Николай II и Алексей. Поездка по прифронтовой полосе
С конца августа 1914 года в Большом дворце Царского Села открыт лазарет, названный «Собственным Ея Величества лазаретом». Императрица со старшими дочерьми Ольгой и Татьяной проходят курс сестер милосердия военного времени. Им преподает главный врач царскосельского госпиталя, хирург-орденоносец, специалист по полостным операциям княжна Вера Игнатьевна Гедройц.
В обязанности женской части семьи Николая входят перевязки и обработка ран, смена постельного белья раненым, они присутствуют на операциях, уносят ампутированные руки и ноги.
Позже для тяжело раненных солдат был открыт лазарет в Зимнем дворце. Под него отведены все парадные залы, за исключением Георгиевского. Снята часть картин и статуй, полы покрыты линолеумом.
Раненых вносили по Иорданской лестнице. В Николаевском зале — раненные в голову и позвоночник. В Восточной галерее — ранения в конечности. В Гербовом зале — ранения в брюшную полость и тазобедренный сустав. Самые тяжелые — в Петровском зале за ширмами. Операционная — в комнате за Александровским залом. Перевязка — в Фельдмаршальском. В каждом зале — до 200 человек. Работают отличные специалисты.
Сестрами милосердия руководит баронесса Икекуль. Большинство женщин русского высшего света честно вынесли на себе все тяготы работы в лазаретах. Потом они говорили, что нищая жизнь в эмиграции после работы в лазарете уже была не страшна.
Честь и хвала им. Но в государственном военно-санитарном ведомстве царит полный хаос. В 1914 году верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич настаивал на снятии с должности начальника этого ведомства некоего Евдокимова. Его не удаляли, так как он пользовался расположением военного министра Сухомлинова и императрицы. Говорили, что Александра Федоровна желала просто поступить наперекор свекрови.
Александра Федоровна с дочерьми Ольгой и Татьяной на курсах сестер милосердия
23 августа в Москву привезли 9000 раненых. Валили на солому в лазарете университета Шанявского (теперь это РГГУ). Без пищи. Без врачей.
В военных госпиталях полная нехватка всего, раненые лежат полуголые. Земский союз присылает белье — военное начальство запрещает им пользоваться.
Когда в госпиталь приезжает царь, возникает полная мешанина.
В Лефортовском госпитале во время приезда царя построена стена, отделявшая тяжелобольных, чтобы царь их не видел. Госпиталь переполнен. Лишних быстро вывозили, несколько тысяч человек лежали неделю в вагонах на запасных путях.
Распоряжение военных властей: если русский офицер вовремя не оказался в палате, с него приказано снимать штаны. Мера о штанах прививается. В некоторых госпиталях сняты штаны с военнопленных врачей, которые помогают нашим врачам. Ходят в подштанниках. Сестры сжалились и сшили им теплые штаны за свой счет.
Трезвой оценки поражения в Восточной Пруссии никто не даст. Катастрофа на Восточном фронте будет прикрываться реляциями о победах на Южном и Юго-Западном фронтах. Министр Сухомлинов будет давать оптимистические интервью. Британский связной офицер при штабе армии Самсонова, очевидец ее трагедии, доложит Черчиллю, в то время военно-морскому министру Великобритании: «Главная беда России — в желании всячески приукрасить ситуацию».
Николай очень плохо разбирался в людях, но это свойство своего окружения он обязан был знать.
Сергей Юльевич Витте говорит об этом очень прямо: «Государь сие знал и допускал». И дальше: «Царь, не имеющий царского характера, не может дать счастья стране».
За год до войны бывшего председателя Государственной думы Александра Ивановича Гучкова интервьюировали как специалиста по общественному мнению. Вопросы были такие: Начинать войну или нет? Если будет война, не произойдет ли революция? Гучков ответил, что война означает неизбежную революцию. Государь может рассчитывать на преданность только гвардейских полков.
