«Зачем ты не устоял?..»
Анализируя то, что происходило у нас в России в последние годы, а точнее - вот уже более двух десятилетий, необходимо коснуться духовно-мировоззренческих причин изъятия литературы из общественного сознания. И, по сути, изгнания её из образования. Причём причин не внешних, довольно хорошо известных, но того, как мы мыслили, какие "ценности" взяли как заглавные. При этом более целесообразно обратиться к поэзии, потому что проза, в значительной степени изготовляемая «кухарками», в это время очень уж превратилась в подобие шоу-бизнеса, в «рынок», к литературе не приложимый вообще, являющийся сокрытой, но внешне привлекательной формой уничтожения литературы.
Что меня особенно поражает в литературе означенного периода, так это то, что она подстраивается под господствующие мыслительные процессы, считающиеся передовыми, таковыми не являясь. Иными словами, свершается в обществе какой-то катаклизм, имеющий явно не позитивное значение, и немалая часть литераторов начинает усердно его «воспевать». То есть следовать за разрушителями, а не противостоять им.
Но поэзия – не некое словесное украшательство, а главным образом – духовно-мировоззренческое осмысление жизни. А русская поэзия в особенности отличается этим. Я выделяю два важных аспекта: это отношение к православной вере и к Родине, России. И тут всякого непредвзятого читателя не может не поразить резкое изменение ориентиров и убеждений в связи с состоянием общества. К 1991 это проявилось уже во всей определённости. Не могу сказать, что такое изменение произошло со всеми поэтами. Нет, конечно. Но подавляющая смысловая направленность определилась чётко и недвусмысленно.
Помнится характерное в этом отношении стихотворение Сергея Хохлова (1927–2013) «Дума о России» из его книги «Предчувствие» (Краснодарское книжное издательство, 1992). Да ещё с эпиграфом из «Жития протопопа Аввакума» – «Бог излил фиал гнева ярости своея на русскую землю[?]»:
России нет…
Не надо возмущённых
И гневных фраз.
А истина проста:
Есть горстка душ
искусно разобщённых,
Давным-давно
не помнящих родства.
Их лица скорбны, и глаза их тусклы…
Под небом мысль России не царит…
Есть чисто говорящие по-русски,
Но это ни о чём не говорит.
Эпатажная строка «России нет…» свидетельствует о том, что смена государственного устройства принята за исчезновение России. Было ли в истории нашей страны нечто подобное в более давние времена? Да всегда было. Можно даже сказать, что это её основное свойство – «исчезать», а потом возрождаться: «Новым ты обернулась мне ликом» (А. Блок).
Авторов старшего поколения понять ещё можно – ведь не так просто пережить крушение того уклада, в котором они жили. Но более молодые авторы, наши современники, в этом отношении часто просто поражают бессилием осмыслить то, что происходит в нашей жизни и с нами.
Пример иного мировоззрения мы находим в стихах Е. Артюхова: «Я был задуман вешним человеком, но жизнь меня свела с не лучшим веком». Иными словами – я был бы человеком замечательным во всех отношениях, но вот мешают внешние обстоятельства, довелось жить в «издёрганной стране». Это, можно сказать, классическое положение либерализма, когда человеку мешают внешние обстоятельства. И тогда он, естественно, все усилия свои направляет не на самоусовершенствование, как должно, а на переделку Богом устроенного мира. Это как бы даёт ему разрешение на такое действо. Иного вывода из такой либерально-демократической идеологии не следует.
Что же противопоставляется в качестве альтернативы своей Родине, «камуфлированной» и «издёрганной»? Ну разумеется, Европа, где якобы в отличие от России всё благостно:
Европа спокойные любит тона.
Желта, голуба, зелена…
А наша алеет на все времена –
Умытая кровью страна.
