Положение партии как объединяющей силы для угнетенного и разъединенного народа объясняло ее огромную популярность среди всевозможных патриотических групп на территории русской Армении. Дашнакцутюн смогла организовать многочисленные, хорошо вооруженные боевые силы, состоявшие главным образом из тысяч армянских беженцев из Турции — молодых, бездомных, ничего не имевших бродяг без семейных связей, которым в 1901 году разрешили селиться в городах русского Закавказья. Большинство из них не имело никакой профессии и умело лишь орудовать кинжалами.
В то. же время партия получала огромные деньги на войну с мусульманами от добровольных и вынуждаемых жертвователей-армян. Эти пожертвования стали особенно щедрыми после начала настоящей гражданской войны между армянами и татарами в 1905 году(73).
Революционное восстание 1905 года привело к расколу в движении Дашнакцутюн. В то время как правые элементы в партии по-прежнему стремились к борьбе с турками и к объединению армян под защитой российского правительства, левые, под влиянием российской эсеровской идеологии и тактики, присоединились к другим радикальным силам в борьбе против самодержавия. Их социальные, экономические и политические требования включали самоопределение для всего армянского народа. Эти дашнакские революционеры, закаленные в кровавых боях с турками и татарами, добились верховенства в партии, определяя ее решения и в то же самое время подчиняя себе путем жестокого насилия целые местности на Кавказе.
Дашнаки физически уничтожали своих политических противников, а также принуждали богатых людей платить определенный налог (доходивший иногда до восьми тысяч рублей в год) в пользу партии Дашнакцутюн. Они покупали оружие, оборудовали лаборатории по изготовлению бомб и брали на себя административные судебные функции, наказывая всех тех, кто обращался за помощью к законным властям, а не к местным революционным комитетам. В некоторых случаях у полиции не было иного выхода, как признавать всемогущество партии, вступать в переговоры с ее представителями и сотрудничать с ними в решении наиболее острых проблем(74).
К началу 1907 года дашнаки потеряли популярность и былую поддержку большей части населения из-за своей практики повального насилия, продолжающегося несмотря на возвращение конфискованного ранее царскими властями церковного имущества Армянской Церкви. Это не помешало Дашнакцутюн оставаться главной виновницей террора в Закавказье, по крайней мере до 1909 года(75). В то же время после 1905 года революционная ситуация в Армении, Грузии и других областях региона породила различные более мелкие и менее организованные экстремистские группы и отдельные боевые отряды, некоторые из них определяли свою суть вполне откровенно, например группы «Ужас» или «Смерть капиталу» (анархисты-коммунисты). Обе эти группировки придерживались тактики дашнаков(76). В грузинском городе Телави примеру дашнаков следовала «Красная сотня», военизированная организация неопределенно-радикального направления, которая приговаривала к смерти своих противников, вымогала деньги в окрестных деревнях и принуждала местное население прекращать выплаты налогов государству. Для многих из этих террористических группировок национальные цели превалировали над социально-экономическими. Так, Кавказский Всемусульманский Союз Дфаи, образованный в августе-сентябре 1906 года, использовал тактику убийств в борьбе с армянским влиянием и русификацией, проводимой имперскими властями(77).
В это же время увеличивалось число кавказских террористов нового типа — не входивших ни в одну партию и не исповедовавших ни одну определенную революционную идеологию. Многие из них быстро стали главарями малочисленных, но свирепых полууголовных банд, называвших себя просто борцами за свободу или анархистами. Эти банды терроризировали целые области. Успеху Дашнакцутюн, других радикальных образований и отдельных экстремистов (некоторые из них, к слову, были отпрысками местных аристократических семей) во многом способствовало то, что используемые ими методы террора обычно включали в себя традиционные для региона формы насилия и бандитизма, такие, как сжигание посевов и запрет на уборку урожая, похищение женщин, требование огромных выкупов за похищенных детей и, конечно, кровная месть(78).
