В глубоком штиле корабли,
А море, как весёлый пёс,
Лежит у отмелей и кос
И быстрым языком волны
Облизывает валуны…
Пусть наливает виноград
Та жизнь, что двадцать лет назад
Пришла, чтоб в эту землю лечь, –
Клянусь, что праздник стоит свеч!
Смотри! Сюда со связкой нот
В пижаме шёлковой идёт
И поднимает скрипку тот,
Кто грыз подсолнух у ворот.
Наш летний отдых весел, но,
Играя в мяч, идя в кино,
На утлом ялике гребя,
Борясь, работая, любя,
Как трудно дался этот край,
Не забывай, не забывай!..
Ты смолк. В потёмках наших глаз
Звезда крылатая зажглась.
А море, как весёлый пёс,
Лежит у отмелей и кос,
Звезда похожа на слезу,
А кипарисы там, внизу,
Нам светят, будто две свечи,
В сандалом пахнущей ночи...
Тогда мы выпили до дна
Бокал мускатного вина, –
Бокал за Родину свою,
За счастье жить в таком краю,
За то, что Кремль, за то, что Крым
Мы никому не отдадим.
И впопад кедринскому — отрывок из более современного.
Приехать к морю в несезон,
помимо матирьяльных выгод,
имеет тот ещё резон,
что это – временный, но выход
за скобки года, из ворот
тюрьмы. Посмеиваясь криво,
пусть Время взяток не берёт,
Пространство, друг, сребролюбиво!
Орёл двугривенника прав,
Четыре времени поправ!
Здесь виноградники с холма
Бегут тёмно-зелёным туком.
Хозяйки белые дома
Здесь топят розоватым буком.
Петух вечерний голосит
Крутя замедленное сальто,
Луна разбиться не грозит
О гладь щербатую асфальта.
Её и тьму других светил
Залив бы с лёгкостью вместил.
Когда так много позади
Всего, в особенности – горя,
Поддержки чьей-нибудь не жди,
Сядь в поезд, высадись у моря.
Оно обширнее. Оно
И глубже. Это превосходство –
Не слишком радостное. Но
Уж если чувствовать сиротство,
то лучше в тех местах, чей вид
волнует, нежели язвит.
Вот так описывал своё ощущение жизни Иосиф Бродский в октябре 1969 года в Коктебеле. Не могу обойти вниманием и ещё одного современного поэта: харьковчанина Бориса Чичибабина (1923–1994). В воспоминательном очерке Лилии Карась-Чичибабиной (вдовы и хранительницы духа поэта) есть следующие слова: «…В эти же дни смогли добраться до Херсонеса. Бориса Алексеевича словно подменили. Вот она эллинская культура! Неутомимо кружили по раскопкам древнего Херсонеса, не оставив без внимания всё – от сосудов для хранения воды и зёрна до подвала, где делалось вино, вышли к морю и долго сидели на берегу, вдыхая йодистый воздух. Вспоминали, что здесь прошли девичьи годы Анны Ахматовой, её поэму о море, и получилось вот такое «воскресное» стихотворение – «Херсонес».
Какой меня ветер занёс в Херсонес?
На многое пала завеса,
но греческой глины могучий замес
удался во славу Зевеса <…>
Нам город явился из царства цикад,
из жёлтой ракушечной пыли,
чтоб мы в нём, как в детстве, брели наугад
и нежно друг друга любили <…>
Да будут нам сниться воскресные сны
про край, чья душа синеока,
где днища давилен незримо красны
от гроздей истлевшего сока.
Разумеется, это далеко не все авторы, которые воспели полуостров. Иное дело, как этим богатством распоряжались до нас и как распорядится новое поколение, тем более те, кто вновь обрёл под ногами крымскую землю как землю России. Именно они – здесь и сейчас – должны учитывать это волнующее поэтическое пространство…
Теги: поэзия , Крым
«Всяк сущий в ней язык...»
