Ознакомительная версия.
Это уже конфликт на религиозной почве.
Если же учесть, что Иван IV был человеком глубоко верующим, то факт покушения на церковь Христову приобретал в глазах царя чуть ли не решающее значение. Постоять за православную веру супротив латинского воинства – что могло быть почетнее в глазах русского самодержца.
На ту пору в Дерпте было два православных храма – Георгиевский и святого Николая. Первый для псковичей, второй для новгородцев. Понятно, что католические власти всячески стремились их закрыть.
6 января 1472 года во время праздника Богоявления, на льду реки Омвоже был арестован священник церкви святого Николая Исидор, а вместе с ним все православные прихожане, числом 72 человека. На следующий день, после того, как русские отказались перейти в католичество, всех их, включая женщин и детей, по приказу епископа утопили в проруби. Что же касается Исидора, то его обрядили в иерейские одежды и бросили в Иордань, где он накануне освящал воду. Имущество же казненных православных было разграблено. Тогда это преступление сошло ливонцам с рук, но теперь Иван Васильевич о нем вспомнил. Как и о словах своего отца, Василия III, который однажды заявил ландмейстеру: «я не Папа и не Император, которые не умеют защитить своих храмов» (Н. М. Карамзин).
Перечень обид продолжался: «Потомъ же гордостнии Немьцы и всех жителей Руских истребиша отъ земли Ливонския и домы ихъ и вся Русьская коньца, иже во градехъ Ливонских себе похитиша, так же паки потом и приходящихъ къ нимъ Рускимъ гостем и всякимъ купьцемъ многу тьщету купли их содеваху и имения их лишаху и осрамляху ихъ поноснымъ бесчестиемъ обругаху ихъ».
То, что русских купцов с завидной регулярностью грабили в Ливонии, отрицать было глупо. То, что царь Иван ищет повод для вторжения в Ливонию, тоже было понятно, недаром в адрес немцев прозвучала знаковая фраза: «Аще ли же неисправлени будутъ, то мечемъ своимъ претяше имъ».
Это была уже прямая угроза. Неприкрытая.
Ливонцы пуще огня боялись победителя Казанского и Астраханского ханства, что и засвидетельствовано русскими летописями. Та же «Книга степенная царского родословия» отмечает, что «божьи дворяне» были «страхомъ одержими».
Поэтому, выслушав все претензии в свой адрес, они скоренько снарядили посольство в Москву, «со многимъ молением милости и мира просящее и покаряющеся обетовахуся дань даяти мимошедших летъ и въ предхотящая быти лета и коньцы Руськия по древнему очистити и церкви Божия воздвигнути Рускимъ людемъ невозбранно дерзати». Как видим, немцы смиренно приняли практически все требования Ивана IV. Разрешали русским беспрепятственно возводить в Ливонии православные храмы. Даже соглашались выплатить легендарную «юрьевскую» дань, причем не только давать ее ежегодно в будущем, но и за прошедшие 50 лет, по одной немецкой марке с жителей Дерпта и области. Первая выплата должна была состояться в 1557 году. Мало того, по свидетельству Н. М. Карамзина, магистр клялся не вступать в союз с польским королем! И хотя царю была нужна война, он решил выждать. То ли еще не был к войне готов, то ли не хотел выглядеть агрессором в глазах «международного сообщества» того времени. Ждал, когда ливонцы совершат ошибку. И дождался.
Когда царский посол прибыл в Дерпт, чтобы ратифицировать договор, то ливонцы начали тянуть время, поскольку не желали становиться данниками Ивана IV. В итоге решили грамоту подписать, но при вручении объявить, договорной силы она не имеет, поскольку для этого необходимо согласие германского императора. Но государев человек только ухмыльнулся на немецкие уловки: «Царю моему нет дела до Императора! – сказал Посол. – Дайте мне только бумагу, дадите и серебро» (Н. М. Карамзин). А по прибытии в Москву доложил куда следует о вражьих происках. Что же касается Ивана Васильевича, то он с тех пор прибавил к своему титулу (и так не маленькому) – государь Ливонской земли. Так и писался отныне в грамотах да указах.
Прошло совсем немного времени, и к русскому царю вновь явились послы от магистра Вильгельма фон Фюрстенберга. В этот раз они стали просить об облегчении дани. Но это был уже перебор. Утомили своим словоблудием ливонцы Ивана Васильевича.
«Посольствами, учтивыми словами, льстивыми обещаниями, и навлекли на себя ужасное двадцатипятилетнее бедствие, в коем, среди развалин и могил, пал ветхий Орден как утлое дерево» (Н. М. Карамзин).
Царь их даже слушать не стал, велел вести дело боярам, а сам демонстративно распорядился готовиться к войне.
