На момент написания книги дело Кузьмичева еще не было закончено. Он сидел дома под подпиской о невыезде и ждал приговора. Я звонил Алексею домой, просил о встрече, но слышал в ответ только голос бесконечно уставшего человека. Встречаться он не захотел, ему нужно было сдавать анализы в онкоцентре, поскольку от всей этой нервотрепки мог начаться рецидив. Но то, что приговор будет обвинительным, никто, в том числе и он, не сомневался.
Россия, как видите, уважает своих героев. Она их сажает.
Москва. Измайлово. Двое преступников высаживают двери квартиры. Дверь поддалась не сразу, и у хозяина было время достать «сайгу» и зарядить. Так что бандюганов он встретил во всеоружии. Едва дверь пала, бандиты бросились на хозяина. Один из них был вооружен ножом. Итог встречи: два выстрела — два бандитских трупа. Хозяин квартиры осужден нашим самым гуманным судом в мире.
«Закрывают» невиновных по разным статьям. Раньше тем, кто осмеливался поцарапать величайшую государственную драгоценность — преступника, менты и прокуроры шили превышение пределов необходимой обороны и спокойно сажали. Но в начале 2002 года закон был изменен. Теперь там нет слов о превышении пределов необходимой обороны — с 2002 года любой вред, причиняемый преступнику во время самообороны — вплоть до смерти, — стал законным, если этот преступник угрожал вашей жизни. Причем убить преступника человек имеет право, даже если он мог убежать от него. То есть закон бежать не требует, а разрешает убивать. По сути, в этой части наш кодекс приобрел цивилизованные очертания. Такой же закон в Эстонии, например. Но разве нашим судам и ментам законы писаны? Плевать они хотели на закон! Сажали и сажают, только теперь вместо «превышения пределов» сразу шьют «умышленное убийство». За это, кстати, и срок больше, и галочка за раскрытое преступление крупнее, и награды, и квартальные премии. Легкие деньги.
Еще одна история, тоже московская. Михаил Моисеев рос без отца, жили они с матерью в «двушке» на севере столицы. Но однажды мать Михаила вышла замуж. Потом она признавалась, что совершенно не представляла, за кого выходит. И только после свадьбы, точнее, после того как она прописала новенького и такого ласкового мужа в своей квартире, открылось его истинное лицо. Имея прописку, он уже не притворялся хорошим. Оказалось, у него было уже три ходки. Новый «папа» начал пить, водить блатных друзей, регулярно бил мать и сына. Их жизнь превратилась в ад.
После очередного избиения мать вызвала милицию. Пришел участковый. Пьяный папаша сломал ему несколько ребер, за что и сел. Обратите внимание! Когда уголовник смертным боем колотил жену и ребенка, ментура его не сажала, ей было все равно. Но как только пострадал мент, «папашу» тут же закрыли. Весьма показательный момент, демонстрирующий равенство всех людей перед законом, не правда ли?..
Пока козел сидел, мать с сыном раздышались. Но длилась их спокойная жизнь недолго. Ублюдок через пару лет вышел и заявился по месту прописки. Он отнял себе большую комнату, а мать с сыном выселил в маленькую. Правда, руки уже распускал реже: соотношение сил изменилось — сын вырос, поступил в институт. Не то чтобы он стал таким уж здоровенным малым, но нападать на молодого парня — совсем не то, что на ребенка, согласитесь. Тем более бить двоих — мать и сына. Поэтому мать с сыном старались дома бывать вместе.
В тот злополучный день сын оказался дома один. А к его «папашке», напротив, пришли собутыльники, и к моменту прихода сына из института бухали эти козлы уже довольно давно. Некоторое время все было тихо, судьба выдерживала паузу. Дружки пили с отчимом в его комнате, а пасынок сидел у себя и чистил ружье. Но потом к парню в комнату завалились собутыльники отчима и начали без спроса бесцеремонно рыться в его вещах. Студент выгнал их и вышел за ними — сказать отчиму, чтобы тот приструнил своих подонков.
В коридоре один из корешей отчима напал на студента. Михаил несколько раз выстрелил ему в корпус из травматического револьвера. Ноль эффекта! (Это к вопросу об эффективности травматиков — в голый торс, не защищенный даже майкой, был выпущен весь барабан! И это нисколько не охладило пыл нападающего, несмотря на синяки и кровоподтеки.)
