Американцы на первых порах тоже рассматривали Кастро именно так и считали, что капиталистические устои на Кубе нерушимы. А когда Кастро заявил, что Куба стала на путь строительства социализма, время было уже упущено и организованных сил, которые дрались бы за интересы США на Кубе, не существовало. Поэтому для них оставался теперь единственный выход - вторжение извне. Между тем кубинцы попросили у нас вооружения. Мы передали им танки, артиллерию, послали своих инструкторов. Кроме того, отправили зенитные пушки и несколько самолетов-истребителей. В результате Куба довольно солидно вооружилась. Главным недостатком кубинской армии было отсутствие у нее должного боевого опыта. Танками они вообще не умели пользоваться. Из опыта партизанской борьбы им было знакомо лишь личное оружие: карабин, автомат, граната, пистолет.
О начале вторжения на Кубу[205] мы узнали из сообщений зарубежных радиостанций. Какими силами и кто вторгся, мы не знали. Кубинские ли это заговорщики или сами американцы? Мы считали, что при всех случаях и под любой маркой, но вторжение обязательно должно быть с участием американцев. Фидель быстро мобилизовал свои силы и довольно легко отделался, разгромил контрреволюционеров[206]. Американцы слишком доверились заговорщикам, полагая, что при помощи их оружия эти кубинцы справятся с Кастро, но просчитались. После победы Фиделя мы усилили помощь Кубе: давали ей столько вооружения, сколько кубинцы могли освоить. Вопрос стоял тогда не о количестве или качестве оружия, а о наличии кадров, которые могли бы владеть современным оружием. Когда еще не были разгромлены силы вторжения, Кастро выступил с декларацией, что Куба пойдет по социалистическому пути[207]. Нам это было не совсем понятно. Ведь это не способствовало консолидации в тот момент более широкого круга сил против вторжения и сразу отбрасывало от Кастро людей, которые лично выступали против социализма.
Тогда раздавались отдельные голоса, что Кастро сделал это заявление потому, что, видимо, сам не очень-то верил, что одержит победу над вторгшимися контрреволюционерами, и ему хотелось, если уж погибнуть, так "с музыкой". Конечно, с точки зрения личной храбрости его действия были правильными. Но с точки зрения тактики этого не следовало делать. И все же он победил, разбил контрреволюционеров, взял часть их в плен. Мы приветствовали эту победу, но были уверены, что тут - только начало, что американцы не успокоятся. Американцы доверились кубинским эмигрантам, эмигранты были разбиты. Они не откажутся от повторения агрессии, но это станет повторением на новой основе. Они учтут уроки поражения и переорганизуются. Между тем в Европе разразился Берлинский кризис[208]. Наши отношения с США сильно накалились. Однако президент Кеннеди предпринимал со своей стороны шаги, чтобы нам как-то договориться. Правда, договориться на американской основе. Он считал, что в такой основе наших отношений должен лежать, как он говорил мне в Вене, статус-кво. Мы тоже стояли на позициях статус-кво (имею в виду наше правительство и Центральный Комитет партии). Дело заключалось в том, что понимание этого статус-кво у нас различалось. Я, например, считал, по статус-кво распространяется только на нерушимость границ при военном вмешательстве одного государства в дела другого. А президент Кеннеди распространял статус-кво и на внутренние порядки в каждом государстве.
Я ему сказал, что это просто немыслимо: "Вы хотите, чтобы мы с вами, договорившись, обеспечили всюду господство эксплуататоров? Политическое устройство - это же внутренний вопрос. Вы же сами, США, освободились войной от колониальной зависимости и упорно воевали с Англией. А теперь вы хотите, чтобы как раз в таких случаях, в каком вы вели войну против Англии за свое освобождение, мы выступали на стороне реакции? Это же немыслимое дело". Уже имелись исторические примеры несостоятельности такого подхода. Возник когда-то в Европе Священный союз[209], но он ничего не смог предотвратить и потом распался. Нас больше всего беспокоил тогда Берлин, а также Куба. Это были основные точки, где мы чувствовали возможность столкновения. В Берлине возможно было прямое столкновение. Нужно сказать, что там американцы при выполнении своих договорных обязательств вели себя довольно лояльно. Но они требовали, чтобы и мы не нарушали их. Это было вызвано тем, что там они были более уязвимы, чем мы, потому что связь с Западным Берлином[210] должны были держать через территорию, занятую советскими войсками, на которой образовалось новое немецкое государство ГДР, развернувшее строительство на социалистических началах. Мы все делали, что было в наших силах, чтобы не допустить войны, но и чтобы Западный Берлин одновременно высвободить из-под военного влияния западных стран, чтобы не находились там их гарнизоны. Наша цель - сделать Берлин вольным городом.
