Огонь открыла «Правда». В статье «Об одной антипатриотической группе театральных критиков» газета жаловалась: «В театральной критике сложилась антипатриотическая группа последышей буржуазного эстетства, которая проникает в нашу печать и наиболее развязно орудует на страницах журнала „Театр“ и газеты „Советское искусство“. Эти критики утратили свою ответственность перед народом; являются носителями глубоко отвратительного для советского человека, враждебного ему безродного космополитизма!.. Им чуждо чувство национальной советской гордости».
Жалоба была, естественно, услышана. По творческим союзам тотчас же прокатилась серия сопроводительных «концертов». Исполнение велось по испытанной и хорошо отработанной схеме. Вначале звучало соло высокого творчески-должностного лица, потом контрапунктом шли выступления штатных клеймителей, потом робко и униженно звучали свирели кающихся космополитов. Иные просто каялись, другие, памятуя «поэтику» политических процессов 30-х годов, оговаривали себя, признаваясь в желании нанести вред советскому искусству, культуре или науке.
Борьба с космополитизмом чаще всего ассоциируется в нашей памяти с всплесками антисемитизма. Действительно, среди подвергнутых гонениям было немало критиков, писателей, ученых, философов, деятелей культуры еврейской национальности. Одним из наиболее одиозных случаев было шельмование известного советского экономиста Евгения Варги. Обвинение академика в антипатриотизме было тем более отвратительно, что многим сотрудникам института, который он возглавил, было известно, что единственный сын ученого погиб во время Великой Отечественной войны. Но такова была атмосфера тех лет, что никто из коллег не встал, никто не выразил протеста. Каждый из участников хулилища знал, что подай он голос, и тотчас же сам попадет в поминальный список антипатриотов. Е. Варга был обвинен в отступлении от марксизма-ленинизма, освобожден от должности директора института, а сам институт был реорганизован.
Была сделана попытка подобраться с сачком космополитизма и к физикам. Начали с обходных маневров, со статей в журнале «Вопросы философии», где ученых клеймили за преклонение перед западной наукой. Однако на собрании в институте, возглавляемом академиком А. Ф. Иоффе, обскуранты получили неожиданный отпор. Академик прямо заявил сидящим в президиуме идеологическим погромщикам: либо физикам будет дано право работать в своих лабораториях, либо лаборатории превратятся в место для митингов. Растерянные аппаратчики, не ожидавшие отпора, поспешили перенести заседание. Больше оно не возобновлялось. Разумеется, большую роль в том, что физикам была выдана «партийная индульгенция», сыграло то, что работы А. Ф. Иоффе были в значительной мере «завязаны» на оборону.
Между тем и травля академика Е. Варги, и «патриотический» шабаш, устроенный в Академии наук в Ленинграде (из состава Академии были исключены почетные члены из иностранцев — англичанин Дейл, норвежец Брок, американец Мюллер), и идеологические наскоки на А. Ф. Иоффе и П. Л. Капицу, если в этих случаях разобраться без национальных эмоций, показывают, что за кулисами спектакля по борьбе с «безродными космополитами» скрывалось нечто более зловещее, нежели очередной черносотенный рецидив.
Был ли Сталин расистом?
Существует расхожее мнение о том, что генералиссимус был отъявленным антисемитом. Характеристика эта вместе с тем нуждается в нюансировке. В семье Сталина антисемитизм специально не культивировался. В противном случае им были бы заражены и дети. Этого, однако, не случилось. Вспомним, что первой любовью дочери Сталина Светланы был еврей Алексей Каплер, известный советский киносценарист, что первым мужем Светланы был Григорий Морозов, тоже еврей. Вспомним, что и сын генералиссимуса Яков Джугашвили во втором браке был женат на еврейке Юлии Исааковне Мельцер. Будь Сталин проще, носи его национальные антипатии более «животный», примитивный характер, он, думается, нашел бы достаточно веское слово или метод, чтобы воспрепятствовать этим бракам.
Нелишне вспомнить и историю, когда Советский Союз вместе с США при известном сопротивлении Великобритании активно содействовал созданию Израиля. СССР был одной из первых великих держав, признавших новое государство.
