Здесь вряд ли имеет смысл пересказывать события 1611-1612 гг. — они достаточно известны. После освобождения Кремля Пожарский объявил предателей-бояр "пленниками поляков". В феврале 1613 г. казаки, заблокировав подворье князя (февральский переворот 1613г.), к радости бояр, не позволили ему стать царём. На подобии земского собора был выкрикнут Михаил, бояр заставили принять эту кандидатуру. Впрочем, бояре были не особо против. Во-первых, Михаил и его родня, как и сами бояре, были замараны своими контактами с интервентами. Во-вторых, интеллектуально-волевой потенциал Михаила (ниже среднего) не вызывал у них опасений: "Миша Романов молод, разумом ещё не дошёл и нам будет поваден", — цитирует бояр современник.
Таким образом, царствование Романовых началось февральским переворотом и закончилось тоже февральским переворотом. Есть и ещё более страшная историческая перекличка. В 1614 г., т. е. на следующий год после воцарения первого Романова, был казнён ребёнок — сын Марины Мнишек (официально — от Лжедмитрия II, реально — по-видимому, от Заруцкого). Мальчика современники именовали Ворёнком (т.е. сыном Вора — тушинского). Его повесили, чтобы уничтожить альтернативного претендента на престол — это насколько же неуверенно чувствовала себя власть Романовых, что убоялась сына полячки и еврея-выкреста и убила его?!
В 1918 г., на следующий год после низложения последнего Романова тоже был убит мальчик — цесаревич Алексей — вместе с родителями, сёстрами, врачом и прислугой. История вернулась бумерангом: династия, стартовавшая со слезинки и кровинки (чужого) ребёнка финишировала слезами и кровью — только уже своих детей. Как говорил Блаженный Августин, наказания без вины не бывает.
Последствия Смуты были весьма тяжёлыми: экономика страны была подорвана; те, кто в 1620-е годы помнил последнее десятилетие правления Ивана Грозного, воспринимали это далёкое время как благословенное. Экономика стабилизировалась только в третьей четверти XVII в. Тогда же благодаря резкому ограничению торговых прав английских купцов (1649-1650 гг.) и протекционистскому таможенному уставу (1667 г.) русская торговля оказалась практически полностью под русским контролем. Ведь после Смуты в Россию, как стервятники, хлынули голландские и английские купцы. Пользуясь слабостью и продажностью романовской власти, они поставили значительную часть русской торговли под свой контроль — вплоть до того, что в некоторых областях начали диктовать цены на русские товары.
Это хозяйничанье западных чужих и хищников — характерное следствие, послевкусие Смуты. В ограниченном варианте это последствие видно в 1920-е годы — во времена НЭПа, т. е. после второй смуты, и практически в неограниченном — после третьей смуты, когда при попустительстве власти и активном участии пятой колонны западный капитал скупал всё, включая оборонные предприятия.
Геополитическая ситуация после Смуты ухудшилась: мало того, что Россия не могла как следует защитить свои рубежи с юга от крымцев, существенно понизился её статус в системе европейских государств — причём по сравнению не только с первой третью XVI в., но даже со временем после окончания Ливонской войны.
А вот во внутреннем социальном и властном плане главным последствием Смуты стало усиление самодержавно-крепостнического вектора, тех тенденций развития, которые оформились при Иване Грозном (опричнина) и Фёдоре Ивановиче/Борисе Годунове (предварительные шаги, ставшие необходимым, но ещё недостаточным условием закрепощения крестьян). В 1649 г. Соборное уложение зафиксировало победу обоих указанных векторов и завершение генезиса самодержавно-крепостнического строя в его исходном, "модельном" виде, далёком от кошмара петровщины и якобы "золотого" (но кошмарного для 90% населения) "века Екатерины".
В то же время восстановление самодержавия Ивана Грозного произвела династия, которая оказалась на престоле путём, который едва ли можно назвать легитимным. Эта династия не была укоренена в русской традиции так, как Рюриковичи, не имела такого исторического веса и значения, как Рюриковичи, — одна из древнейших династий Европы. Не случайно уже второй Романов начал ломать русскую религиозную традицию, а четвёртый ломанул через колено вообще всю русскую жизнь и — небывалый случай! — был назван народом Антихристом. Царь-антихрист на троне в православной стране — это ли не закономерный результат воцарения династии, исходно ориентировавшейся (в культурном и политическом плане) на Запад? И здесь мы подходим к вопросу об уроках Смуты.
Первое. Главный урок Смуты конца XVI — начала XVII в. прост: любое ослабление центральной власти в России, её олигархизация ведёт систему к краху, причём не только систему власти, но и социальную систему в целом. Смуты начинают социально нездоровые, ущербные элиты, как правило, не имеющие адекватного представления о собственной стране и мире, лишённые стратегического видения, плохо связанные с национальной традицией и ориентирующиеся на Запад, на чуждую России и русским культурную и политическую традицию. Чтобы избежать лиха, такие "элиты" нужно устранять превентивно.
