Ознакомительная версия.
В-третьих, служилое сословие, конечно, наращивало масштаб эксплуатации крестьян, сидевших на их земле, и, наверное, очень хотело бы получить полное право владения крепостными, как античными рабами. Но осмелюсь утверждать, что никакой «исторической неизбежности» в таком повороте дел вовсе не было. Была возможность, но и только.
Весь вопрос и состоял в том, каким образом распорядится страна сама собой на крутом повороте истории. Только от этого зависело, что станется с владельческими крестьянами — получат ли они свободу и на каких условиях или останутся «в крепости»? И тоже еще вопрос, в какой именно крепости — в крепости земле или владельцу?
ПОСАДСКИЕ ЛЮДИ
В Московии XVII века жизнь горожан очень мало отличается от жизни крестьянства. Горожан обычно называют «посадскими людьми» — от слова «посад». Посадами в Средневековье называли неукрепленную часть города; посад было то же самое, что и «подол», лежащий ниже укрепленной «горы», места обитания знати. Посадами называли и города, с самого начала не имевшие укрепленной части.
Посадские люди — это и купцы, и ремесленники, и мелкие торговцы. Слова «мещанин» в Московии нет и никогда не было, оно появится в конце XVIII века, принесенное из Западной Руси.
Только не надо думать, что всякий город на Руси — это место обитания посадских! Во многих городах, особенно на юге страны, близ Дикого Поля, есть города, где вообще посадских нет; по переписи 1668 года, таковы Орел, Кромы, Ряжск, Шацк, Севск, Мценск, Оскол, Тамбов, Изборск и многие другие. Живут в них только государевы служилые люди.
Конечно, важнейшим торговым центром была Москва, а кроме нее — Новгород, Астрахань, Псков, Ярославль, Вологда, Кострома, Нижний Новгород, Торжок и другие. Но легко заметить: все эти города, кроме богатевшей на торговле с Востоком Астрахани, — все это города центра и севера Московии.
И на посадах занимаются сельским хозяйством. Огороды, конечно же, имеют все, даже в Москве. Но в маленьких городках не только разводят огороды, но пашут землю и сеют хлеб многие ремесленники, потому что труды их рук плохо кормят. Не потому, что эти люди малоискусны и недостаточно трудолюбивы, а потому, что страна еще мало живет разделением труда и обменом. Слишком многое делается там же, где потребляется; люди мало продают и покупают, и у них обычно мало денег. Характерен их обычай завязывать деньги в пояс, класть в шапку или даже совать за щеку. С большими суммами так поступать нельзя, но кошелек-калита есть только у богатых купцов. У остальных людей так мало денег, что им и кошелек еще не нужен; им вполне хватает поясов, шапок и собственных ртов.
Сами деньги большие, с неровными краями, выкованные на наковальне кузнецом. Поэтому монеты того времени совсем не такие стандартные, как их современные сестры, и не такие «красивые». В них важнее то, что они одинакового веса: монета ценится не тем, что на ней написано, а весом. И у правительства всегда есть соблазн — написать на монете большее достоинство, чем в ней содержится металла. Скажем, выпустить копейку, в которой не 7 граммов серебра, а только 5. Вроде бы копейка и копейка, а на самом деле правительство наживает на этой не слишком честной операции приличные денежки. Называется это «порча монеты», и время от времени такие вещи происходят.
Жители посадов, даже маленьких, живут свободнее и интереснее крестьян. Они зарабатывают на жизнь более разнообразными способами, у них гораздо больше впечатлений, и они несравненно меньше зависят от погоды. Наконец, у них водятся деньги, а в деревнях денег почти нет, да они и не особенно нужны.
Положение в обществе и образ жизни купцов просто невозможно сравнить с образом жизни даже богатых крестьян.
Но посадские люди — вовсе не горожане, которые отличаются от остального населения страны своими правами и обязанностями; не индивидуалисты и не самостоятельные люди, которые могут делать все, что хотят. У них нет общин, к которым человек принадлежит просто по факту рождения. Но все они входят в объединения-корпорации — в слободы. Если город большой, слобод много и слобода большая, она может разделиться на сотни и полусотни. Каждый купец и каждый ремесленник входит в «свою» слободу и сотню. Он всегда знает, кто еще входит в корпорацию и кто у них в корпорации главный.