Фото: РИА "Новости"
В статье Валерия Ганичева, с которой началась большая литературная дискуссия, не сказано ни слова о национальной литературе. Забыли о ней и другие. Перефразируя Льва Пирогова, можно сказать, что национальная литература в сегодняшней России - падчерица, а мачеха – это постсоветское время. Хотя любая литература по своей сути национальна и изначально зарождается только внутри родного языка, в Советском Союзе возникло великое понятие "многонациональная литература народов", которую стали переводить не только на русский язык, но и на другие языки народов СССР. Так национальная литература стала неотъемлемой частью жизни общества. Читатели с огромным интересом ждали произведений Р. Гамзатова, К. Кулиева, М. Карима, Д. Кугультинова, Ч. Айтматова, Н. Думбадзе, Г. Матевосяна, Э. Межелайтиса, О. Чиладзе, О. Вациетиса, Г. Виеру, Б. Олейника, В. Быкова и других выдающихся представителей национальных литератур.
После развала Советского Союза всё переменилось. Всякая перестройка таит в себе силы, которые могут увести не в ту сторону. Оказалось, что музыка революции хоть и сладостна, но обманчива. Получив безответственную свободу, вернее, свободу от ответственности, люди сами стали безответственнее и потеряли не только духовно-нравственные ориентиры, но и смысл жизни. Человек перестал читать, перестал думать о Родине. Исчезло естественное чувство патриотизма и гордости за свою страну. Воры и нувориши почувствовали себя вольготно, олигархи стали вершить судьбы не только отдельных людей, но и целых народов. А простой человек – главный строитель жизни – превратился в изгоя и нищего. Но ведь именно он был главным читателем в самой читающей в мире стране.
Поэтому сегодня российский поэт отличается от советского поэта в своей стране тем, что не может подтвердить своё назначение ни всесоюзной славой, ни миллионными тиражами книг, ни тем более гонорарами. Если советские поэты имели всеобщее уважение, то сегодняшний национальный поэт социально не защищён и государству не нужен. После развала Союза мы, как сказал Расул Гамзатов, стали «поэтами одного ущелья». Раньше везде подчёркивали значимость национальной творческой интеллигенции: в Союзах писателей СССР и РСФСР были секретари и советы по национальным литературам, в каждом издательстве, в каждом журнале были отделы национальной поэзии и прозы. Везде имена национальных писателей звучали рядом с именами русских писателей, в стране всегда уважительно относились к национальным языкам.
Для национального писателя родной язык был и остаётся жизнью и судьбой. Расул Гамзатов пишет: «Родной язык! Не знаю, доволен ли ты мной, но я тобой живу и тобой горжусь. Как светлая вода родника стремится из томных глубин на солнце, где зелень, так слова родного языка стремятся из сердца к моей гортани. Вслушиваюсь в свой собственный шёпот, вслушиваюсь в тебя, мой язык, и кажется мне, что рокочет в теснине сильная горная река, пробивает себе дорогу. Люблю я рокот воды. Люблю я звон булата, когда два кинжала, вынутые из ножен, бьются друг о друга. И это есть на моём языке. Люблю я тоже шёпот любви.
Трудно мне, мой родной язык, сделать так, чтобы все знали тебя. Как богат ты звуками, как много их у тебя, как трудно неаварцу научиться произносить их, но как сладко их произносить, если умеешь».
Сегодня в России настоящие национальные писатели, хранители очага своего народа и своих языков, те, которые переводят на национальные языки русских поэтов-классиков и современников, которые по-настоящему любят и ценят Россию, русский народ, русскую литературу и культуру, неизвестны, они в тени. О них не пишут, не говорят, их не замечают. А надо бы. Эти писатели – настоящие патриоты России и русской литературы. Недаром сегодня в центре Махачкалы – столицы Дагестана стоит величественный памятник книге Л.Н. Толстого «Хаджи-Мурат», а также памятник русской учительнице. Это говорит о многом.
И неслучайно Вадим Кожинов писал: «Первоисточник всечеловечности русской литературы и культуры, её глобального значения я вижу в том, что Россия с самого начала складывалась – и даже, пожалуй, рождалась – как страна многонациональная. Это громадный по-своему значению факт. Все мы помним – хотя далеко не всегда в полной мере понимаем и оцениваем строфу пушкинского завещания:
