***
Напялив плащ и ношеную робу,
Варона, плут последнего пошиба,
Кому плевать, что есть щипцы и дыба,
Решил заняться грабежом, на пробу,
Взыскуя обновленья гардеробу,
Торговца-простачка он выбрал, ибо
Святое дело: взять, ни за спасибо,
Да и обчистить данную особу.
Заходит в лавку он походкой краба,
Там семь локтей сукна хватает грубо
Меж тем хозяин онемел, как баба.
Ворюге наживать легко и любо:
О, в нем талант немалого масштаба!
За то, видать, и держат душегуба.
***
Монашище, портрет кабаньей туши,
Ноздрищу пропитавший табаком,
Всю жизнь ума не видевший ни в ком,
При бороде, но с плешью на макуше,
Он проповедью залезает в души,
По кафедре грохочет кулаком,
Он грех клеймит, он близко с ним знаком,
Он изрыгает океаны чуши.
Четыре шлюхи сознают вину:
Они-то в курсе дела, им понятно,
Отколе блуд столь мерзок болтуну.
Одна бормочет: "Я и впрямь развратна!
Мой грех велик! Ты, падре, в ночь одну
Меня в него склонил девятикратно!"
***
Века, что не знавали кровной мести!
Был человеку лог любой - как дом;
Красотка, расставаясь со стыдом,
Не мнила, что ее лишают чести.
Теперь - не то: запреты на инцесте,
Все прокляты, чья родина - Содом,
А кто алчбою гнусною ведом
О бегстве мыслить должен, об аресте.
Насколько же счастливей кобели!
Учует пес во храме божьем суку
И в тот же миг дела на лад пошли,
Тогда как дева, взявшись за науку,
Глядит в алтарь, - при этом ей вдали
Рисует мысль совсем иную штуку.
***
Владеть гаремом - вот удел благой:
Во Фракии родиться бы вельможей,
Чтоб тысячу Венер на общем ложе
Увидеть; кстати, каждую - нагой.
Ко мне соперник пусть бы ни ногой!
Уж я набрал бы стражи чернокожей,
Свой дом заставил бы стеречь построже!
Ах, не алкал бы я судьбы другой...
Тебе, Природа, не избыть огреха!
Я - сын страны, где все попрал разврат
И где ничто для блуда не помеха.
Любовь, ты жизнь преображаешь в ад!
В Европе ревность - горькая утеха,
Здесь есть закон: кто любит, тот рогат.
***
Дорожкою, протоптанною смлада,
В приют нескромности взбираюсь я,
И вот - топчусь меж потного тряпья,
Висящего где надо, где не надо.
Меня берет немалая досада,
Когда, продрав глаза от забытья,
Ломтище сыра козьего жуя,
Идет ко мне кряхтящая наяда.
Тогда молю: "О челн дубовый мой!
Плывем отсель, доколе дверь открыта!
Не трепещи! Спешим, спешим домой..."
Но челн дубовый говорит сердито:
"Заткнись да повернись к дверям кормой!
Как ни проси, не опущу бушприта!"
***
В часы Морфея, в сумраке густом,
Явился мне гигант из мира т*ней,
Сжимавший пястью зыбкой тем не мене
В железном переплете тяжкий том.
И вопросил я в трепете святом:
"Кто ты еси? Дух пр*клятый иль гений?"
"Я - тот, кем ты повержен на колени,
Пред чьим послушен даже ты перстом.
От моего бежать стремишься ига,
Но Некто победит тебя в бою,
А на борьбу меж вас - достанет мига.
Разжалобить не мысли судию,
Взгляни!" - и вот была раскрыта книга,
Я глянул и увидел смерть свою.
К СЕНЬОРУ АНТОНИО ЖОЗЕ АЛВАРЕСУ,
В БЛАГОДАРНОСТЬ ЗА ОКАЗАННЫЕ УСЛУГИ
В узилище, где мне пришлось так туго,
Где я - почти в могиле - смерти жду,
Однако грежу и томлюсь в бреду,
Где бытие - подобие недуга;
Где тягота чрезмерного досуга
Ведет рассудок смутный в поводу,
Мою смягчают горькую нужду
Предупредительные руки Друга.
В наш гнусный век, когда для всех вполне
Уместно обходиться внешней формой,
Ужели Дружбы чудо - не во сне?..
Ты утешаешь изможденный взор мой,
О добрый гений... Как же странно мне
Смотреть на то, что быть должно бы нормой.
СЕНЬОРУ ЖОАНУ САБИНО ДОС САНТОС РАМОСУ,
В КАЧЕСТВЕ ОТВЕТА НА ЕГО СОНЕТ
Сколь Рок ни алчен - есть и Року мера:
Ему Элмано лиру не вручит,
Гомер почил, но слава не молчит,
Века нетленным сберегли Гомера.
Но слава - не пустая ли химера?
Порой меня берет в оковы стыд
Какой мудрец поэту разъяснит:
Разумна ли в людскую память вера?
Колеблюсь, то ликуя, то скорбя,
Слабеет сердце, и певца дурачит,
Миражем славы бедный ум губя.