Города в Московии — вовсе не те места, где живут горожане-граждане. Посадские люди — такие же забитые и бесправные, как в деревнях. С одной стороны, они ищут защиты у своего государства, если их «обижают» — например, если «уездные людишки», «государевы хрестьяне» начинают их теснить: строить дома «на посадах», держать там лавки и заниматься ремеслом. Сами по себе такие попытки очень интересны — получается, что есть в Московии крестьяне и достаточно активные, и достаточно «капиталистые», чтобы легко выйти в «посадский люд».
Но посадские, конечно же, хотят прекратить конкуренцию! И не только с богатыми крестьянами, но и с жителями «белых» слобод. Дело в том, что и монастыри, и отдельные феодалы до 1649 года, до Соборного уложения, могли владеть такими слободами. Жители «белых», частновладельческих слобод занимаются теми же ремеслами и торговлей, что и жители «черных» слобод, тянущих тягло государево. Но ведь жители «белых» слобод не платили податей государству! И оказывались в очень выигрышном положении, могли легко конкурировать с «черными» посадами.
Государство охотно подыграло верным слугам, доносившим на менее верных, и по Соборному уложению 1649 года все «белые» слободы «велено было взять за Государя». Речь шла о прямом перекладывании денег из кармана тех, кто строил эти слободы, вкладывал в них деньги, в карман государства: «потому, не строй слобод на государевой земле».
А для жителей «белых» слобод речь шла об исчезновении последнего островка свободы. Потому что государство включило их в число тяглых людей и другой своей державной рукой постановило: посадские должны были «тянуть тягло». Теперь они не имели права самовольно выходить из посадов, не могли продавать своих домов и лавок нетяглым людям.
К тому же в Московии посадских очень мало в сравнении с крестьянами, даже таких тяглых посадских людей.
В Москве есть богатые купцы, ворочающие десятками тысяч рублей — сказочные деньги для времен, когда за рубль покупали корову, за два или три рубля — избу. Но сколько таких купчин? По мнению Василия Котошихина, «близко 30 человек». Остальные, менее богатые, объединены в «суконной сотне» и в «гостиной сотне», а всего их порядка 200–250 человек. Эта цифра, конечно, показывает число глав больших семей, своего рода «большаков» купеческого звания. За каждым таким «большаком» стоят десятки членов его семьи. Вся мужская часть этой семьи помогает главе, как-то участвует в деле. Но и это дает цифру в несколько тысяч человек на всю огромную страну.
«Меньшие» же посадские люди на Москве и в провинциальных городах, все эти мелкие купчики и ремесленники с достатком и без достатка в своих «сотнях» и «слободах» не достигают и числа 300 тысяч. Это — на всю страну с ее 12–14 миллионами населения/Посадские — это исключения среди «правила» — среди крестьян.
Московское государство использует посадских людей не только как уплатчиков государевых податей. Это государство имеет обширнейшее хозяйство со множеством натуральных и денежных податей, сборов, системой казенной торговли. Государство нуждалось во множестве сборщиков, таможенных голов и целовальников. Казалось бы, ну кто мешал завести целую армию специальных чиновников?! Не мешал-то совершенно никто, но ведь чиновникам надо платить…
А тяглые посадские общества были обязаны поставлять правительству кадры бесплатных, и притом достаточно квалифицированных, умеющих писать и считать работников: таможенных голов, целовальников, сторожей, извозчиков. Целовальник — это тот, кто давал клятву на своем нательном кресте — целовал крест. Такую клятву россиянин практически никогда не нарушал, боясь погубить свою душу.
Вся эта армия добровольных временных чиновников, помощников государства, занималась сбором пошлин таможенных и проездных на мостах и перевозах, разных натуральных платежей, заведовала казенными промыслами — винными, хлебными, соляными, рыбными и так далее, торговала казенным товаром, а до того собирала его, сортировала, везла и распределяла…
Со стороны правительства это был способ получить даровые услуги со стороны посадских, но для самого населения это оборачивалось своего рода кооперацией с правительством, такой же, какая была свойственна для уездного населения.
Впрочем, материальных выгод посадским от этого не было никаких, а, наоборот, было сплошное разорение — ведь пока «правилась служба государева», их собственные нехитрые, но требующие постоянного внимания дела и хозяйства только приходили в упадок.
Ознакомительная версия.
