Ознакомительная версия.
В мае-июне загрохотало, в июле зажглось. Президент сдержал слово, начался период непопулярных реформ. Пакет социальных законов, внесенных правительством, оказался шокирующим. Сначала идея упразднения льгот, о чем я уже упоминал. Затем — сокращение социального пакета работникам бюджетной сферы. 26 июля из подмосковного города Пущино пошли маршем на Москву представители научных центров центральной России. К ним присоединились пенсионеры, участники ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, инвалиды, активисты левых движений и партий. Одновременно марши протеста — в Санкт-Петербурге, Туле, Липецке, Новгороде, Ростове-на-Дону, Твери. В требованиях жесткие фразы и лозунги, типа: «против намерений Правительства и партии «Единая Россия» совершить государственный переворот» или «конституционный статус России как социального государства под угрозой!» В акциях протеста объединились силы, несовместимые политически. А если к этому добавить письма президенту руководителей ряда регионов Сибири, Дальнего Востока, Поволжья и Татарии о необходимости принятия нового акта по разграничению полномочий федерального центра и субъектов РФ, то придется признать «не все спокойно в Датском королевстве», матушке-России, то есть.
Вопрос: мы накануне социальных потрясений и утраты стабильности, которая до последнего момента оставалась главным путинским коньком? Или все «перетрется — перетерпится» и войдет в обычное русло послушания и почитания власти? А может быть, это нечто другое? Народ выдохся, его не хватает даже на осмысленный протест. Хотя массам «скопом» предложили сразу несколько жизненно важных, а, по сути, жизнеобескровливающих законодательных актов, переворачивающих го-дами вбиваемые представления о социальной справедливости. Это уже упомянутый пакет монетизации льгот, новый жилищный кодекс, в котором заложена стоимость коммунальных услуг в 5–7 раз превышающая реальные доходы населения страны, обязательность медицинского страхования — «просто так» теперь не полечишься. И так, по «мелочи»: обязательное страхование автомобилей, введение увеличительной шкалы тарифов на электроэнергию, газ, тепло и воду. А к этим «революционным» изменениям, которые правительство Бориса Ельцина разработало, но даже вынести на обсуждение Госдумы не решилось, новый Закон о разграничении полномочий центра и регионов, проект закона о местном самоуправлении.
Любопытно, что Путин предвосхищал вероятный конфликт. И на заседании Госсовета в начале июля 2004 года укоряет правительство: «Прекратите тянуть одеяло на себя. Дайте регионам те полномочия, которые будут способствовать их развитию». Что отчасти напоминает знаменитое ельцинское: «Возьмите суверенитета, сколько сможете переварить». Правительство как бы внимательно слушает президента Путина, и вносит проект закона прямо противоположный его пожеланиям, в какой уже раз предлагая вынуть из полномочий субъектов РФ ряд функций, с потерей которых территории лишаются значительной доли налоговых поступлений, а, значит, становятся еще более зависимыми от Кремля. Естественно, наиболее «суверенные» регионы, а, проще, регионы-доноры, «на дыбы»: нет, «на это мы пойтить не могем!»
Так летом 2004 года в России складывается парадоксальная ситуация, когда протест беднейшей и наименее защищенной части общества, и протест региональных лидеров сливаются в одно целое. И потому из 11 губернаторов Сибири и Дальнего Востока 7 свои подписи под письмом «протеста» дезавуировали. Да и то, правда: энергетические ресурсы, золото, другие драгоценные металлы, алмазы принадлежат всей стране, а не регионам-донорам. И хотя всеми этими богатствами распоряжаются олигархи, налоги от добычи и продажи должны идти в общероссийскую казну. Для обеспечения тех же социальных нужд населения.
Так или иначе, Белый Дом на Краснопресненской набережной сумел зацепиться за предложенную им схему распределения налоговых поступлений: 36 процентов — регионам, 64 процента — федеральному центру. Но тем самым чиновничья феде-ральная власть одержала пиррову победу. Она еще раз показала, что навыки управления страной ею утрачены. И вместо рыночных отношений, которые она же сама и декларирует, на вооружение взяты «пыльные» методы унитарного, «зацентрализованного» государства «заскорузлых» советских времен.
