— Трудно представить себе, чтобы место бестселлеров и детективных романов сегодня заняли творения святителя Тихона Задонского или старца Паисия Величковского, чтобы вернулись к переведенному им на русский «Добротолюбию» и по «Домострою» зажили. Не то время, Олег Анатольевич... Где они, русские по духу? Вымирают в глухих деревнях. Вы же сами признаете, что «мы нация поврежденная, черпающая силу не из прямых источников света».
— И все же мы живы после стольких страданий и потерь и готовы к возрождению. Этот свет сохраняется в глубине национального чувства. Пока оно живо, нация продолжает жить.
— Олег Анатольевич, посвящая свои работы национальному вопросу, вы даете повод демократам обвинять вас в разжигании национальной розни...
— Но почему в таком случае ни у кого из демократов не вызывает такого чувства возведение рядом с православным храмом на Поклонной горе синагоги и мечети? Или объявленное Горбачевым строительство храма всех религий в Москве?
Правда истории — возвращение к национальным истокам — никогда еще не сеяла ненависть между народами.
И я убежден, что в начале ХХ века на первое место в мире по темпам роста промышленной продукции и производительности труда России помог выйти интерес значительных слоев населения к национальным основам бытия. Именно тогда велось широкое строительство (и не только церквей) в русском стиле. Во всей своей красе раскрывается русская икона. Выходят книги, открывавшие глубину, самобытность и величие национального художественного гения, расцветает оптинское старчество. Разве не способствовала всему этому национальная политика последних русских царей Александра III и Николая II, горячих приверженцев Святой Руси?
— Но почему не удалось сохранить национальные основы? Сегодня, согласитесь, ближе многим не народные песни, а современные хиты.
— Важно понять, что угасание национального сознания началось не в народе, а в дворянской среде. Если русский дворянин еще в конце XVII — начале XVIII века по формам культуры, мировоззрению и воспитанию (преимущественно церковному) ничем не отличался от крестьянина и городского ремесленника, только богатством и количеством слуг, то дворянин XIX века уже стремится отгородиться от простого народа, сочиняет родословные на западный манер, приписывая несуществующих английских, немецких предков. Он ориентируется на европейскую культуру, черпает оттуда образование и становится для своих простых соотечественников иностранцем. Да, в начале нашего века дворяне продолжают оставаться на службе у государя, но живут с оглядкой на Европу. Они культурно больше связаны с ней, чем с родиной, охотно проводя многие месяцы за границей.
Русское дворянство и вообще образованное общество воспитывались преимущественно на западных авторах. Гончарова, Некрасова, Тургенева читали меньше, чем Майн Рида, Фенимора Купера, Вальтера Скотта. Еще меньше — Писемского и Лермонтова и совсем мало — Пушкина. Позднее признаком хорошего тона считалось читать запрещенные книги — Герцена, Чернышевского, Берви-Флеровского. Современники вспоминают, что нередко воспитатели собирали учеников в кружок и прочитывали им «Что делать?» Чернышевского с иностранными толкованиями. В высшей школе читали Маркса, Спенсера, Лассаля и разных социалистических авторов, которых называли венцом прогресса. Студенты были сплошь материалистами по верованиям и величайшими идеалистами по характеру. Они организовывали тайные гимназические и студенческие библиотеки, вели подпольную работу против «реакционного» правительства, и она, а не вера в Бога, становилась для них смыслом жизни.
Этот образованный слой ориентировался на западный уровень потребления. Интеллигенция и дворянство никак не хотели понять, что на Западе живут лучше за счет эксплуатации значительной части остального мира. Как бы ни работали русские люди, они не могли достичь уровня дохода, который на Западе получали, перекачивая в свою пользу неоплаченные ресурсы других стран.
— И как же русские крестьяне смотрели на своих господ?
— Как на чужаков и зачастую весьма недружелюбно. «Знайте, что мужик — наш враг. Запомните это!» — говорила дворянской молодежи княгиня П. Трубецкая (урожденная Оболенская). И таких Трубецких-Оболенских было в России немало.
В глазах народа абсолютен был только авторитет царя и царской власти. Без имени царя правящий режим становился чужим для большинства русских людей. Очень хорошо сумели использовать это настроение большевики. Без активной поддержки всех антирусских сил большевистский режим пал бы через несколько дней. Именно при большевиках уничтожается все национально мыслящее, а само национальное сознание относится к разряду самых опасных государственных преступлений. С большевиками сотрудничали интеллигенция, военспецы, чиновники, которые предали национальные интересы своей Родины. И, как ни странно, основная часть образованного общества с приходом большевиков к власти стала сознательным и активным проводником их кровавой политики.
