Но во многих аспектах, по мнению г-на Рашевского, критически необходимо вмешательство государства: «Нужны изменения в нормативной базе по недропользованию и проектированию шахт. Например, сегодня, если вы найдете какой-то участок, который захотите пустить в разработку, у вас от заявки до начала добычи пройдет шесть лет. Это очень много. За это время ситуация на рынке может измениться кардинально: вы хотели начинать добычу на хорошей конъюнктуре, а сейчас смысла в запуске уже нет. Плюс к тому вам еще, возможно, придется разбираться с собственниками земли и лесов на поверхности, над шахтой. На это еще может уйти года два. Нужно как-то этот момент в нормативной базе решить.
Нужны изменения в трудовом законодательстве. У нас сейчас смена у шахтеров — шесть часов, в мире — до 10–12 часов. Можно увеличить смену до восьми часов. Это будет всем на пользу. Тем же шахтерам — они смогут больше заработать. А сейчас они тратят много времени на дорогу (шахты ведь расположены довольно далеко от городов), чтобы поработать шесть часов.
Нужно рассмотреть возможность сокращения льготного отпуска — по желанию. Сейчас у шахтеров льготные отпуска по 60–90 дней. За такое время без работы снижается квалификация, теряется навык. Должен быть выбор, чтобы шахтер мог сократить свой отпуск. Должен быть изменен закон о специальной оценке труда. Не по формальному списку, а по аттестации конкретного рабочего места».
А вот что касается возможного вклада угольщиков в развитие угольной генерации, то принципиально они были бы в этом заинтересованы, но сейчас спроса на дополнительную энергию от угольной генерации нет. Как отметил Сергей Твердохлеб, «в России электроэнергетика превратилась в аутсайдера с точки зрения инвестиционной привлекательности. В текущих условиях тарифообразования владение энергетическими активами невыгодно и убивает капитализацию бизнеса».
Угольная отрасль сегодня оказалась в подвешенном состоянии. У нее есть большой потенциал для роста как на внутреннем, так и на внешнем рынке, однако в текущих очень тяжелых рыночных условиях все достигнутые за прошедшее десятилетие преимущества могут быть утеряны. Задача номер один для отрасли — этого избежать.
В подготовке статьи принимал участие Андрей Горбунов
График 1
Энергичное посткризисное восстановление конъюнктуры весной 2011 года сменилось затяжным охлаждением. За последние два с половиной года ценына уголь снизились на 30%
График 2
Россия занимает шестое место в мире по добыче угла и третье место по его экспорту
График 3
Россия - четвертый крупнейший потребитель угля в мире
График 4
Драйвером развития уголной отрасли России уже более десяти лет является экспортный спрос
График 5
Почти две трети прироста экспорта к 2030 году планируется обеспечить через тихоокеанские порты
График 6
Доля транпортной составляющей в цене российского угля максимальная среди всех наших основных конкурентов на азиатском рынке
График 7
Для конкурентоспособности уголь в электроэнергетике должен стоить в 2,5 раза дешевле газа. В 2012 году он был дешевле газа лишь в 1,35 раза
График 8
Выработка электроэнергии на угольных ТАЭ в России на уровне тридцатилетней давности
График 9
За последнеи пять лет инвестиции угольных компаний превысили текущую прибыль на 100 млрд рублей. Отрасль использовала ресурсы, накопленные в годы высокой конъюнктуры
График 10
Крупнейшие угольные порты России
Ольга Рубан
В России сформировалась категория инженеров-управленцев, способных руководить ответственными и технологически сложными промышленными стройками. Их компетенции, опыт и стремление отстраивать свою страну, если ими грамотно распорядиться, позволят осуществить реиндустриализацию России
Фото: Александр Иванюк
Мощная система промышленного строительства Советского Союза была развалена еще в 1990-е. Но инженеры в России остались, даже выросли новые. И то, что в России все-таки создаются новые индустриальные активы, в том числе технологически сложные, — во многом их заслуга. Машиностроительные заводы, химические комбинаты, нефтеперерабатывающие комплексы, электростанции — все то, чем реально прирастает промышленный капитал страны, — сооружается под их непосредственным руководством.
