Кроме того, война в Чечне является пощечиной русской армии. После заверений в адрес президента, что война будет выиграна в течение одного или двух дней, русские военные командиры оказались вовлеченными в ужасный конфликт, жертвами которого стали 40 тыс. человек и который привел к уничтожению целых городов на Северном Кавказе, подорвал доверие народа к президенту Ельцину и армии и поставил под сомнение способность вооруженных сил вести эту или какую-либо другую войну. Эта война привела к еще большему уклонению от воинской службы, высветила все слабые стороны системы управления вооруженными силами, вызвала активное движение против призыва в армию и дала повод для различного рода спекуляций о неподдающейся описанию жестокости и непрофессионализме русских офицеров — как служащих по контракту, так и призванных в обязательном прядке.
Многие из этих проблем появились после поражения советской армии в Афганистане, корни других следует искать в распаде Советского Союза и, как и в армиях всех других стран, проблемах, которые стоят перед российским обществом. Однако все это привело к созданию образа русской армии как неорганизованной, нищей и неэффективной силы, на которую можно не обращать никакого внимания.
В этой связи недавнее интервью министра обороны Павла Грачева поражает еще больше. В серии увольнений, произошедших в органах безопасности после трагедии в Буденновске, Грачев оказался единственным «силовым» министром, которого этого волна не коснулась. Он заявил журналистам, что остался на этом посту, даже несмотря на то, что Ельцин, Черномырдин и Козырев проголосовали на заседании Совета безопасности за его отставку. Кто же его поддерживает? Грачев назвал службы безопасности — традиционных противников русской армии. Пожалуй, не каждый генерал или член кабинета мог бы решиться на такое заявление. В свете последних событий оно означает, что если русская армия и потеряла какую-то власть, то она, несомненно, приобрела власть другую — политическую. Оно также подчеркивает зависимость Ельцина от военной машины, если учитывать ослабление его собственной позиции, и может помочь найти объяснение недавним планам президента попытаться примирить русские разведывательные службы, которые затем могли бы вновь выполнять свою традиционную функцию — поддерживать баланс с армией.
Три дополнительных источника власти для армии — это ядерные арсеналы, которые являются, пожалуй, единственным аргументом, позволяющим России претендовать на звание супердержавы, вооруженные силы как символ национального единства и бывшей славы и относительная природа власти. Если первые два фактора очевидны, то последний часто игнорируется. Даже в нынешнем своем ослабленном положении русская армия все еще намного больше и эффективнее, чем любая другая армия на территории бывшего Советского Союза или в странах Восточной Европы.
Самая крупная армия после русской — в Украине, но и она по численности составляет лишь одну треть от русской армии и страдает теми же недугами, которые характерны для русской армии. С точки зрения Украины, а еще больше стран Балтии, русская армия выглядит угрожающе даже в ее нынешнем ослабленном положении. Не стоит забывать, что русская армия одержала победу в Чечне (по крайней мере, на данном этапе) и могла бы легко справиться с любой организованной военной силой на территории России. (Ее успехи в борьбе с террористами менее впечатляющие, но то же самое можно сказать о любой другой армии мира.)
Наконец, русская армия или, по крайней мере, ее руководство имеет огромную в сравнении с советской эпохой автономную власть по отношению к обществу и политической элите, даже несмотря на все финансовые и организационные трудности, переживаемые ныне российскими вооруженными силами. Два облика одновременно.
Большинство аналитических исследований в России, среди ее соседей и на Западе концентрируется лишь на одно из этих двух обликов, с одной стороны — отрицание силы русской армии, а с другой — опасения, что она станет основой новой русской имперской кампании или геополитической угрозы. Среди российских реформаторов горестные проблемы армии рассматриваются как цена за демилитаризацию российского общества, а ее политическое влияние как предзнаменование возврата к авторитаризму сродни тому, что существовал во времена Брежнева. Среди соседей России явные слабости русской армии вызывают поведение, которое лишь еще больше осложняет их отношения с Москвой. В то же время реальная или потенциальная сила русской армии заставляет многих из них искать защиты у Запада через НАТО либо через какой-то иной механизм, а также стремиться к наилучшей для них договоренности с Москвой перед тем, как армия снова возьмет власть. И среди западных аналитиков и политиков наблюдается тенденция либо списывать русскую армию со счетов как возможную угрозу в ближайшем будущем, либо рассматривать ее политический вес в качестве предвестника возврата к худшим временам прошлого.
