«Аокигахара дзюкай» — «лесное море зеленых деревьев» действительно напоминает море. Знаменитый лес, поросший вековыми елями, березами, соснами и самшитами, больно хлещущий по лицу колючими кустарниками и хватающий за ноги лианами, кажется безбрежным, сулящим тишину, покой и забвение. Окунуться в это «море» можно всего после двух-трех часов поездки на машине или рейсовом автобусе из вечно бурлящего Токио. Войти в лес Аокигахара так же легко, как в море, но вот выйти — гораздо сложнее. В любое время года, любой час дня сумрачная масса деревьев скрывает солнце, сбивает с верного пути. Раскинувшаяся на многие километры лесистая равнина не позволяет сориентироваться даже с вершины самого высокого дерева. Да и небо вокруг Фудзи зачастую затянуто облаками. Напрасны надежды и на компас: лес вырос на лавовых потоках Фудзиямы, которые заставляют стрелку делать все что угодно, кроме указания сторон света. И тишина — поначалу приятная, а потом наваливающаяся на непривычного к безмолвию городского жителя, вселяющая беспокойство и ощущение беспомощности. Только два сорта людей добровольно заходят в глубь «леса смерти» — члены специальных бригад полицейских и пожарных, каждую осень прочесывающие Аокигахара в поисках останков самоубийц, да еще сами самоубийцы.
«Жизнь — это очень ценное достояние, доверенное вам родителями! Поразмыслите еще разок о своем долге перед ними, перед старшими и младшими братьями, сестрами, перед детьми! Не взваливайте на себя тяжкую ношу ответственности!» Плакаты с такими надписями установлены кое-где у начала тропинок, ответвляющихся от аккуратного шоссе, которое соединяет Сайко и Сёдзико, два из славящихся своей красотой пяти озер в окрестностях Фудзи. Углубившись метров на десять — двадцать, видишь еще и укрытые под навесом стопки брошюр, адресованные самоубийцам. В них объясняется моральная неприемлемость задуманного, в неприятных деталях расписываются стадии разложения трупа, растаскивания его птицами и дикими зверями. Но все эти увещевания и предупреждения не останавливают десятки и сотни людей, отправляющихся в последнее путешествие к северным склонам горы Фудзи. Ежегодное прочесывание возвращает останки 30–40 человек, но никто не берется хотя бы приблизительно оценить общее число отвергших жизнь в «лесу смерти».
Мрачные легенды издавна окружали Аокигахара. Широко распространено, например, предание о живущем в глубине мрачного леса драконе. Но общенациональную известность «леса смерти» Аокигахара приобрел совсем недавно, в начале 70-х годов. Знаменитый мастер приключенческих и детективных историй Сэйтё Мацумото написал роман, героиня которого кончает с собой в «лесном море зеленых деревьев». А вскоре после премьеры телепостановки по мотивам романа в Аокигахара стали находить все больше и больше останков самоубийц. Роман и телепостановка, конечно, сыграли свою роль в привлечении внимания отчаявшихся к «лесу смерти», расположенному в удобной близости от гигантского города и по соседству с легендарной Фудзи-сан. Но основная причина вовсе не в этом.
Именно на начало 70-х годов пришелся рост кривой самоубийств, гораздо более крутой, чем склоны священной горы. Поначалу рост этот объясняли последствиями захлестнувшей страну волны банкротств, вызванных резким увеличением цен на нефть, так называемым «нефтяным шоком». Но вскоре экономическая жизнь снова вошла в норму, но число самоубийств продолжало стремительно расти, достигнув рекордного за послевоенное время уровня в 25 524 человека в 1986 г.
Среди причин, выделенных в ежегодно публикуемых анализах полицейского ведомства, можно найти типичные для многих стран: страх неизлечимой болезни и старческой дряхлости, несчастная любовь, психические расстройства, алкоголизм, банкротства. Однако самое большое беспокойство полицейских и психиатров вызывает характерное для сегодняшней Японии катастрофическое увеличение числа самоубийств среди мужчин среднего возраста, глав семей, опоры социальной и экономической структуры страны. По словам Кадзуя Йосимацу, исследователя из Токийского городского института психиатрии, в Японии по традиции наибольшее число самоубийств приходилось на людей преклонного возраста, затем следовали юноши и девушки, а люди среднего возраста (30–60 лет) жили в «мирной долине», весьма не часто решались оборвать нить жизни своими руками. Примерно 10 лет назад в этой «долине» стали происходить страшные изменения. Сначала резко выросло число самоубийств среди тех, кому под сорок, затем вперед вырвались сорокалетние, пятидесятилетние… Сейчас печальное первенство прочно удерживают мужчины возраста «50 плюс-минус пять», получившие прозвище «поколение самоубийц». Это именно то поколение, которое внесло наибольший вклад в послевоенное «экономическое чудо». И именно оно надорвалось, надломилось под тяжестью взваленной на его плечи ответственности, непомерных физических и психических нагрузок.
