Читайте эту книгу внимательно, и про Хартмана — в том числе. Все встанет на свои места
Добавлю, что во время войны в Корее Иван Никитович лично сбил еще 17 американцев.
Кожедуба отправили командовать секретной советской летной частью, помогавшей корейцам. Летали наши летчики без документов, погон, с опознавательными знаками ВВС Кореи. Кожедубу, как уже тогда «узнаваемому лицу» в СМИ, было вообще запрещено участвовать в боевых вылетах, не дай бог: собьют — будет скандал на весь мир, официально наши в Корее не воевали. Потому только — заниматься общим руководством, летной подготовкой, инструктажем, обучением. Никто не знал, где он, даже жена. Но как было молодому лихому парню — и самому не летать? Отсиживаться за спинами подчиненных?
И командир всех советских летчиков в Корее Иван Кожедуб тайно, зачастую ночью — летал на боевые задания. За несколько месяцев на его счету 17 сбитых американских самолетов. Отметим, что в ВВС США тогда служили не мальчишки. Это были уже опытные боевые пилоты, прошедшие все горнило Тихоокеанской воздушной войны с Японией. Это были лучшие из лучших.
Кстати, что там с американцами? Давайте еще раз унизим национальную гордость? Наверное, тоже больше, чем у советских истребителей, в разы? Ан нет.
Американец Айра Бинг — 40 самолетов противника.
Лучший англичанин Джеймс Джонсон — 38.
Не чувствуете пока никакой закономерности? Вот и советским людям в пору «перестройки и гласности» некогда было разбираться — тем более тут как раз они стали бывшими советскими и со всех сторон навалились гайдаровские «реформы». И только много позже историки авиации все разобрали и во всем разобрались.
Первое и самое главное. Почему-то все страны, летчики которых, казалось, одержали больше всего побед, оказались проигравшими. И это не совпадение. В их армиях военная авиация выполняла задачи, которые не вели к общему успеху на фронтах. Попросту говоря, использовалась неправильно. Это доказано практикой.
Самолеты, в отличие от танков, не играли в той войне решающей роли. Но если вернуться к пословице про верблюда, то военная авиация — уже не соломинка, а здоровый мешок. С авиабомбами.
Перед нашими истребителями командование всегда ставило две главные задачи — прикрытие войск на земле и ударных авиагрупп в небе. Для немцев главным были расчистка неба перед бомбардировщиками и свободная одиночная охота. Оба направления в тактике Люфтваффе делали из летчиков настоящих хищников: нападать на слабых, отставших, раненых, — и, по возможности, уклоняться от сильного соперника.
Создавались специальные элитные подразделения — такие, как эскадры Мельдерса и Рихтгофена, — летчиков для них подбирали по всей Германии. Они специально готовились к свободной воздушной охоте. Немецкие асы сами решали, стоит ли им нападать — или противник слишком силен. Решив, заходили со стороны солнца, совершали стремительную атаку — и скрывались, не ввязываясь в бой.
В этом не было трусости. Просто таковы были правила. Насчет трусости: немецкие асы, наоборот, могли бросить свои бомбардировщики, — чтобы атаковать противника (чем, кстати, наши постоянно пользовались).
В соответствии с философией Люфтваффе, бомбардировщикам главное было сберечь себя. Военный летчик С. А. Микоян вспоминал: «Когда мы стреляли по немцам, то видели, как с них сыплются бомбы. Они всегда, когда их обстреливали, беспорядочно бросали бомбы и разворачивались, чтобы уходить»[274].
У нас за такое отношение к выполнению боевого задания летчику грозила штрафная эскадрилья. Выше я рассказывал, как летчик отправился в штрафники, вернувшись с полной бомбовой загрузкой.
Советские истребители были привязаны к наземным объектам или воздушным соединениям, которые они охраняли. От наших требовалось выполнить задание — любой ценой.
Из рассказа летчика — истребителя Г. В. Кривошеева:
«С четверкой штурмовиков послали пару. Штурмовики проштурмовали, ребята провели воздушный бой с восьмеркой истребителей противника. Стали выходить на свою территорию. Штурмовики пролетели мимо аэродрома. У наших кончается горючее. Решили: „Хрен с ними — задание выполнили, сопроводили, вывели из боя“. Пошли на посадку, а штурмовики полетели дальше. Только сели, подъезжает на „виллисе“ полковник, командир штурмового полка: „Мудаки, вашу мать, я вам доверил лучших летчиков, а вы, засранцы, молокососы, сержанты, отдали их на растерзание! Старшина, снять с них пистолеты. Веди в капонир, лично расстреляю“.
Их старшина ведет в капонир. А в это время механик увидел, что штурмовики идут уже с северо-востока на аэродром. Он только и смог, что крикнуть: „Командир!“ — и рукой показывает — летят. Полковник хотя бы извинился: „Старшина, отдай им пистолеты“. Сел в „виллис“ и уехал»[275].