Второе. Крах системы власти, а затем и социальной системы в России активно используют, в значительной степени подготавливают и в ещё большей степени направляют определённые круги на Западе — достаточно вспомнить слова М. Олбрайт о том, что США в лице Буша-старшего умело руководили процессом разрушения Советской империи. От смуты к смуте эта роль внешней силы растёт, достигнув апогея в третьей смуте и предшествовавших ей событиях 1970-х—1980-х годов, когда политические и интеллектуальные наднациональные структуры Запада начали активную обработку общественного сознания советского социума, прежде всего определённых сегментов правящего слоя и обслуживающей его части интеллигенции ("красненьких" и "зелёненьких" Эрнста Неизвестного).
Каждый раз речь шла об устранении в лице России конкурента и принципиально иного, чем Запад, культурно-исторического типа, иного, альтернативного Западу, особенно в капиталистической ипостаси последнего, способа освоения пространства и времени, иной религии — православия, по сути — иной цивилизации. Речь шла об уничтожении не самодержавия или коммунизма, — а именно России с характерным для неё типом власти и религии. Для хозяев Запада не имеет никакого значения тот факт, что православие, как католицизм и протестантизм, — христианская конфессия. И католицизм, и особенно протестантизм суть иудаизированные версии христианства, далеко отошедшие от ортодоксии (православия), в виде которой христианство и распространялось в течение нескольких веков, пока римский епископ по политическим, главным образом, причинам не отщепился от ортодоксального древа. Православие сохранило в себе намного больше от исходного христианства, чем западные ветви (хотя "окно уязвимости" в виде Ветхого Завета по отношению к иудаизму/талмудизму остаётся, да и последствия реформы Алексея—Никона дают о себе знать). И это сохранение не может не тревожить, если не бесить (в прямом и переносном смысле) "властелинов колец" католицизма и протестантизма. Я уже не говорю о том, насколько проникнуты масонством и даже сатанизмом эти якобы христианские конфессии, постоянно идущие на уступки иудаизму и исламу, но ни в коем случае не православию. Создаётся впечатление, что для католиков и протестантов православные — намного более чужие и чуждые, чем иудеи и мусульмане. История русских смут и роли в них представителей западных конфессий и их пятоколонных подельников подтверждает это впечатление, а потому все попытки православных сблизиться с католиками или протестантами, помимо принципиальной исторической неправильности таких шагов, объективно носят проигрышный для православия характер и работают на его врагов — и на врагов России. Смута и то, что произошло после неё, роль католиков и иезуитов, в частности, в подготовке реформы Алексея—Никона, которая, по сути, была мощнейшей "идеологической", идейно-духовной провокацией, свидетельствуют об этом со всей ясностью.
А раз так, то — третье — только национально-религиозное единство может вывести страну из смуты, из нестроения; при этом, конечно же, одна из наиболее сложных проблем — соотношение классового и национального, противоречие между ними. От смуты к смуте это противоречие обостряется, достигнув исключительной остроты в третьей смуте.
Четвёртое. Один из важнейших уроков смуты, непосредственно связанный с диалектикой национального (государственного) и классового, заключается в жёсткой необходимости изоляции "пятой колонны" и наказания предателей, особенно предателей из числа правящих слоёв — ничего личного, только обеспечение общественной гигиены и социальной справедливости. Иначе — беда, что и произошло в результате действий князя Дмитрия Пожарского. Последний, вместо того, чтобы объявить предателями и отдать под суд (а то и выдать головой победившим земцам и казакам) тех бояр, которые открыли ворота полякам, присягнули Владиславу (среди присягнувших был Михаил Романов) и сидели вместе с поляками в Кремле в осаде, объявил их пленниками поляков. Что автоматически означало прощение. После чего испуг бояр прошёл, и они сделали всё, чтобы ненавистный им благородный спаситель России Рюрикович Пожарский не стал царём. Почему Пожарский поступил так, а не иначе? Думаю, прежде всего, он не хотел лить кровь бояр. Возможно, рассчитывал на их благодарность, которая принципиально отсутствует в политике. К тому же, как заметил один беспринципный деятель русской истории, принципиальная политика — лучшая политика. Пожарский не решился пойти на конфликт с боярами (а шансы князя на успех в таком конфликте были исключительно велики — ненавидимые народом предатели-бояре, скорее всего, даже не посмели бы сопротивляться) — и проиграл. А вместе с ним проиграла Россия, получив Романовых, которых некоторые исследователи считают криптокатоликами, начиная с Фёдора/Филарета, отца Михаила.
