Итак, заручившись помощью самого Бога, Гитлер пошел на СССР во имя спасения Европы! Однако по ходу войны Бог, видимо, все же перешел на сторону Сталина, а Гитлер «подавился» ампулой с цианистым калием в подвале Имперской Канцелярии. И все-таки не Бог принес Победу советскому народу в Великой войне. Ее обеспечила предусмотрительность и воля вождя.
Он осознавал неизбежность войны и готовился к ней. Но для этого, прежде всего, нужно было обеспечить в стране порядок и дисциплину на всех уровнях общественной и хозяйственной жизни: в управлении и в экономике, в промышленности и на транспорте, в государственном и партийном аппарате. Но приучить к дисциплине и выполнению установленных правил только уговорами было невозможно. Поэтому еще до февральско-мартовского Пленума в стране началось наведение порядка. Уже 13 ноября 1936 года НКВД и Прокурор СССР издали приказ «Об усилении борьбы с крушениями на железнодорожном транспорте». 29 ноября появилось еще одно распоряжение Вышинского: проверить законченные дела прошлых лет о пожарах, авариях, выпуске недоброкачественной продукции и т. п. «с целью выявления контрреволюционной вредительской подоплеки этих дел и привлечения виновных к более строгой ответственности».
То есть перед органами правопорядка, юстиции и прокуратуры правительство ставило задачу – пресечения любых нарушений, приносящих как преднамеренный, так и неумышленный вред государству. Все эти проблемы были достаточно весомы, чтобы не только поставить их на повестку дня, но придать особую жесткость наказания, по отношению к виновным в совершении преступлений. Одновременно ужесточалась и карательная практика в отношении лиц, представлявших потенциальную социальную опасность.
Согласно постановлению СНК от 17.12.1936 г., 9 января 1937 года вышла директива НКВД о выселении контрреволюционных элементов из Азербайджана в Иран и отдаленные районы СССР. Выселению «из Баку и пограничных районов АзССР в Иран подлежали 2500 иранских подданных (исключенных из партии, не занимающихся общественно полезным трудом, имеющих судимость по уголовным и политическим преступлениям, быв. перебежчиков), а также 700 семей «к.-р. элемента» (кулаки, беки, муллы, ранее осужденные и вернувшиеся домой)». Очередной мерой по усилению государственной безопасности стал циркуляр Наркомюста и Прокурора СССР от 8 января 1937 года. В нем военным трибуналам предписывалось: рассматривать дела, «по которым может быть разглашена военная, дипломатическая или государственная тайна». В эту категорию попадали расследования по обвинению в измене родине, шпионаже, диверсии и терроре.
Можно ли в этих понятных и для безопасности государства необходимых мерах усмотреть какую-то чрезмерную строгость? Или взбалмошную неоправданность? Нет, Сталин не принадлежал к людям, ведущим «сумасбродную игру»; подобно твердолобому волюнтаристу Хрущеву, не к идеалисту Горбачеву или авантюристу Ельцину. Политикам, принесшим вред государству и его народу. Человек трезвого ума, вождь тщательно взвешивал все обстоятельства. По его темпераменту, по жизненной выучке ему была присуща постепенность действия с постоянным наращиванием преимуществ. Поэтому он не допускал легкомысленных просчетов и ошибок, которые могли бы нанести вред государству, а предпринимаемые им меры всегда приносили желаемые результаты.
Не было ничего необычного и в том, что 27 января Политбюро утвердило проект Постановления ЦИК СССР о присвоении звания Генерального комиссара государственной безопасности Н. Ежову и переводе в запас Генриха Ягоды. Долгое время историки утверждали, что уже с приходом на пост наркома Ежова в ноябре 1936 года «люди из ближайшего окружения Ягоды попали в опалу».
Однако это не касалось верхушки наркомата. Наоборот, основные соратники Ягоды, по существу, получили повышение по службе, возглавив Управления НКВД в разных регионах страны. Так, в конце ноября 1936 года Марк Гай стал начальником Управления Восточно-Сибирского края, а Молчанов наркомом внутренних дел Белоруссии и начальником Особого отдела Белорусского военного округа. Для Агранова-Соренсона, Паукера, Чертока, Шанина и Островского вообще ничего не изменилось, они остались на прежних постах, а 1-й заместитель Ягоды Яков Агранов стал еще и начальником Главного управления государственной безопасности. И если у Ежова были какие-то подозрения, то он ничем их не проявил.