— Теперь мы знаем, что Николая II предали все...
— А перед этим взяло верх чужебесие, которое помутило умы русской интеллигенции, отпавшей от своего народа, и некоторой части дворянства. Сползанию в пропасть способствовала Первая мировая война.
— Свет заслонил мрак, нарушились законы бытия, восторжествовал хаос...
— Его сменил террор, страшный по своему размаху. За 1918—1955 годы не своей смертью от массовых репрессий, голода, эпидемий, войн умерло 87 миллионов человек (в том числе 70 миллионов русских, включая белорусов и малороссов). Более
половины из них погибло в результате репрессий в местах заключения и ссылках. Практически полностью были уничтожены священнослужители и национальная русская интеллигенция. Но и это еще не полная сумма человеческих потерь. Если к числу людей, умерших не своей смертью, покинувших Родину после 1917 года, прибавить детей, которые у них могли бы родиться, то общий ущерб составит 156 миллионов человек (это численность населения Англии, Франции, ФРГ, вместе взятых). Таким образом, при иных обстоятельствах в нашей стране могло бы жить не 280 миллионов, как в середине семидесятых, а не менее 400— 430 миллионов человек. Погибла генетически лучшая часть населения — главные творцы материальной и духовной культуры страны, носители лучших трудовых традиций и идеалов.
Сколько уничтожено культурных ценностей! По самым заниженным подсчетам, погибло или превратилось в руины 25— 30 тысяч церквей и соборов, около 500 монастырей, не менее 50 тысяч ценных городских зданий (палат, особняков), около двух тысяч усадеб. Уничтожены сотни тысяч предметов прикладного искусства, десятки тысяч художественных живописных произведений, фресок, росписей, не менее 20 миллионов икон. А сколько вывезено из страны национальных сокровищ!..
Если восстановить все, что было убито, погублено, изгнано, сожжено, сломано, разрушено, разграблено, то рядом с Россией можно было бы создать страну с народом, по численности равным населению Западной Европы. Страну, духовно-нравственный и культурный потенциал которой был бы неизмеримо выше того, что мы у себя сегодня имеем. Такова трагедия России, а вместе с ней и всей русской цивилизации.
Тогда, на пороге революции семнадцатого, России требовались реформы. И если быть до конца честными, требуются они и сейчас. Но реформы не космополитические, не западнические, не оторванные от русской жизни, а основанные на традициях и обычаях нашего народа, его менталитете, духовных ценностях. Чем раньше это осознают в верхах, тем быстрее начнется возрождение России.
Беседу вел Юрий Сазонов
Особый архив свидетельствует*
[* Беседа с корреспондентом газеты «Подмосковные известия» Юрием Сазоновым.]
Мы никогда, наверное, не узнаем всей правды истории. Так устроен мир. Но приходит время — и раскрываются даже самые сокровенные тайны, не укладывающиеся в рамки привычных представлений. Можно сказать, что известному писателю, историку, экономисту Олегу Платонову в этом смысле повезло больше других, ибо довелось поработать в Особом архиве СССР, открытом в начале девяностых. Сегодня, к сожалению, он вывезен из России. И не вернется уже, по всей видимости, никогда... Мы предлагаем читателям беседу с Олегом Платоновым.
— Я обратился к Особому архиву для того, чтобы собрать материал о причастности масонов к уничтожению монархии в России, и просидел в нем безвылазно несколько лет. Один за другим шли редчайшие документы, которые никто раньше не видел. Выстраивались доказательства того, что история убийства Царской семьи напрямую связана с международными организациями. Их тайны оберегались так надежно, что, не случись Вторая мировая война, мы так и не узнали бы о них ничего до сих пор. Бесценное достояние — десятки, сотни тысяч секретных папок (протоколы заседаний тайных обществ, циркулярные письма, инструкции, финансовые отчеты, переписка с середины XVIII века по 1939 год, которые Гитлер собрал по всей Европе и поместил в секретный центр в одном из замков Нижней Силезии) после нашей Победы оказались в руках Красной Армии. Трофей этот хранили под строгим секретом в Москве, вплоть до 1991 года. О существовании его не знали даже архивисты, кроме непосредственно причастных к нему.