Как видим, в отношении к своей Родине говорится о крови «на все времена», а в отношении Европы – о разноцветии. Справедливо ли это? Конечно же нет. Ну вспомнил бы автор хотя бы о том, что в России инквизиции не было, как и Варфоломеевской ночи…
Впрочем, это явление – отрицать веру в русском народе – далеко не новое. Ещё П. Чаадаев с презрением относился к православию и преклонялся пред католицизмом. На что Н. Страхов позже писал: «Человек, благоговеющий перед католицизмом, не впадает ли в явную нелепость, отрицая силу и жизненность православия? Не в тысячу ли раз последовательнее тот, кто, отрицая православие, в то же время отрицает католицизм?»
Примечательно, что именно этого же требовал В. Белинский от Н. Гоголя в знаменитом Зальцбруннском письме (3(15) июля 1847 г.) – называя православное духовенство гнусным, ставил его «неизмеримо» ниже католического: «…второе когда-то было чем-то, между тем как первое никогда ничем не было, кроме как слугою и рабом светской власти». Представление – до предела упрощённое и даже вульгарное, так как соотношение власти светской и церковной, их гармония составляют основу русской государственности.
На такие декларации, пышущие ненавистью к своей Родине, так и хочется сказать стихами Ф. Тютчева, созданными в 1855 году:
Не поймёт и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной.
Но тогда встаёт неизбежный вопрос: почему значительная часть нашего поколения за не столь уж длинный срок стала смотреть на свою Родину гордым взором «иноплеменным»? Этого, за редким исключением, не было в поколении предшествующем. Ну хотя бы припомним стихотворение Николая Рубцова «Привет, Россия»:
Привет, Россия – Родина моя!
Как под твоей мне радостно листвою!
И пенья нет, но ясно слышу я
Незримых певчих пенье хоровое…
Значит, причиной критицизма к своей Родине является вовсе не её социальное нестроение. Скорее оно таится в душах и разуме авторов…
Даже такой одарённый поэт, как Николай Зиновьев из г. Кореновска, не избежал этого почти всеобщего отрицания Родины: «…Несите ноги, вы вольны, Куда хотите гражданина Несуществующей страны».
И, видимо, закономерно, что критицизм к своей Родине приводит к отрицанию мира вообще: «Боже мой! Как я мир не люблю, Как устройство его презираю!» (М. Анищенко). Это, разумеется, предполагает «переделку мира».
Не может не поражать и не удивлять, что наши современники в своём значительном большинстве, обращаясь к своей Родине, России, пишут прямо противоположно своим предшественникам. По причине вроде бы внешних обстоятельств, но на самом деле причины эти таятся в области духовно-мировоззренческой.
Обращусь к А. Блоку, ибо его путь среди революций очень уж показателен. И жил он в более жестокие времена, чем наши. Именно тогда, когда Россия начала разрушаться или её начали разрушать, он издаёт книгу «Стихи о России» (издание журнала «Отечество», 1915):
Идут века, шумит война,
Встаёт мятеж, горят деревни,
А ты всё та ж, моя страна,
В красе заплаканной и древней.
Иной стихотворец с видом несомненной правоты может задать обывательский вопрос: а за что её теперь такую любить? На это мы можем ответить разве строчкой М. Лермонтова: «Но я люблю – за что, не знаю сам». Или стихами С. Есенина: «Но люблю тебя, родина кроткая! А за что – разгадать не могу». Родину любят не за что-то, а потому, что она есть.
Но не все поэты, говоря словами С. Есенина, «задрав штаны», побежали вослед за разрушителями обличать свою Родину в трудные и даже трагические для неё времена. У выдающегося поэта Юрия Кузнецова (1941–2003) мы встречаем прямо противоположные смыслы и чувства:
Вся страна горит подножным пламенем,
И глазами хлопает народ.
Матерь Божья, хоть под красным знаменем
Выноси святых огнём вперёд!
Полыхает наша фанаберия,
И на небе звёзды говорят:
Вон горит великое безверие,
Но его святые не горят!
«Русский зигзаг», М., 1999.
Та же наивная обличительность своего Отечества, которая декларируется как якобы «во исправление» его, к чему она никогда не приводила и не приводит, как правило, находится в поле политических и идеологических влияний. Мы отмечаем её лишь потому, что слишком уж широко она вошла в текущую литературу. За её идеологемами стало не так просто разглядеть истинного поэта.