Председатель Государственной думы А. И. Гучков
В феврале 1914 года бывший министр внутренних дел в правительстве Витте П. Н. Дурново направил Николаю записку, в которой писал, что война смертельна и для России, и для Германии. «В побежденной стране неминуема социальная революция. Она неминуемо перекинется и на страну-победительницу, потому что Германия и Россия слишком тесно и давно связаны. Особенно благоприятные условия для революции война создаст в России». Как в воду глядел П. Н. Дурново (и про Россию, и про Германию). Николай читал его записку. Но и это не главное. Николай смог бы избавить Россию и от Первой, и от Второй мировых войн, и от революции в ночь перед началом войны, если бы в тот миг, когда он взялся за ручку двери их общей с женой спальни, он, российский император, подумал бы о своих детях — о четырех девочках и одном больном мальчике. Если бы он в этот миг отпустил бы на волю свои эмоции и во всю силу отцовских чувств представил себе их возможный кошмарный конец. Тогда он сквозь кровавую пелену ближайших четырех лет увидел бы, как он будет спускаться в подвал с сыном на руках, как у него отнимут сына и вместе с дочерьми поставят к стенке. Он отчетливо расслышал бы звуки выстрелов в его детей, услышал бы крик и стон родных голосов, рассмотрел бы, как его девочек будут добивать штыками и прикладами и еще дважды выстрелят в ухо его четырнадцатилетнему сыну.
Николай II
Николай II и Алексей
Не выдерживает критики самый главный миф о Николае — миф о том, что он человек, который больше всего на свете любил свою семью. Если бы он умел любить своих детей, он уберег бы не только их, но и Россию.
Наутро 2 августа 1914 года Николай сообщил французскому послу Морису Полеологу: «Я спал необычайно крепко. Когда я проснулся, я чувствовал себя так, как будто камень свалился с моей души. Я почувствовал, что все кончено навсегда между мной и Вильгельмом».
2 августа 1914 года в 15:30 в Георгиевском зале был отслужен молебен, на котором присутствовало около 5 тысяч человек. Главным образом офицеры. Они в походной форме. По окончании молебна Николай объявил о начале войны: «Офицеры моей гвардии, я приветствую в вашем лице всю мою армию и благословляю ее. Я торжественно клянусь, что не заключу мира, пока остается хоть один враг на родной земле».
Это заявление — точный повтор слов, которые Александр I произнес в 1812 году.
Потом государь пошел в залы, выходившие на Дворцовую площадь, и вышел на балкон.
При виде государя гигантская толпа, запрудившая Дворцовую площадь, упала на колени и запела «Боже, царя храни». Царь хотел что-то сказать, его сбило громовое «Ура!». Председатель Государственной думы Михаил Владимирович Родзянко, протискиваясь сквозь толпу, спросил у попавшихся ему рабочих, как же теперь будет с забастовками: «То было наше семейное дело; теперь мы пришли к своему царю как к знамени, и мы пойдем с ним во имя победы над немцами». Война была повсеместно встречена с каким-то опьянением. По поместьям крестьяне приходили к господам прощаться, то есть получать на чай. Крестьяне в ярких рубахах по-праздничному, некоторые в ясный летний день в лакированных калошах. Будущий глава Временного правительства Александр Федорович Керенский свидетельствовал: «Учитывая огромные просторы страны, результаты мобилизации внушительны — лишь 4 процента военнообязанных не прибыли в срок к месту приписки».
Война для России началась с погрома магазинов, принадлежавших русским немцам. На третий день громили германское посольство, привратник бежал на крышу и там был убит, толпа заполнила особняк, била стекла, выбрасывала в окна мебель, мрамор и бронзу эпохи Возрождения К утру 5 августа жандармский полковник Сизов докладывал министру внутренних дел Маклакову: «Так что, ваше превосходительство, германцы начисто выгореть изволили».
31 августа указом Николая Петербург переименовали в Петроград. Некоторые обладатели немецких фамилий обратились к Николаю с просьбой о русификации своих имен. Николай не дал согласия.
Однажды княгиня Зинаида Николаевна Юсупова заметила государю, что общество раздражено на придворных «немцев».
«Дорогая княгиня, — ответил государь, — что же я могу сделать? Они любят меня. Правда, многие стары и выжили из ума, как бедняга Фредерикс. Третьего дня он подошел ко мне, хлопнул по плечу и сказал: „И ты, братец, здесь? Тоже зван к обеду?“»
8 августа состоялось историческое заседание Государственной думы. Присутствовали все министры и дипломаты дружественных держав. Выступление министра иностранных дел Сазонова было встречено овацией. В его голосе слышались слезы. Министр финансов Барн доложил Думе о блестящем состоянии финансов и о том, что хранившиеся в Берлине деньги были вовремя вывезены.