Кое-как затолкав агрессивного гопника в комнату отчима, Михаил вернулся к себе. Но его в покое не оставили. Преступники решили «хорошенько проучить мальчишку» и вломились к нему. Дальше все было, как в учебнике о классической самообороне — по нарастающей. Парень взял в руки ружье и предупредил ублюдков словесно. Затем дал предупредительный выстрел вверх. Сноп дроби хлестнул в потолок, и осыпь дроби чиркнула по бедру одного из нападающих. Позже экспертиза это подтвердила — первый выстрел действительно был в потолок… Однако пьяных бандитов это не остановило. Один из них схватился за ствол «сайги» и начал ее вырывать. Михаил рванул оружие на себя, а поскольку палец еще лежал на спусковом крючке, произошел выстрел. И этот факт экспертиза не отрицала: направление выстрела было несколько несуразным (снизу вверх), как если бы Михаил тащил оружие на себя, вырывая его.
Но все вышло крайне удачно — выстрелом ублюдку снесло полбашки. Я видел фотографию трупа. Действительно половины головы нету! Прекрасный результат, отрадное зрелище. А сама история — классическая самооборона. Даже не самооборона, а несчастный случай, поскольку смертельный выстрел был случайным.
Но тем не менее прокуратура парня посадила. Без суда и следствия он был брошен на нары, и прокуроры, вожделенно потирая ручки, начали шить ему «умышленное убийство на почве внезапно возникших неприязненных отношений». Награды и премии за раскрытие тяжкого преступления уже грели воображение прокурорских, но потом дело неожиданно начало рассыпаться на их грустнеющих глазах. Подоспевшие криминалистические экспертизы и общий характер дела говорили о явной самообороне. С одной стороны — синяки-алкоголики и бывшие уголовники, с другой — молодой парень-студент, хорошо охарактеризованный по месту учебы и непьющий. К тому же делом заинтересовалась общественность. Нужно было срочно что-то предпринять, чтобы спасти честь мундира.
И тогда в деле появились подложные листы с результатами обыска, в коих было написано, будто Михаил Моисеев хранил дома незаконные боеприпасы. Он их не хранил, конечно же. Листы были вшиты в дело позже, а подпись понятых подделана. Адвокат Михаила потребовал вызвать одного из понятых повесткой. Судья отказала. Вторым понятым, подпись которого на подложных протоколах обыска подделали прокурорские работники, была соседка Михаила. Ее вызвать в суд повесткой не пришлось, она явилась сама, и судье, скрипя зубами, пришлось ее выслушать. Соседка показала, что подпись на подложных листах не ее. Судья сделала вид, что ей не поверила:
— Вы просто хотите выгородить своего соседа.
— Это легко проверить. Давайте проведем графологическую экспертизу, — предложил адвокат. — Экспертиза покажет, что подпись подделана, а обвинение в незаконном хранении боеприпасов сфальсифицировано.
Судья ходатайство адвоката отклонила. Ей вовсе не хотелось, чтобы преступление прокуратуры вскрылось, дело развалилось, а невиновный был оправдан. Почему? И зачем следователям нужно было это дополнительное обвинение? Объясняю.
Подбрасывание ментами боеприпасов во время обыска — обычная практика. Милиция совершает подобные преступления постоянно. На всякий случай: если в суде дело «за убийство» или «превышение самообороны» развалится, так хоть за незаконное хранение боеприпасов чувака посадят — лишь бы не оправдательный приговор, который означает полный провал дела. Подбрасывание боеприпасов — своего рода страховка. Человека ведь бросают в тюрьму до того, как его объявит преступником суд. И хотя обычно наш суд — механическая штамповочная машина для подтверждения прокурорских обвинений, иногда — чертовски редко, при широком общественном резонансе — дело разваливается. И тогда придется отвечать на вопрос, за что же человек отсидел в тюрьме год или полтора до суда? «А вот за незаконное хранение боеприпасов и отсидел» — ответят нам. Судам подброшенные патроны и сфальсифицированные улики тоже выгодны, поскольку именно суд по представлению прокурора санкционирует содержание человека под стражей. Поэтому судьи каждый раз делают вид, что верят, будто обороняющийся зачем-то хранил дома совершенно ненужные ему незаконные боеприпасы от оружия, которого у него нет, и как минимум приговаривают его именно к тому сроку, который он уже отсидел по их милости в тюрьме, будучи невиновным. Поэтому следователи изо всех сил стараются засунуть человека на время следствия в тюрьму: им надо повязать суд, ведь именно суд дает добро на содержание под стражей.
Так было и в этот раз. Судья в упор не заметила поддельных документов, прикинулась дурочкой и приговорила Моисеева ровно к тому сроку, который он уже отсидел. Вот ведь какое чудесное совпадение — к моменту вынесения приговора «преступник» Моисеев отсидел ровно столько, на сколько набедокурил!.. Судья просто заметала следы — ей нужно было обвинительным приговором прикрыть свое преступление и преступление своих подельников из прокуратуры.
