Сталин, благодаря своему семинаристскому опыту, избавил строителей нового общества от тормозящей и сковывающей идеологической паутины культов. Этим он предвосхитил все их нынешние мутации, смертельно опасные для 30-х годов, когда лишь массовый оптимизм и энтузиазм всего народа, вырванного из поголовной неграмотности, мог позволить за 10 лет миновать вековую дистанцию нашего отставания от развитого Запада.
Один в поле воин
Когда на Сталина огульно навешивают все кошмары ГУЛАГа, редко кто рискует предположить «крамолу» о серьезном проценте оправданности репрессий. А он был! И причина здесь не только в тревожной международной обстановке, окружении внутренними и внешними врагами, вредителями и диверсантами. Главное, что, в отличие от ряда «кабинетных трибунов», Коба не был «лабораторно-университетским теоретиком» революции. Он прошел ее с низов. Он знал наизусть натуру своих
большевистских и прочих «окруженцев», наблюдал все их виляния, кульбиты и перелеты за годы подпольной борьбы, отлично помнил низости и подлости каждого. А значит, мог вычислить «примерный коэффициент перерождения в среднем и верхнем эшелонах» партийных начальников. Обратите внимание: в процентной пропорции относительно общей численности разных слоев общества, «диктатура пролетариата» регулярно и преимущественно чистила (а не зачищала, как сегодня) именно представителей «среднего и высшего» звена, как самых честолюбивых, жадных, не выдерживающих искуса властью, склонных к перерождению, роскоши и, в конечном счете, предательству идей социализма.
При перестройке мы имели шанс убедиться в сталинской прозорливости: внуки Гайдара и Молотова стали ярыми провозвестниками капитализма и контрреволюции. По сути, вменяемый диктатору в качестве главного заблуждения тезис: «По мере построения социализма классовая борьба будет усиливаться, а сопротивление врагов народа принимать все более изощренные формы», — на самом деле пророчески верен. Поэтому верх легкомыслия — примитивизировать и уплощать исполинскую и сложнейшую фигуру Сталина, списывая все репрессии на его параноидальность и ма-. ниакальную жестокость. Впрочем, крысы судят и мерят слона с высоты своего носа, им не знаком глазомер и от них смешно ожидать чего-то, кроме замороженных «огоньковских» штампов и ярлыков конца 80-х. Извините за повтор, но, не будь после Ленина Сталина, не потребовалась бы и русоубойная «перестройка». Которая есть всего лишь плод бессилия Запада физически удушить СССР и тысячелетнюю Россию. Глобальный предиктор даже сейчас немощен в «честной драке» прихлопнуть Россию. А вот одолей Сталина в 20— 30-е годы Троцкий, Зиновьев и Каменев, Россию безо всякой «гуманной и растянутой» перестройки физически прикончили бы тогда же. Задолго до Гитлера. Без Сталина (судя по потенциям и прожектам его конкурентов) индустриализация растянулась бы лет на сорок. Тогда как срок был узко скорректирован самой жизнью — не более десятилетки: «иначе нас сомнут».
Но истинная драма жизни Сталина состояла в том, что, будучи кристально чист в высших помыслах, идеалистом по призванию, рыцарем справедливости, ради ее торжества он вынужденно окунулся в грязную пучину политики, использовал методы политика. И не надо чистоплюйства: откажись Сталин от политических методов, вращаясь в политике, он бы был, как уже говорилось, моментально слопан Троцкими и Каменевыми. Больше того, как политик Правды, он должен был не просто уцелеть в лавине сверхподлецов, но и обыграть их, победить, стравить, да чтоб при этом жернова «рубки» перемололи минимум простых и честных людей. Последнее в той беспощадной, почти безвыходной ситуации было самым трудным. Но еще неизвестно, сколько бы жертв добавила в свой мартиролог наша страна, да и все человечество, не будь прозорливого и непобедимого Сталина.
Сталин — едва ли не самая трагическая фигура мировой истории. Отдав себя делу построения общества без эксплуатации, он остался в полной психологической и духовной изоляции. Непонимание, вплоть до самоубийства жен, родных. Один под старость: в разное время из жизни вырваны самые близкие друзья и возможные наследники. Киров, Жданов. Не на кого опереться и положиться. Он знал, что не на кого, ибо видел и просчитал шаг каждого из пресловутого «ближнего круга». Он мог ими командовать, но не мог им доверять до конца. Не мог им доверить Державу.