Когда начинаешь анализировать бесконечную череду злодеяний Сталина с точки зрения демографической и национальной, приходишь к мысли о том, что Сталин антисемитом был не больше, чем он был, например, антитатарином, антикалмыком, антигрузином, антиприбалтом или антиславянином. В сущности, весь советский народ независимо от национальной принадлежности и вероисповедания был для Сталина лишь оглушенной и ослепленной массой, которую он «прогревал» в нужные ему моменты до критической температуры. Показательны в этой связи слова генерала де Голля, которые он записал в своих мемуарах уже после смерти тирана: «…Революция, партия, государство, война — все это было для него лишь средством власти. И он достиг ее, используя в полную меру собственное толкование марксизма и тоталитарный нажим…»
Преувеличивать личный антисемитизм Сталина значило бы вольно или невольно способствовать распространению воззрения о том, что в трагедиях всех без исключения народов СССР виновата «паранойя» вождя, с манией преследования, с чрезмерной гордыней, с антисемитизмом и так далее. Это значило бы за одним грехом не видеть того главного, что вызывало повторяющиеся на протяжении всех лет сталинизма идеологические судороги, из которых борьба с космополитами была лишь одной из серии. Это значило бы в конечном счете упрощать Сталина и соответственно обрекать преодоление сталинизма на облегченный путь осуждения частностей. За всеми всплесками «патриотизма» и антисемитизма, за всеми приступами ксенофобии (после войны в СССР были запрещены браки с иностранцами) у Сталина всегда и во всем стояла капитальная политическая идея. Идеей этой была власть. Власть, полученная не от народа, власть узурпированная, следовательно, защищенная не демократией, а насилием, требовала от вождя и его окружения постоянной бдительности, постоянного поиска врагов. В этом суть всех без исключения трагедий послеленинского периода.
Обыватель видел и видит в шельмовании академика Варги, театральных критиков один из эпизодов «еврейского погрома». Но историк обновляющейся России (а перестройка всех нас сделала историками) не может не усмотреть в кампании борьбы с космополитизмом более широкого явления — погрома идеологического. Е. Варгу громили не за метрики, а за то, что он, ортодоксальный марксист, свято веривший в догму абсолютного и относительного обнищания рабочего класса при капитализме, наблюдая экономическую эволюцию в мире, после второй мировой войны пришел к выводу, что система капитализма способна приспосабливаться к изменяющимся условиям и противостоять кризисам. Сталин мог закрыть глаза на «межнациональные браки» своих детей. Политик Сталин не мог простить экономисту Варге того, что не прощая ни русским, ни грузинским, ни еврейским ученым: посягательства на мифы, которые лежали в основе его власти.
Академика Леона Абгаровича Орбели невозможно было уличить в том, что он еврей, однако в 1950 году его, ближайшего сподвижника И. П. Павлова, в разгар кампании борьбы с космополитизмом обвинили в том, что он протаскивает в девственно чистую советскую науку вредные бациллы «менделизма-морганизма». В период 1948–1950 годов отступниками и антипатриотами были объявлены почти все крупнейшие ученые — биологи и физиологи невзирая на лица и фамилии: академики А. Жебрак, П. Жуковский, И. Шмальгаузен, Л, Орбели, А. Сперанский… Враждебной патриотическому павловскому учению об условных рефлексах была объявлена школа грузинского физиолога академика И. Бериташвили.
Рассыпанные в позднейших мемуарах свидетельства об антисемитском червячке, точившем Сталина, и даже ссылки на документы (как, например, у К. Симонова), не так уж много проясняют. Сталин и его эпоха оставили после себя так много преступных документов и злодейств, что в общем потоке крови советских людей едва ли можно (да и едва ли этично считаться трагической этой кровью) разглядеть кровавые ручьи тех или иных народов. Сталину нужно предъявлять общий счет за преступление против человечности, а не разрозненные национальные фактуры.
Жупел космополитизма в его руках был таким же политическим оружием, как в более ранние времена троцкизм, левый и правый уклон или «рабочая оппозиция». В своем личном окружении Сталин мог быть весьма терпимым к евреям, выделяя и приближая людей в зависимости не от национальности, а от той утилитарной пользы, которую он мог из них извлечь. В течение долгого времени ближайшим соратником Сталина и членом Политбюро был Лазарь Каганович; виднейшим идеологом периода сталинизма, внесшим заметный вклад в сталинскую школу фальсификации истории, был академик Исаак Израилевич Минц (Госпремии СССР за 1943 и 1946 годы). Многие годы сталинской внешней политикой ведал блестящий советский дипломат Макс Валлах, более известный, истории под именем Максима Максимовича Литвинова. Среди любимых кинорежиссеров генералиссимуса (а Сталин очень любил и ценил кинематограф) было много евреев. На первый взгляд убедительно звучит утверждение, что политический террор Сталина был направлен прежде всего против евреев: Троцкого, Зиновьева, Каменева (левая оппозиция). Но, с другой стороны, так называемая «правая оппозиция», с которой Сталин расправился с не меньшей свирепостью, сплошь состояла из русских: Бухарин, Рыков, Томский.