«Типичный глава семьи», смоделированный авторами правительственной «Белой книги о жизни нации» за 1984 г.,- это мужчина 48–55 лет. У него жена и двое детей, у него доходы меньше, чем расходы, основные статьи которых связаны с оплатой образования детей и выплатой долгов за купленное в рассрочку жилье. У него практически нет отпуска или времени для отдыха после работы, у него масса обязанностей и забот на рабочем месте, где молодые подчиненные посмеиваются над его самоотверженной преданностью фирме. У него начинает сдавать здоровье, он страдает от «техностресса», вызванного неспособностью совладать с роботами, микроэлектроникой и иными достижениями научно-технической революции.
Тревогу бьют авторы бесчисленных правительственных и частных, японских и международных обследований. Японская нация, достигшая небывалого в своей истории благополучия, бьет все рекорды не только по числу самоубийств и психических расстройств. Японцы пессимистичнее народов других промышленно развитых капиталистических стран смотрят на будущее: 64 % опрошенных американской службой Гэллапа заявили, что со страхом ждут наступления XXI в. На просьбу одним словом выразить свои мысли о будущем японцы чаще всего отвечали: «компьютеризация», «беспокойство», «старость», «нестабильность», «дегуманизация», «война».
Нет, не только талантливое перо Сэйтё Мацумото повинно в популярности «леса смерти» у подножия Фудзи-сан.
«Глубинка» в трех часах езды от столицы
Невидимая граница пролегает по вершине Фудзиямы. Она делит самую высокую и знаменитую гору Японии на две неравные части, принадлежащие к префектурам Яманаси и Сидзуока. Если для спуска выбрать тропы северного склона, то перед глазами будут маячить пять озер у подножия Фудзи, «лесное море Аокигахара», отроги Южных Альп и других гор, которыми так богата Яманаси. Чем еще богата Яманаси? Чистым воздухом и вкусной водой, персиками и виноградом, преданиями о грозных и благородных воинах, полузабытыми в соседних процветающих районах «большого Токио» народными промыслами, традиционными праздниками. Увы, в современной Японии все эти богатства ценятся не так уж высоко. И Яманаси надежно закрепилась в перечне префектур с самыми низкими доходами на душу населения, с наименее развитой промышленностью и переживающим наибольшие трудности сельским хозяйством.
Давно уже подмечено, что, чем безрадостнее сегодняшняя жизнь и чем неопределеннее день завтрашний, тем чаще и громче люди вспоминают о минувших временах процветания и славы. В Яманаси трудно провести час-другой, чтобы местные жители не упомянули имя Сингэна Такэды, как звали правившего здешними землями военачальника, который прославился победоносными набегами на соседей в XVI в., период смут и гражданских войн. «Там стоял замок Такэда», «здесь Такэда залечивал раны», «по этой дороге шли полки Такэда»… Сам же Сингэн Такэда, вернее его бронзовая статуя, довольно подозрительно взирает из-под рогатого шлема на выходящих из вокзала города Кофу приезжих, неодобрительно поглядывает на земляков, уронивших честь горного края.
Но разве они виноваты, что волны индустриализации разбиваются о труднодоступные и малонаселенные горы, что «большой бизнес» предпочитает обжитые, удобно расположенные на побережье «муравейники» — Токио, Осака, Нагоя? Сегодняшние жители Яманаси, древнего удела Коею, вовсе не утратили смелости, изобретательности и расторопности, качеств, отличавших войска полководца Такэда на полях сражений. Просто им приходится применять их в повседневных и малоэффектных «битвах» на своих неплодородных полях и в полутемных кустарных мастерских. В «битвах» против непобедимых врагов — неравномерности развития разных районов Японии, низких цен на свою несовременную продукцию, оттока молодежи в большие города.
Вспоминаю, например, встречу с крестьянином по имени Кою Тэдзука. Он избрал оружием для борьбы за существование самую обычную хурму, оранжевые плоды которой осенью украшают сады и улицы Японии. В старину сладкие плоды собирали и сушили впрок практически чуть ли не в каждой семье. Сушеная хурма стала непременным лакомством новогоднего стола. В нынешней же Японии оранжевые «ожерелья» нанизанной на веревки сушащейся хурмы можно увидеть только в деревнях, в глубинке. Мыслимо ли вырастить сад хурмы в городе, где каждый клочок земли стоит миллионы иен? Да и найдется ли у горожан время аккуратно очистить плоды от шкурки, развесить оранжевые гирлянды на соломенных веревках, следить за равномерностью сушки на солнце?