О пользе «грубости»
Иной раз кажется, что Сталин соединил в себе качества Минина, Пожарского, Кутузова и Ивана Великого! Для понимания этого, на первый взгляд, парадокса нелишне вспомнить Василия Розанова: «Счастливую и великую родину любить не велика честь. Мы ее должны любить именно тогда, когда она слаба, мала, унижена, наконец, даже порочна. Именно, именно, когда наша «мать» пьяна, лжет и вся запуталась в грехе, — мы не должны отходить от нее». Однако и этого сегодня мало. Мало любить пьяную мать и не отходить от
нее. Ее надо поднять, вылечить, вернуть ей силу и Убить насильника-супостата раз и навсегда! Не отбросить, не отогнать, а Убить окончательно, изгнать даже образ его из круга русского бытия. Ибо история убеждает: враг, выжив, очень скоро набирается сил и вновь лезет охальничать, насильничать, похабить
Сталин, пожалуй, единственный, кто пытался ликвидировать это вечное наступление врага, установив «железный занавес» и добиваясь обеспечения абсолютной самодостаточности, т. е. независимости нашей Державы от иноземного потенциала: материального, военного, культурного и особенно духовного. Разрушив «занавес» и военный паритет, мы для начала стали духовно зависимы. Потом — исчервлены идейно и разложены морально. Далее — культурно побеждены и, на финише, порабощены материально и политически. В результате СССР рассыпался, а Россия стала слабым реципиентом, зависимым от культуры Запада и его материальных ресурсов, прежде всего, продовольственных. Вот и прикиньте теперь, кто ж был изначально прав: Сталин или «сокрушители» его «культа» и «железного занавеса»?
Иосиф Виссарионович явил редчайшее, может быть, дотоле невиданное качество: ни при каких условиях и обстоятельствах не поддаваться на самую утонченную лесть, обаяние и дипломатию признанного авторитета. Не потакать условностям т. н. общественного мнения, светского этикета и проч. Сталин был жестким до резкости и неумолимым в отказе, будь визави предельно гладкошерстным либо, наоборот, отвязно крутым. И в этом ракурсе разруганная (якобы с легкой руки Ленина) «грубость Сталина» — величайший плюс, который куда полезнее и умнее, чем самодурское хулиганство Хрущева, пьяно-отморозочный кураж с последующим соглашательством Ельцина, вежливо конфузливая, из боязни обидеть, податливость нынешних властей и, тем более, любезные одобрямсы Горби с парадом пресмыкательства министра «да» (Козырева).
Сталин не тушевался ни перед кем и никогда, будь то Рузвельт или Риббентроп, Тито или де Голль, Мао или Черчилль, Трумэн или Троцкий. Он не боялся
показаться «диким, невменяемым и непродвинутым» в глазах тогдашних заправил «вкуса и политеса». Никому не удалось подольститься, подладиться под него, чтоб урвать тем самым хоть йоту не из личного, а из общесоветского пирога. Для Сталина интересы нации, империи, Союза всегда превалировали над искусами, репутацией, послаблениями личному культу — над всем тем, чего не избежал в истории никто! Все так или иначе считались с «общественными вкусами и мнениями», боялись испортить личные отношения или уже сложившийся имидж в глазах «элиты». А в итоге страдали государственные интересы, они приносились в жертву за улыбки, комплименты, премии и похвалу геополитических соперников.
Увы, все последующие преемники, «тая» (не тая, хотя уж лучше бы тая), сдавали геополитику и идеологию: Никита, Леонид и, особенно, Борис и Михаил. Увы, и нынешние хозяева Кремля сробели перед обольщением Запада и культом «хорошего парня», тиражируемого шустро свихнутыми на нем «интеллектуалами» внутри страны.
Самое противоречивое и малопонятное в личности Сталина — его потворство (по крайней мере, нейтральное непротивление) культу, чрезмерному восхвалению. Согласитесь, труднообъяснимая позиция со стороны «одного из самых просвещенных правителей», как рекомендовал его один из выдающихся «демократов»? Очевидно, здесь есть два полюса. Позитивный — Сталин знал и формировал психологию эпохи, когда культ вождя придает мощный стимул энтузиазму масс созидателей и бойцов. Непогрешимому вождю и вера безгранична. Негатив (и даже мина замедленного действия) — культ позволил ниспровергнуть Сталина, сыграть на этой струнке, как на пороке, а где порок — там нет непогрешимости. Однако полвека спустя, никем не реанимированный, культ явился из низов в обновленной и практически обожествленной форме, когда сомнения в сталинской неправоте допускаются еще меньше, ибо время подтвердило гениальную прозорливость всех его предостережений. А это и убеждает в конечной оправданности и историче-