Даже летные характеристики советских и немецких истребителей отражали эту кардинальную разницу в тактике, разные задачи. У наших истребителей — хорошая горизонтальная маневренность. Немцы — тяжело вооруженные, неповоротливые, но прочные, что позволяло выходить из пике.
В общем, две разных концепции — разные и результаты. Псих-полковник мог расстрелять юных сержантов-истребителей за брошенные без прикрытия штурмовики. Под трибунал бы, конечно, потом сам пошел, но дело не в этом. Дело в том, что своей тяжелой, ежедневной, неблагодарной работой на войне сталинские соколы действительно вносили весомый вклад в будущую победу. В отличие от немецких асов, которые работали, по большому счету, лично на себя и — на пропаганду.
Как, например, Отто Киттель, прославившийся 267 победами. И погибший зимой 1945-го в Курляндии. Вермахт после этого впал в уныние, солдаты говорили: «Киттель погиб, теперь нам точно конец». Оборотная сторона любой пропаганды.
И вот еще какой момент…
8 раз Хартман покидал свой «мессер» и выпрыгивал с парашютом[276]. «Везунчик Хартман» — так звали его в Люфтваффе. Восемь раз он должен был погибнуть, но каждый раз — спасался, гибли только самолеты. Кожедуба — за всю войну не сбили ни разу, он сохранил оба своих самолета. Правда, один раз над территорией противника Ла-7 Ивана был-таки подбит, двигатель заглох, и Кожедуб выбрал себе на земле цель и начал на неё пикировать. Но двигатель вдруг снова заработал, Кожедуб вывел самолёт из пике — и благополучно вернулся на свой аэродром.
Может, стоит победы двух асов посчитать по честному? Разделив на число потерянных ими самолетов? У Хартмана — на 8. Сколько там выйдет? У Кожедуба… У Кожедуба делить не на что.
«Буби» получает новый орден. Это фото было во всех немецких газетах
Ну, и все-таки не удержусь. Все-таки выскажу сомнения в немецких подсчетах. Тем более что такие данные есть, а мы пришли к выводу, что значение германских асов во многом — пропагандистское.
Тут нужно учесть, что летчик обычно не видит, как самолет противника врезается в землю, не слышит устрашающего взрыва его топливных баков. Он пишет в рапорте: «Противник стал резко терять высоту и скрылся в облаках». Начальство засчитает победу (и выплатит денежную премию). Или не засчитает. Нашим нужно было еще подтверждение постов ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи), на которых служили те, кто не был годен к строевой. У немцев сначала писалось Gefechtsbericht — донесение о бое, затем заполнялся на пишущей машинке Abschussmeldung — бланк отчета об уничтожении самолета противника.
Историк Алексей Исаев подобрал пару ярких примеров, когда у немцев были откровенные приписки. Я ничего добавлять и резюмировать не буду, делайте выводы сами.
Летная книжка. Так велся учет всего, что делал советский летчик в небе. Подпись, печать… Небесная бухгалтерия
«В первую неделю войны, 30 июня 1941 г., над Двинском (Даугавпилсом) состоялось грандиозное воздушное сражение между бомбардировщиками „ДБ-3“, „ДБ-3Ф“, „СБ“ и „Ар-2“ трех авиаполков ВВС Балтийского флота и двумя группами 54-й истребительной эскадры 1-го воздушного флота немцев. Всего в налете на мосты у Даугавпилса приняли участие 99 советских бомбардировщиков. Только немецкими пилотами-истребителями было заявлено 65 сбитых советских самолетов. Эрих фон Манштейн в „Утерянных победах“ пишет: „За один день наши истребители и зенитная артиллерия сбили 64 самолета“. Реальные же потери ВВС Балтийского флота составили 34 самолета сбитыми, и еще 18 были повреждены, но благополучно сели на свой или ближайший советский аэродром. Вырисовывается не менее чем двукратное превышение заявленных летчиками 54-й истребительной эскадры побед над реальными потерями советской стороны».
«13 и 14 мая 1942 г., разгар битвы за Харьков. 13 мая Люфтваффе заявляет о 65 сбитых советских самолетах, 42 из которых записывает на свой счет III группа 52-й истребительной эскадры. Документально подтвержденные потери советских ВВС за 13 мая составляют 20 самолетов. На следующий день пилоты III группы 52-й истребительной эскадры докладывают о сбитых за день 47 советских самолетах. Командир 9-й эскадрильи группы Герман Граф заявил о шести победах, его ведомый Альфред Гриславски записал на свой счет два „МиГ-3“, лейтенант Адольф Дикфельд заявил о девяти (!) победах за этот день. Реальные потери ВВС РККА составили 14 мая втрое меньшее число, 14 самолетов (5 „Як-1“, 4 „ЛаГГ-3“, 3 „Ил-2“, 1 „Су-2“ и 1 „Р-5“) „МиГ-3“ в этом списке просто отсутствуют»[277].