О, что же за концом пути маячит,
Элмано нежный? Мир земной тебя
Когда не воспоет, то пусть оплачет!
***
Страшусь того, что станется поколе
Я буду жить в незнаемом краю:
Оберегать в душе любовь мою
Устанешь ты, и покоришься доле.
Страшусь, что красотою поневоле
Поблекнешь ты, - приметы узнаю
Того, как Гений Времени в бою
Сражает всех, влачащих дни в юдоли.
Страшусь - и если все-таки в борьбе
Повержен буду, Призраком низринут,
Блюдущим меру зла в моей судьбе
То все же, если скорби в сердце хлынут,
Ты помяни меня, скажи себе:
"Он так любил меня - и мной покинут".
***
Измученное сердце, ты под гнетом
Желания страдаешь тяжело,
Единое стремленье обрекло
Тебя на службу лишь своим заботам.
Истерзанное сердце, стань оплотом
Для мужества, - о, пусть бы ты смогло
В себе не холить зреющее зло,
Не цепенеть перед геройским взлетом!
Вздохни, сумевши страхи превозмочь,
Не обольщайся тишью и покоем,
Победный миг уверенно пророчь!
Боец, постыдна робость перед боем:
Прочь, опасенье, малодушье, прочь!
Ты все же гибнешь? Гибни, но героем.
***
Холодный Разум, не гонись упрямо
За мной, к благим поступкам не зови:
Чтоб отвратить меня от чар любви,
Нет у тебя ни власти, ни бальзама.
Когда срамишь - то защити от срама,
Коль вылечить не можешь - не трави,
Мое безумье - у меня в крови:
За мною, Разум, не гонись упрямо.
Ты над моей душой возвысить власть
Решил свою, - однако власть любая
Сулит мне только гибель и напасть.
Марилию от сердца отрубая,
Ты мнишь: я должен, злобствуя, проклясть,
А я взыскую - плакать, погибая.
***
Пылать любовью к деве благонравной,
О ней страдать во сне и наяву,
В полночный час просить о рандеву,
Грозя своей же гибелью бесславной;
Уговорив, за дверь походкой плавной
Скользнуть и скромно преклонить главу,
Обнять - и, доверяясь естеству,
Не торопясь, стремиться к цели главной;
Лобзать чело ее, весь нежный лик,
Касаться столь стыдливо сжатых губок,
Почуять жар, который в них проник,
В потемках слышать хруст крахмальных юбок
И понимать, что до блаженства - миг:
Ужели слаще есть на свете кубок?
***
В твоих вуалях, Низа, мало проку,
В них прелестям скрываться ни к чему.
Легко возможно резвому уму
Представить все, что недоступно оку.
Напрасно скромность зрю в тебе жестоку:
Не спрячешь тело в платье, как в тюрьму.
Все, чем владеешь, мыслью обойму,
Не затевая лишнюю мороку.
Сокровища сурово притая,
Ты неприступна, - но таков обычай,
Что рвется страсть в сладчайшие края.
Возможно ли тиранствами приличий
Сокрыть красоты, если мысль моя
Их сделала давно своей добычей?
***
Не сетуй, сердце, прекрати мытарства,
Пред злой печалью двери затвори:
Красой обращено ты в бунтари,
Краса да укротит твое бунтарство!
Как велико сего огня коварство,
Страшись его, внимательней смотри...
О, как же душу гложет изнутри
Болезнь любви, от коей нет лекарства!
И я напрасно эти цепи рву,
Я обречен в борьбе на пораженье:
Одной тобой, Аналия, живу!
К тебе ль свое ослаблю притяженье,
Когда любая прелесть наяву
Дешевле, чем твоя - в воображенье!
***
Любовь напастью обернулась ярой;
Душа - с Аналией наедине;
Однако память угрожает мне,
Как жалкому рабу, постыдной карой.
Сладчайшего томленья тяжкой чарой
Терзаюсь я в далекой стороне,
Когда бы ведать, что и ты - в огне,
И что ко мне пылаешь страстью старой!
Но знаю, знаю, все - наоборот;
Покуда я сошел с любовной сцены,
Другой украл дары твоих щедрот!
Сколь высоки у обольщений цены:
И мне в прозренье страшном предстает
Видение неведомой измены.
***
Элмано, что ты делаешь? Постой,
Жертрурией свой взор еще порадуй!
Иль ты за некой большею наградой
Стремишься в край чужой, необжитой?
Ты нравом - тигр, коль скоро красотой
Не обольщен, вернейшею привадой:
О, к тежуанке низойди с пощадой!
Элмано, что ты делаешь? Постой!
Твой путь , безумец, бури обозначат,
Ждет Адамастор, странников губя,
Эриннии, чудовища маячат.
Жертрурия прощается, любя...
Смотри, жестокий, как хариты плачут
В ее глазах, глядящих на тебя!
***
Волна морская нас несет упруго
Из пропасти под самый небосвод,
Покуда с Аквилоном бьется Нот,