Федеральная власть, похоже, живет вне анализа своей собственной деятельности. Хотя идея административной реформы, и ее едва ли не экстренное проведение говорят, казалось бы, об обратном. Однако не выявлена суть: во имя чего она проводится? Для того, чтобы существенно сократить численность чиновничьего аппарата? Так эту процедуру проводит всякая власть и во всякой стране, будь то Франция, Германия, Япония, Китай, Советский Союз или нынешняя Россия. Но чиновник, и особенно в нашей стране имеет способность не только к мимикрии, но и к саморазмножению. Через 4–5 лет количество «белых воротничков» полностью восстанавливается с обязательным процентом «прироста». Отсюда вывод: лидеры приходят и уходят, а аппарат вечен. Он, априори, самовосстанавливающаяся система. Подобная цель может быть частью реформы, но не ее сутью. И что же? Ввести трехуровневое управление страной наподобие Германии и Франции? Замечу, что французский бюрократизм считается в Европе самым иезуитским. Кстати, этим постулатом, в частности, Франция защищает свой особый управленческий статус, свою непохожесть с модулями управления других стран Европы. В России, как я понимаю, в качестве прообраза административной реформы взят немецкий вариант.
Сначала Путин из Питера, став президентом, призывает во власть только «своих», питерских. И по большей части знакомцев по коридорам и кабинетам здания УКГБ по Ленинграду и Ленинградской области. А затем Путин с Литейного вспоминает четыре года своей командировки в ГДР. И напутствует Козака, якобы автора административной реформы, обратить внимание на систему германского управления. Мы неисправимые эпигоны. Младореформаторы этот российский порок, по сути, превратили в принцип управления страной. Напомним ставшую афоризмом фразу Евгения Базарова, главного героя романа И. С. Тургенева «Отцы и дети»: «То, что русскому человеку здорово, то немцу — смерть». Так и с реформами власти. Младореформаторы породили образ власти, для которой незнание собственной страны не является пороком. Более того, торжествовал принцип: чтобы управлять страной, совсем не обязательно ее знать.
И здесь я произнесу роковые слова: мы, а я рискну зачислить себя в демократические лидеры страны 90-х годов, полностью осознавали всю трагичность последствий распада СССР. Перед демократической властью, перед первым российским президентом Борисом Ельциным, стояла невероятной сложности задача: не повторить в новой России судьбы Советского Союза. Не допустить распада ее на «княжества». Многим и сейчас памятно, в полной мере, историческое собрание глав субъектов РФ в Кремлевском дворце 31 марта 1992 года, на котором был подписан Федеративный Договор.
Статья Юрия Лужкова «Маятник федерализма» в одном из июльских 2004 года номеров газеты «Труд» вернула меня в те, не слишком далекие, годы. Умная статья. Лужков трижды прав. Мы выровняли региональное законодательство и упразднили его расхождения с российской Конституцией. И это — благо. Но мы неисправимы. У России, как видно, единственный на все времена способ восприятия жизни — крайность. Федеральной власти и, прежде всего, Путину, казалось, что, утверждая силу центра, он возвращает России веру в ее силу как единого государства.
Но нельзя забывать, что федерализм в любой стране Запада — главный фактор развития. В Германии — экономическая самостоятельность земель, и в каждой из них свои особенности. Одна — центр металлургии, другая — автомобилестроения, третья — точных технологий, четвертая — индустрии СМИ. В США самостоятельность штатов— ключ к экономической мощи страны в целом.
Это верно, что Россия — страна особая. Но федерализм несостоятелен в двух случаях: когда порождает синдром региональных суверенитетов и тем самым разваливает страну. И тогда, когда трансформируется в унитаризм, и регионы из локомотивов развития страны превращаются в иждивенцев, что стоят в очереди за дотациями центра.
Разве правильно, когда в эпоху стабильности, порожденную невиданными высокими ценами на нефть, накопления страны выросли запредельно, вместо того, чтобы ослабить налоговый пояс регионов, и дать им импульс к развитию, центр усиливает налоговое давление на них, сокращает доходную часть террито-рий? И тем самым, теряет возможность создать во всем государстве эффект экономического рывка?
11 августа 2004 года федеральное правительство на своем заседании устами премьера Михаила Фрадкова достаточно путано изложило свой замысел операции в рамках общей административной реформы. Цель была понятной: материализовать, наконец, ответственность каждого ведомства. Разъяснения делались на примере министерства здравоохранения и социального развития, которым «рулил» Михаил Зурабов. «Разлет» обязанностей ведомства: пенсионный фонд, социальный пакет, здравоохранение делает его ответственность наиболее ирреальной. Вообще «исходная» объединения столь разных участков ответственности — довольно странная, а характер их «соединения» — довольно искусственен. Более того, инициатором этого «суммирования» был сам Зурабов. Особенно странной является та часть объединения, которая именуется здравоохранением.
Ознакомительная версия.