Об этом мы говорили в своих выступлениях и открыто, и дипломатическим путем, предлагали соответствующие переговоры. Но Запад отверг наши предложения. Поэтому мы делали тогда все, что в наших силах, чтобы принудить его к этому. Особенно боролись мы (еще и сейчас продолжается эта борьба) против претензий Западной Германии на Западный Берлин, включения его в состав ФРГ. Это противоречит Потсдамскому соглашению и всему сложившемуся пониманию послевоенной ситуации, и мы делали все, чтобы помешать этому. То есть в данном конфликте, если он возник бы, больше мы являлись "зачинщиками". "Зачинщиками" же стали потому, что хотели устранить опухоль, которая там существовала, да и сейчас существует и грозит разрастись, вылиться в военное столкновение. Запад противостоял нам и не соглашался с нами. Вот один пункт остроты. Второй пункт - Куба. Когда кубинские контрреволюционеры организовали нападение на Кубу и высадили там десант, здравомыслящему человеку было ясно, что это сделано с благословения США. Иначе и быть не могло.
Высадка оказалась возможной только при поддержке военными средствами США. Мы ожидали, что там со стороны США будет оказана также прямая поддержка военными силами, но этого не произошло. Однако была все же предпринята акция, которая могла стоить потери завоеваний кубинского народа, утраты возможности строительства социализма на Кубе. Хотя контрреволюционеры потерпели поражение при высадке своего десанта на Кубе, надо было оставаться совершенно нереалистичным человеком, чтобы считать, что на этом все кончилось. То было лишь начало, хотя и неудачное начало. Но неудачное начало ведет к желанию взять реванш. Соответственно и печать начинала уже обрабатывать и готовить общественное мнение в том духе, что надо ожидать новую акцию со стороны контрреволюции. Но теперь будет не такое вторжение, которое предпринималось и которое Фидель Кастро легко разбил. Урок, который получили США, будет учтен. Поэтому, если последует новая акция, то ее организуют большими силами и с лучшей подготовкой. Даже если США и не станут прямо участвовать, а опять полезут контрреволюционеры, то вместе с ними туда поедут организованные, хорошо вооруженные и в большом количестве войска США, но в форме кубинцев. Пока разберутся, что это действуют не кубинские контрреволюционеры, а вооруженные силы США, дело уже будет сделано.
Возможны различные варианты. Можно было опять использовать контрреволюционеров, но при другой их организации, при другом соотношении сил или даже прямом вмешательстве США. Тем более что от нас до Кубы 11 тысяч километров, а США от Кубы отстоят в нескольких десятках миль. А если принять во внимание мощную американскую базу на Кубе, то можно сказать, что США уже находятся на Кубе. Они могли организовать вторжение и оттуда. Всегда можно будет объявить: вот, кубинцы напали на военную базу, нарушили договор, и мы должны защищаться, а теперь в порядке самозащиты наказали тех, кто напал на нас. Они не смирятся, обязательно найдут возможность и оправдание для новой агрессии. Всегда прав тот, кто силен. Иди потом, разбирайся, кто прав, а кто виноват, когда уже Кубы не будет, Фиделя не будет, а сядет в Гаване какой-то новый Батиста, который начнет разговаривать со всем миром от имени кубинского народа. Каждому мало-мальски опытному человеку будет ясно, что это ложь и клевета. Но дело-то сделано, и судить некого. А главное, что некому судить, пока империализм в целом еще сохранился. Судить, собственно, будет и некому, потому что судит ООН. А где этот суд ООН? Мы уже знали много примеров, как судят в ООН США и какой результат от такого суда. Остается моральный суд. Но, когда вопрос решается оружием, мораль отбрасывается. Надо было что-то предпринять, чтобы обезопасить Кубу. Но как? Какими-то вооруженными силами с нашей стороны? Или какими-либо заявлениями, которые мы можем сделать в виде ноты или предупреждений ТАСС? Все это не очень-то подействует на американских агрессоров, не произведет на них даже впечатления, если они не увидят за этими предупреждениями реальной силы и каких-то реальных акций.
