сельской площади, агитаторы начали стучаться в наши дома. Некоторые даже не затрудняли себя условностями — они просто входили без стука. Вооружённые всеми видами бумажной пропаганды, они вламывались в наши хаты и говорили, что единоличник — это враг, и дорога в рай проходит через колхозы. Жители слушали этот новый Агитационный отряд, но заготовленные цитаты, речи и объяснения не убеждали. Ничто не могло сдвинуть крестьян с места.
Агитаторы приказали всему населению собраться на следующий день, в воскресенье, на сельской площади. От каждой семьи должен прийти хотя бы один представитель. Поскольку выбора у нас не было, многие жители села послушно подтянулись к площади. Я тоже пришёл сюда, но скорее из любопытства.
Когда я подошёл, уже собралось много народа. Жители села — мужчины, женщины и дети — не могли скрыть своего беспокойства. Они были издёрганными, уставшими и хмурыми. Быстро тараторящие городские жители, агитаторы, старались втереться в толпу селян. С улыбками и показной простотой, они подошли к нам и даже пытались шутить. Однако отсутствие реакции с нашей стороны и наша пассивность только усилила их враждебность.
Атмосфера на площади накалилась. Вдруг послышался какой-то машинный рокот. Этот рокот почти сразу перешёл в плавное позвякивание, и вскоре мы увидели сам источник этого звука.
«Трактор! — крикнул кто-то. — Смотрите! Это же трактор!». Все повернули головы, и впервые в жизни увидели настоящий трактор. Он медленно выезжал из-за угла прямо на нас. В нашем селе никогда не было трактора, но мы узнали его по виденным ранее картинкам. Зрелище было впечатляющим, и представители власти сознавали это.
Машина двигалась вперёд. На капоте развивался большой красный флаг. Водитель, вцепившись за руль двумя руками, смотрел прямо вперёд. В глазах мальчишек и девчонок он выглядел настоящим героем.
Достигнув заранее намеченного места, трактор остановился, и сразу стало тихо. Жители села и прибывшие представители власти окружили трактор, а районный партийный комиссар взобрался на него. Когда он начал говорить, в толпе крестьян наступила тишина.
Речь комиссара оказалась очередным повторением. Он заявил, что правительства капиталистических стран не проявляют заботы о беднейшем крестьянстве. Крестьяне капиталистических государств во всём мире безжалостно эксплуатируются. Только Советский Союз заботится о своих крестьянах, поэтому крестьянство живёт счастливой жизнью, крепко стоит на пути ведения хозяйства социалистическими методами (он сказал об этом, как о совершённом факте) и обеспечено самой лучшей сельскохозяйственной техникой.
«Посмотрите сюда, — произнёс он, указывая двумя руками на трактор. — Где ещё, кроме Советского Союза, бедные крестьяне, как вы, владеют собственными тракторами? Нигде! Только у вас есть такое преимущество!».
Я стоял недалеко от трактора и, скучая, стал его внимательно разглядывать. На выхлопной трубе трактора я заметил клеймо «International», выполненное латинскими буквами.
«Только вы, в нашей любимой стране, владеете тракторами, этими мощными машинами, которые будут работать для вас.… Но враги народа вынашивают заговор против наших любимых партии и правительства!», — прокричал комиссар. Он поднял обе руки к верху. И, словно по подсказке, зазвонили церковные колокола. Колокольный звон раздавался всё громче и громче. Толпа замерла в молчании. Все устремили свои взоры на церковь.