Революционный террор в Царстве Польском был окрашен в националистические цвета даже больше, чем на Кавказе. Вся история Польши, в отличие от истории большинства кавказских областей, была отмечена стойким отказом признавать русское владычество. К началу века борьба поляков за национальное освобождение стала уже давней традицией и главной заботой почти всех польских политических деятелей, как умеренных, так и радикальных. Для большинства революционеров национально-освободительная борьба перевешивала преданность идеям социализма, и в то время, как имперские власти могли иногда использовать в своих целях разрозненность и взаимную враждебность различных национальностей в Закавказье, для них гораздо большую опасность представляла Польша, объединенная в своем стремлении к независимости.
Статистические данные о жертвах террора в Польше, хотя и неполные, так же показательны, как и на Кавказе. В 1905–1906 годах террористы убили 790 военных, жандармских и полицейских офицеров и ранили 864. В ходе боевых операций экстремисты взорвали 120 бомб и других взрывных устройств, убив или ранив 142 человека. Согласно более подробным данным, только в Варшаве в 1906 году было убито 83 полицейских и военных офицера и 96 было ранено. Таким образом, каждый месяц 15 официальных лиц становились жертвами революционного террора. Эти цифры не включают жертв среди гражданского населения и не отображают масштабности всплеска политических убийств и актов экспроприации после 1906 года (79). Согласно одному правительственному источнику, в Варшавском округе с октября 1905 года до конца февраля 1908 года террористами было убито или ранено 327 официальных и 631 гражданское лицо: за тот же промежуток времени в других польских округах жертвами революционного террора стали еще 1 009 официальных и гражданских лиц- (80).
Так же, как и на Кавказе, в Польше действовал; сильная организация, сделавшая после 1904 года политические убийства и экспроприации своей главной тактикой, — Польская социалистическая партия (ППС), которая была основным источником террора в регионе в последующие годы. 31 октября 1904 года члены этой партии дебютировали в массовых боевых действиях, совершив ряд одновременных террористических нападений на варшавских полицейских. Через несколько месяцев на V съезде партии террор был признан официальной тактикой борьбы с врагами польского народа. Несмотря на свою приверженность социалистическим принципам, партия на этом съезде не рекомендовала использовать террор против буржуазии, кроме как в случаях, когда отдельные лица способствовали бы контрреволюции, обращаясь за помощью к полиции или армии.
Польская социалистическая партия видела в политических убийствах не просто инструмент мести и уничтожения видных сторонников репрессий, а чрезвычайно эффективный способ дестабилизации российской имперской власти в Польше. В соответствии с этой точкой зрения съезд санкционировал создание специального боевого отдела партии, чье сокращенное польское название «Боювка» (Bojowka) очень скоро стало идентифицироваться с волной политического насилия(81).
Как и в других частях империи, в Польше революционеры считали уступки Октябрьского манифеста недостаточными и только усилили свою террористическую деятельность после его обнародования, распространяя террор из Варшавы на все польские местности. Их действия вскоре стали включать в себя покушения на жизнь ц имущество капиталистов и богатых землевладельцев, а также акты экспроприации банков, магазинов, почтовых контор и поездов(82). Партия нуждалась в большем числе боевиков и в этих целях предпринимала серьезные усилия для вербовки потенциальных террористов среди крестьян, призывая их организовывать местные отряды по типу «Боювки». Более того, в 1906 году в Кракове открылась подпольная боевая школа, в которой специальные инструкторы тренировали для партии новых боевиков(83).
Руководство партии, несмотря на строгую партийную структуру, не могло эффективно ограничивать стремление террористов, бывших поначалу под его контролем, к самостоятельности. Все чаще боевики действовали независимо от центрального комитета, сами решая, кто является их врагом. Очень немногие из них руководствовались в своих действиях дальними политическими целями. Время от времени они выбирали жертву — какого-нибудь известного представителя российского правительства в Польше — для проведения хорошо спланированного и громкого теракта, как это было, например, летом 1906 года, когда было совершено покушение на жизнь варшавского генерал-губернатора Скалона; но в подавляющем большинстве случаев боевиками двигала личная ненависть и жажда мести по отношению к подозреваемым в сотрудничестве с полицией, городовым, казакам, охранникам, тюремным надзирателям и солдатам. Жертвами террористов становились также мелкие гражданские чиновники — безликие слуги порядка, с которыми экстремисты часто имели свои счеты и которых убивали en masse (84).