В январе 1558 года государева рать, где основную массу составляли служилые татары и представители народов Поволжья, вторглась в Ливонию. Царь знал, что делал, когда посылал на врага войско, состоявшее преимущественно из мобильных легковооруженных всадников. Большая война с осадой городов и полевыми сражениями в данный момент была ему не нужна, а вот пройтись по вражеской территории быстрыми отрядами татарской конницы, которые как метлой выметут у ливонцев все их добро, нажитое непосильным трудом, было вполне приемлемо. Нагнать на немцев страху, посеять смятение в их душах перед решающей кампанией, нанести максимально возможный материальный урон врагу – вот чего в данный момент добивался Иван IV. И надо сказать, это ему удалось.
Царское воинство огнем и мечом прошло по Прибалтике, вычищая закрома и амбары зажиточных ливонцев. Города не штурмовали принципиально, зато потрошили и жгли предместья и пригороды, которые жители предусмотрительно покидали, спеша укрыться за городскими стенами. Области и посады Дерпта, Нарвы (русские называли ее Ругодив), Раковора, Алыста, Аксилуса, Нейгаузена, Маринбурга и многих других замков и городов Ливонии были выжжены дотла. Гарнизон Дерпта был разбит наголову во время вылазки. Командующие царевой ратью князь Михаил Глинский и хан Шиг-Алей прошли Ливонию вдоль и поперек, за малым не дойдя до Риги и Ревеля. Потерь практически не было, зато трофеи превысили все мыслимые размеры. Напоследок воеводы отправили к магистру гонца, который и передал тому на словах зловещее предупреждение: «Аще не исправитеся передъ государем, горша сего узрите надъ вами» (Книга степенная царского родословия). Коротко и ясно.
Фон Фюрстенберг все понял и спешно отправил в русскую ставку новое посольство, где соглашался на все условия Москвы. Государь дал добро, и дело пошло на мировую. Но тут магистра подвела Нарва.
Нарушив перемирие, нарвский гарнизон самочинно, никого не предупреждая и ни с кем не советуясь, открыл артиллерийский огонь через реку Нарову по русской крепости Ивангороду. Царь страшно разгневался, повелел русским пушкарям из Ивангорода бомбардировать Нарву, а воеводам нанести удар по Ливонии со стороны Пскова. Русская рать снова вторглась в Ливонию и занялась привычным делом – жечь и разорять вражеские земли. И дело не в том, что наших ратников внезапно обуяла алчность и дух стяжательства, причину подобного поведения царского воинства назвал Н. М. Карамзин: «Россияне, посланные не для завоевания, а единственно для разорения земли».
Терять ливонцам было уже нечего, да и терпение их к этому моменту уже было на нуле, поэтому, собрав значительные силы – пехоту, конницу и артиллерию, они вступили с русскими в бой. Однако воевода Темкин проявил себя молодцом, разнес немцев вдребезги и, согласно летописи, захватил множество пленных и четыре пушки. После этого успеха государева рать повернула обратно.
И фон Фюрстенберг, и дерптский епископ отдавали себе отчет в том, в какой критической ситуации оказались. Вновь были отправлены в Москву послы, чтобы замириться с Иваном IV на его условиях. На время переговоров царь запретил своим воеводам вести боевые действия. Однако под Нарвой вновь произошли события, которые радикально изменили ситуацию. Складывается такое впечатление, что в гарнизоне нарвского замка служили сплошь одни вредители и анархисты, которым было совершенно наплевать на приказы, отданные свыше. Авторитетов для них не существовало. У них было свое видение ситуации. Едва ливонское посольство поспешило в Москву, как они снова начали обстреливать Ивангород.
На справедливую претензию царских воевод, почему снова началась пальба, представители магистрата отвечали, что пальбу ведут люди орденского командора и по его приказу, а они ничего с этим поделать не могут – «мы не можемъ его уняти».
Висковатов А. В. Русское вооружение с XIV до второй половины XVII столетия. Ратник в бахтерце и в шеломе
«Не можете вы – сумеем мы!» – примерно так могли рассуждать государевы воеводы Григорий Куракин и Иван Бутурлин после бесполезной беседы с властями. И Ивангород ответил Нарве. Да так ответил, что немцам небо показалось с овчинку! Судя по всему, ратники перетащили все пушки на одну стену, поскольку в «Книге степенной царского родословия» прописано четко – «стреляти изо всего наряду». Закончив установку орудий и изготовившись к длительной стрельбе, русские обрушили ураганный артиллерийский огонь на враждебный город. От пушечных залпов сотрясались стены Ивангородской крепости, у людей закладывало уши, но яростная пальба не прекращалась ни на минуту. По Нарве били и каменными ядрами, которые рушили крепостные стены, превращая в кучу хлама постройки, и огненными, от которых в городе занялись пожары. Стреляли так люто и умело, что Нарва начала заниматься огнем, тушить который было просто некому, ибо жителей охватила паника. Слишком уж часто русские ядра сеяли смерть среди горожан. Удальцы-пушкари, скинув от орудийного жара кафтаны и закатав рукава нательных рубах, прицельно лупили по городу, превратив его в кромешный ад. Такого испытания в Нарве не выдержали, вновь послали к воеводам делегацию с мольбой о пощаде.
Ознакомительная версия.