Как уже говорилось, на февральско-мартовском Пленуме Ежов сообщил об аресте 107 человек, работавших в органах госбезопасности, но это был не весь «улов» нового наркома. В целом в списке «лиц, подлежащих суду Военной коллегии Верховного суда СССР», переданном им 27 февраля членам Политбюро, значилось 479 фамилий. Однако в их число не входили сотрудники высокого ранга. И только после пленума, 7 марта 1937 года в Белоруссии был арестован нарком внутренних дел республики Г. Молчанов, ранее являвшийся начальником Секретно-политического отдела НКВД.
Еще одним значимым событием стало то, что уже 11 февраля 1937 года в Харькове арестовали бывшего секретаря ЦИК Авеля Енукидзе, находившегося на должности начальника областного отдела УШОСДОР НКВД Украины. Уже на первом допросе он признался в организации заговора против Сталина, но и это признание не стало первопричиной, определившей последующие события. После выступления на Пленуме Ежов продолжил разработку следственных дел в отношении противников Советской власти. В изданной им директиве НКВД от 11 марта сообщалось «о вскрытии диверсионных групп в нефтяной промышленности». Нарком не стал откладывать в долгий ящик и меры по наведению порядка в местах заключения. В его приказе от 15 марта было предписано введение в политизоляторах и тюрьмах особого назначения, в которых содержались лица, арестованные за контрреволюционные преступления, режима, ужесточающего содержание заключенных.
Но более значимым в хронологии дальнейших событий стало то, что в числе сотрудников Наркомата внутренних дел 3 марта оказался под арестом некий А. Лурье. Он попал в Особый отдел ЧК еще в начале 20-х годов. Правда, вскоре за мошенничество его отстранили от должности. Однако он остался в системе НКВД и занял место директора спортобщества «Динамо». Выезжая в этом качестве за границу, через директора германской фирмы «Борзинг» Ульриха он совершал коммерческие сделки с бриллиантами. По-видимому, это было связано с приобретением иностранной валюты для оперативной работы, но предприимчивый «специалист» занимался и иной деятельностью и на этой почве попал в поле зрения нового наркома.
На допросах Лурье сознался в работе на германскую разведку, и в связи с его показаниями 22 марта был арестован заместитель начальника Оперативного отдела Волович, следовавший в личном вагоне поезда из Москвы в Сочи. Уже весной 1937 года началась чистка и в армии. На основании информации начальника Политуправления РККА Гамарника 29 марта Политбюро постановило: «Предложить Наркомату обороны уволить из рядов РККА всех лиц командно-начальствующего состава, исключенных из ВКП(б) по политическим мотивам».
В этот же день произошло сразу несколько значимых событий. 29 марта состоялся арест и бывшего наркома НКВД Ягоды, а в Киеве «взяли» начальника УШОСДОР НКВД УССР – старшего майора ГБ Иосифа Марковича Островского. Знаменательно то, что узнав днем по телефону об аресте Ягоды, начальник управления УНКВД по Горьковской области Погребинский вышел в туалет, где застрелился. На следующий день арестовали бывшего секретаря коллегии наркомата П. Буланова.
Конечно, можно допустить, что арест Ягоды и людей из его окружения был неким «происком» Ежова. Но паническое самоубийство Погребинского, являвшегося не только начальником Управления НКВД, но также и руководителем лагерей в Горьковской области, не может быть отнесено в ранг «интриг». Начав чистку ведомства государственной безопасности, Ежов закономерно обратил внимание на Ягоду. В секретном циркуляре от 31 марта, адресованном всем членам ЦК и подписанном Сталиным, сообщалось: «Ввиду обнаружения антигосударственной деятельности и уголовных преступлений наркома связи Ягода, совершенных в бытность его наркомом внутренних дел…», Политбюро «оказалось вынужденным дать распоряжение о немедленном аресте Ягода». И «просит санкционировать исключение Ягода из партии и ЦК и его арест».
Судя по тексту сообщения, этот арест не был запрограммирован. Все произошло спонтанно. Арестом руководил заместитель Ежова Фриновский. Обыск «в квартире бывшего наркома, кладовых по Милютинскому переулку, в Кремле, на даче в Озерках, в кладовой и кабинете Наркомсвязи СССР» длился с 28 марта по 5 апреля. Его проводила группа в составе: комбрига Ульмера, капитанов ГБ Бриля и Деноткина, старших лейтенантов ГБ Березовского и Петрова.