Руководителя промышленной стройки не спутаешь ни с кем. И на стройплощадке, и в офисе он царь и бог. И не только потому, что у него огромные полномочия. Он один умеет организовать процесс — аккумулировать усилия сотен, а то и тысяч людей, задействованных в создании нового объекта; и дирижировать этим «оркестром» на протяжении нескольких лет — ради достижения общей цели. Он лучше, чем кто-либо другой, способен разруливать нештатные ситуации, даже когда всем остальным кажется, что выход если и есть, то как в русской сказке: либо коня потеряешь, либо голову.
Именно воля этих людей движет большими стройками. На стройплощадке эта воля ощутима физически: она, как энергетическое поле, пронизывает всё и вся. Под их началом возводят несущие конструкции, варят трубопроводы, укладывают кабели, монтируют и отлаживают сложнейшее оборудование, устанавливают контроллеры системы управления. Они расплачиваются своими нервами за все просчеты и недоделки проектировщиков. Они несут персональную ответственность за бюджет проектов, за качество новых предприятий и много за что еще. Они расходуют мегаватты своей энергии, чтобы объекты были готовы в срок. Они не спят сутками, когда приходит время командовать запуском — «оживлять» тонны дорогостоящего «железа»: реакторы, печи, генераторы, насосы и проч. Они уходят, оставляя после себя новехонькие заводы, станции, комбинаты.
Кто они, эти созидатели? Как и когда успели приобрести столь редкие компетенции, опыт и жизненные ценности? Какую роль эти люди могут сыграть в судьбе России? И почему мы ничего о них не знаем?
Прошедшие через горнило перемен
Индустриальными стройками сегодня руководят два поколения менеджеров — выходцы из советского инженерного корпуса и только зарождающейся российской школы управленцев.
Пул инженеров-управленцев с советским бэкграундом сформировали два потока. Первые начинали еще в системе промышленного строительства СССР. Они пришли в эту сферу совсем молодыми и прошли все нижние ступени карьерной лестницы — работали слесарями-монтажниками, мастерами, бригадирами, прорабами, начальниками участков. Многим из них довелось участвовать в больших стройках позднего СССР. Петр Лямцев , ныне вице-президент холдинга «Промстрой», занимался обустройством Ямбургского газоконденсатного месторождения; Александр Детин , в настоящее время исполнительный директор «Уралмонтажавтоматики», работал на строительстве магистрального газопровода Уренгой—Помары—Ужгород; Александр Гаркин , руководитель проектов капитального строительства «Русгидро», строил Саяно-Шушенскую ГЭС.
Потом наступили 1990-е, и долгое время в России не строилось вообще ничего. В тот период девять из десяти их коллег-сверстников ушли в другие сферы, сочтя, что их опыт и знания стране больше не понадобятся. Наши герои остались.
«Это моя профессия. Я ее понимаю. Мне, конечно, предлагали уйти — например, в банковское дело. Но зачем мне это? Там нет такого, чтобы сегодня построил новую установку, завтра — новый завод» (Александр Детин).
Снова востребованы эти люди оказались в 2000-е, когда в России начал оживать рынок промышленного строительства. Из-за массового исхода из профессии в 1990-е в отрасли был острейший кадровый дефицит, и многих из тех, кто остался, ожидал карьерный взлет: им пришлось принять на себя руководство новыми стройками. За этот взлет они заплатили дорого. Новые проекты запускались после большого перерыва, когда строить, по большому счету, было некому: от профильных строительно-монтажных трестов, некогда реализовывавших программу капстроительства в СССР, остались лишь мелкие разрозненные обломки; многие компетенции в сфере сооружения технологически сложных, ответственных объектов были утрачены. Новоиспеченные руководители еще не имели достаточного опыта, а стройки им достались недетские. Им пришлось учить строить тех, кого удалось собрать, и одновременно учиться самим управлять этим многоплановым процессом. В таких условиях год шел за три: наши герои быстро приобретали незаурядный управленческий опыт и закаляли характер. Теперь их мало чем можно удивить: что бы ни случилось в ходе сооружения нового объекта, они всегда знают ответ на вопрос «что делать?».
