Наш план состоял в том, чтобы пересечь океан, двигаясь в одном из струйных течений, которые опоясывают Землю на высоте от шести до тринадцати тысяч метров. Они несутся с мощью реки во время паводка. Чем ниже, тем ветер слабее. Наша проблема заключалась в том, что высота гигантского монгольфьера была более девяноста метров от верхнего края оболочки до капсулы. Когда мы попадем в струйное течение, верхняя и нижняя части шара начнут двигаться с разной скоростью и может случиться все что угодно.
Внутри капсулы мы сразу надели парашюты и пристегнулись к спасательным плотикам, чтобы в случае экстренной ситуации не терять драгоценное время на все эти операции. Потом запустили горелки. Мы поднимались и поднимались, а потом верхушка оболочки шара коснулась нижней границы струйного течения. Ощущение было такое, словно мы ударились о стеклянный потолок. Мы увеличили подачу топлива в горелки, пытаясь подняться выше, но сильный ветер гнал нас вниз. Мы еще поддали топлива – и наконец прорвались. Верхняя часть оболочки была тут же подхвачена мощной струей и рванула вперед, как ракета. Она летела под сумасшедшим углом со скоростью двести километров в час. Капсула – с нами внутри – продолжала двигаться со скоростью сорок километров в час. Казалось, тысячи лошадей тащат нас в разные стороны. Мы боялись, что шар оторвется и тяжелая капсула с высоты в несколько километров сорвется в океан.
Но в последний момент она тоже пробилась через «стеклянный потолок», и шар выпрямился.
«Это еще никогда и никому не удавалось», – сказал Пер.
Мы летели с дикой скоростью – намного быстрее, чем могли предполагать. Семь часов спустя настало время сбрасывать первый опустевший бак из-под топлива. Безопаснее было это делать, выйдя из струйного течения. Мы выключили горелки и начали спускаться в более спокойную зону. Капсула сразу же стала тормозить, но сам монгольфьер по-прежнему рвался вперед. Под нами, семью километрами ниже, виднелся зловещий серый океан. Невольно подумалось, что наш полет вполне может закончиться там, в воде. Пер нажал кнопку сброса пустого бака. Капсула тут же резко накренилась. Пол встал на дыбы, и я упал на Пера. Мы с ужасом обнаружили, что с одного борта сорвался не только пустой бак, но и два полных. Каждый из них весил тонну. Крен стал еще сильнее, равновесие нарушилось. Вдобавок теперь у нас было слишком мало топлива для регулировки высоты полета и поиска ветра нужного направления, так что мы поняли, что до Штатов нам уже не долететь. Полегчав сразу на три тонны, монгольфьер резко взмыл вверх. Мы с такой скорость пулей пробили «стеклянный потолок» – и продолжали подниматься. Пер стравил часть воздуха из оболочки, но мы все равно взлетали все выше и выше. Нас предупреждали, что стеклянный купол капсулы взорвется на высоте тринадцати километров, а наши глаза и легкие вакуумом будут вырваны из тел. На высоте двенадцать тысяч триста метров мы вошли в неизвестность. Вскоре была достигнута отметка двенадцать тысяч семьсот пятьдесят метров. Мы понятия не имели, что же произойдет дальше. Сейчас мы находились на высоте, на которой никогда не летал не только ни один монгольфьер, но и ни один самолет, за исключением «Конкорда». Но наконец подъем прекратился. Воздух в оболочке остыл, и мы начали падать. Жечь драгоценное топливо очень не хотелось, но для того, чтобы прекратить падение, нам пришлось это сделать. Мы не могли садиться в океане, потому что спасать нас там было некому. Мы могли протянуть еще часов тридцать, почти не имея топлива, но для того, чтобы достичь земли, нам нужно было лететь быстрее, чем это вообще возможно на монгольфьере. Это значило постоянно находиться точнёхонько в центре струйного течения, в полосе шириной всего тридцать метров, что казалось невозможным. Последней каплей стала потеря радиоконтакта. Мы провели в воздухе уже много часов, и Пер вымотался. Он лег и сразу же заснул мертвым сном. Я был предоставлен самому себе. В Бога я не верю, но в тот день мне казалось, что какой-то ангел-хранитель проник в капсулу и помогал нам. Приборы показывали, что мы начали ускоряться, все больше и больше. Я был уверен, что это сон, и принялся шлепать себя по щекам, чтобы проснуться. Мы делали сто тридцать километров в час, потом триста, триста сорок и, наконец, четыреста километров в час! Это было немыслимо и казалось чудом.
Я чувствовал себя выжатым до предела и словно одурманенным наркотиками. Когда я увидел странные мигающие огоньки на поверхности стеклянного купола, то подумал, что вижу духов. Я смотрел на них, как во сне, пока не осознал, что это были горящие комья замерзшего топлива, пролетавшие мимо капсулы. За бортом было минус семьдесят градусов. Если такой пылающий булыжник попадет в купол, стекло тут же взорвется. «Пер! – заорал я. – Проснись! Мы горим!» Пер тут же проснулся. Он с ходу понял, что нужно сделать. «Подними шар на уровень двенадцати километров, там почти нет кислорода, – сказал он. – Пожар прекратится».
Огонь погас только на высоте тринадцати километров, и мы снова стали спускаться. Но драгоценное топливо было израсходовано на вынужденный подъем. Внезапно заработало радио. Голос произнес: «В Персидском заливе началась война. Американцы бомбят Багдад». Это казалось нереальным: пока мы находились на границе с космосом, на Земле началась война.
Наша наземная служба передала, что струйное течение, в котором мы находились, меняет направление. Теперь оно относило бы нас обратно в Японию. Нам нужно было немедленно опуститься в другое струйное течение, которое направлялось к Арктике. Мы снизились до девяти тысяч метров и потом часами неслись в накрененной капсуле со скоростью триста тридцать километров в час. В конце концов мы приземлились в пургу на замерзшем озере на самом севере Канады – в безлюдном месте площадью в двести раз больше Британии. Мы оказались настолько далеко от всех маршрутов, что спасателям понадобилось восемь часов, чтобы до нас добраться. К тому времени у нас стали появляться признаки переохлаждения.
«В следующий раз полетим в кругосветку», – сказал Пер. Я рассмеялся, но при этом знал, что не смогу не принять вызов. Пару лет спустя мы действительно сделали такую попытку, но в побитии рекорда нас опередили. Теперь в моих планах новое большое приключение – космическое путешествие, организованное Virgin Galactic. Перед самым полетом через Тихий океан моя дочь Холли прислала мне факс. Она писала: «Надеюсь, вам не придется садиться на воду и потерпеть аварию. Я желаю вам удачной посадки на суше».
Прекрасная метафора всей моей жизни. Мне везет. До сих пор почти все мои посадки были удачными. Я считаю, что писатель и альпинист Джеймс Ульман точно сформулировал проблему, сказав: «Вызов – это причина и движущая сила всех деяний человечества. Если есть океан – мы пересечем его. Если есть болезнь – мы ее вылечим. Если существует несправедливость – мы ее исправим. Если есть рекорд – мы его побьем. А если есть вершина – мы ее покорим». Я полностью с ним согласен и убежден, что мы всегда должны бросать себе вызов.
5
Твердо стой на собственных ногах
Полагайся на себя
Гонись за мечтой, но живи в реальном мире
Работай вместе с другими
«Если хочешь молока, не сиди на табуретке посреди пастбища, выжидая, пока коров сама подставит тебе вымя». Эта стара поговорка вполне в духе поучений моей мамы. Она бы еще добавила: «Давай, Рики. Не рассиживайся. Иди и лови корову».
Старинный рецепт кроличьего пирога гласит: «Сначала поймайте кролика». Обратите внимание, что в нем не сказано: «Сначала купите кролика или сидите и ждите, пока кто-нибудь не принесет его вам». Подобные уроки, которые преподавала мне мама с самого раннего детства, и сделали меня самостоятельным человеком. Они научили меня думать своей головой и браться за дело самому. Раньше для народа Британии это было жизненным принципом, но нынешняя молодежь нередко ждет, когда ей все поднесут на блюдечке. Возможно, будь остальные родители похожи на моих, мы все стали бы энергичными людьми, какими когда-то и были британцы.
Однажды, когда мне было четыре года, мама остановила машину за несколько миль до нашего дома и сказала, что теперь я должен сам найти дорогу домой через поле. Она преподнесла это как игру – и я только обрадовался возможности в нее поиграть. Но это уже был вызов, Я рос, и задания становились сложнее.
Однажды ранним зимним утром мама разбудила меня и велела одеваться. Было темно и холодно, но я вылез из постели. Она дала мне завернутый в бумагу ланч и яблоко. «Воду ты и сам найдешь по дороге», – сказала мама и помахала мне рукой, отправляя в поездку на велосипеде к южному побережью за пятьдесят миль от дома. Когда я в полном одиночестве крутил педали, было еще темно. Я переночевал у родственников и вернулся домой на следующий день, страшно гордясь собой. Я был уверен, что меня встретят криками радости, но вместо этого мама сказала: «Молодец, Рики. Ну как, было интересно? А теперь беги к викарию, он хочет, чтобы ты помог ему колоть дрова».