Лишь в редких случаях существует понимание того, что настоящая угроза для всех, исходящая от русской армии, проистекает от того, что она имеет оба этих облика. Это создает обстановку, которая не только предвещает возможность радикального изменения политического курса, но и создает условия для растущего использования вооруженными силами своего политического веса для выбивания средств, необходимых для осуществления перехода к их модернизации, — а это было бы чем-то гораздо более дорогостоящим, чем восстановление модели советских времен — и тем более для использования этой силы для следования, как многие русские сейчас это называют, «латиноамериканской модели». По этому сценарию армия стала бы главным вершителем политических судеб в обществе, скорее всего настаивала бы на проведении сильной внешней политики для оправдания закручивания гаек внутри страны и могла бы даже разделиться на фракции, создающие союзы с какой-нибудь одной или несколькими другими силами в российском обществе. В таком случае нищета и. сила русской армии могли бы слиться воедино и побудить военных стремиться к выходящим за рамки конституции решениям в отношении будущего вооруженных сил.
В метафоре, упомянутой в самом начале, великий английский писатель Диккенс заметил, что то были не только наилучшие и одновременно наихудшие времена, но и времена, когда все казалось возможным и невозможным одновременно. Это наблюдение также относится к ныне существующей ситуации и должно помочь нам избежать одностороннего подхода, который неизбежно привел бы нас к неправильным выводам.
Но были и такие люди, которые рвались в Чечню, несмотря ни на какие препятствия. То была особая когорта — журналисты.
Военные корреспонденты делятся на две категории — на тех, кто рассуждает о войне и армии, сидя в кабинете, и тех, кто пишет из окопов и войск. К последним из них и относился редактор отдела репортажей газеты «Красная звезда» полковник Владимир Михайлович Житаренко.
В канун Нового года, 29 декабря Владимир вылетел в Моздок. Он сразу же попросил, чтобы его перебросили поближе к Грозному, на передовую. Новый год он встречал в одном из полков воздушно-десантной дивизии, который находился в двух километрах от столицы Чечни, на северо-восточной ее окраине. Как нам рассказывали очевидцы, в полночь Володя решил навестить экипаж боевой машины десанта, с которым познакомился накануне, поздравить его с праздником. БМД находилась на передовой, в боевом охранении.
В час тридцать ночи первого января на подходе к передовой Житаренко был убит пулей снайпера…
Владимир Житаренко родился 15 июня 1942 года в Немирове Винницкой области. В 1968 году закончил факультет журналистики Львовского высшего военно-политического училища. Один из нас проучился с ним на этом факультете год, на первом курсе, потом носил свои заметки лейтенанту Володе Житаренко в окружную газету Прикарпатского военного округа «Слава Родины». Другой прослужил несколько лет с ним бок о бок в «Красной звезде», где Владимир работал с 1974 года, практически двадцать лет. В нынешнем году он должен был уходить в запас.
Полковник Житаренко старался избегать «общеполитических» разговоров. Его трудно было встретить на пресс-конференциях — он ездил по горячим точкам, которых на территории бывшего Союза образовалось с лихвой. 16 таких командировок у полковника за неполных последних два года! Основной герой его материалов — простой солдат и офицер, которому, как считал Володя, наиболее трудно на войне, который своей жизнью расплачивается за маневры политиков. Воину тяжко не от ранений и контузий, писал Житаренко в своей последней книге «Подвиг и подлость», а прежде всего от хулы недобросовестных политиков и борзописцев, наветов иных правителей, их беспочвенных обвинений… Сколько выдержки требуется порой офицеру, солдату, чтобы, невзирая на моральные травмы, продолжать выполнять свой воинский долг: защищать людей от пуль, откуда бы они ни летели.
