Ознакомительная версия.
Всегда и везде применимость учений великих философов основана на изначальном, заранее охватывающем все сущее, вопросе: «Почему есть Сущее, а не наоборот Ничто?» и на универсальности ответов. Недаром философия носит также название «метафизики». Слово состоит из двух корней. «Физика» — это то, что мы можем встретить в опыте, все меняющееся, бурлящее и проч. А «мета» (по-гречески — сверх, после) обозначает, что философия занимается вечными принципами, основаниями, границами, внутри которых все сущее, вся физика бурлит и преподносит свое разнообразие опытных фактов.
Создать «собственную метафизику», то есть некое новое вечное и неопровержимое учение, и легко, и трудно. Легко, потому что нужно просто ответить на вопрос: «Почему есть Сущее, а не наоборот Ничто?», то есть открыть некий первопринцип, на котором все основывается, а потом строго провести этот первопринцип в жизнь, то есть дать на его основе новую разметку сущего, зачать новые науки, новую «этику» и проч.
Трудность, однако, в том, что первопринцип должен быть чем-то очень простым, проще, чем само Ничто, поскольку, раз уж сущее предпочло быть, чем не быть, согласно этому принципу, то «естественность» выбора Сущего должна быть очевидной. Другая трудность: уже много кто в истории отвечал на этот вопрос и много «первопринципов» разобрал, нам ничего не осталось. Куда не кинь, а все уже кто-то подумал или придумал. Если присмотреться к творениям наивных графоманов-философов, то обнаружится, что они изобрели очередной велосипед, и только невежество не позволяет им узнать в собственных творениях ухудшенные копии Канта, Гегеля, а то и «копии копий» — второразрядных бергсонов, риккертов, бердяевых.
«Ну и что?» — спросят те, кто утверждает, будто «Хайдеггер говорит то же самое, что и другие, только более непонятно». Все это можно было узнать и без Хайдеггера, из других философов. А то, что автор книги впервые узнал о метафизике из чтения Хайдеггера — его проблемы. Уже Аристотель и Платон говорили об удивлении, а уж вопрос: «Почему есть Сущее, а не наоборот Ничто?» кто только ни задавал! То, что Хайдеггер его задал и дал замысловатый ответ, построил свою систему согласно своему принципу, да еще и сделал это в своей авторской терминологии, еще не обязывает нас его чтить. Еще не доказано, что за терминологическими ухищрениями Хайдеггер не прячет плагиат: то есть взял свой первопринцип у какого-нибудь Мейстера Экхардта, обозвал по-другому, перевел на свой птичий язык его систему или чужие системы… Да даже если Хайдеггер и оригинален, то что из этого? Есть еще десятки и сотни «философий», каждый выбирает себе для чтения то, что ему более понятно, и подходит…
Спешу огорчить и тех, кто так думает, и остальных. Хотя вы прочли уже немало страниц «введения» в Хайдеггера, но собственно к Хайдеггеру я еще не приступал. Эскиз того, что представляет из себя метафизика, что вытекает из архэ, первого шага, начала нашей истории, нужен для того, чтобы рельефнее подчеркнуть радикальный разрыв между этим первым началом и «Другим Началом истории», из которого исходит мышление Хайдеггера.
Впрочем, «знатоков» не удивишь и здесь. Хайдеггер критик метафизики? Тоже мне открытие! Таких критиков была сотня, но никто из них не утверждал, что он полагает новое начало истории. Здесь тоже нет у Хайдеггера ничего оригинального, кроме беспредельных амбиций!
Действительно, с конца XVIII века мы имеем целую череду критиков метафизики. Их надо упомянуть, чтобы был ясен разрыв Хайдеггера с предшествующей традицией и, в то же время, выявить проблемы, которые дали толчок к дальнейшим размышлениям.
Иммануил Кант, противопоставляя метафизической и догматической философии свою «критическую», заявил, что вопрос об основаниях мира выходит за рамки того, что может знать конечный человек. Вместе с тем, это не значит, что человек ограничивается только опытом. Кант восстанавливает метафизику в правах, доказывая, что внутри субъекта возможно целое царство априорного (до-опытного). Кант не задает себе вопрос: «почему есть Сущее, а не наоборот Ничто?», но спрашивая о структуре субъекта, которая делает возможной весь опыт, то есть открывает горизонт, где могут встречаться явления, он, по сути, отвечает на этот вопрос. «Что делает возможным опыт и делает его таким, а не иным?» — это просто другая формулировка вопроса «почему есть Сущее…». Уже последователи Канта — Фихте и Шеллинг — быстро восстановили метафизику в правах, заявив, что первопринципы разума, открытые Кантом, структуры субъекта не принадлежат конечному субъекту, как маленькому «я», а принадлежат абсолютному Субъекту, который и есть основание, причина того, почему есть Сущее, а не наоборот Ничто.
Следующий критик метафизики, Гегель, противопоставлял метафизике диалектику и видел основной грех метафизики всего лишь в том, что первопринципы, которые философы выдвигали в качестве оснований почему есть Сущее, брались этими философами как изолированные и вечные, тогда как все они, по Гегелю, есть только кусочки, отдельные черты одной Абсолютной Идеи, которая и есть главное основание всех оснований. Да, первопринципы вечны в том смысле, что все они принадлежат вечной Идее, но они не вечны в том смысле, что каждый из них только тот кусочек Идеи, который она проявила на данном этапе истории. Кстати, по счастливому стечению обстоятельств, в мышлении Гегеля Абсолютная Идея явилась целиком и больше никаких метафизик быть не может, гегелевская есть последняя. Философия закончилась, теперь еще должна закончиться история. То есть над человечеством не будет довлеть необходимость рока, необходимость раскрытия той или иной черты Абсолютной Идеи, что составляет целую эпоху. Теперь, наоборот, Идея пришла в себя, человек абсолютно свободен (история, понятая как прогресс свободы, закончится полной свободой), сущее будет полностью одухотворено, подвластно и не может противостоять человеку, определять его. Наоборот, человек господствует над ним как над чем-то абсолютно одухотворенным, искусственным, приведенным из стихийности к технике.
К. Маркс тоже начал как критик метафизики своим знаменитым «бытие определяет сознание». Бытие — это экономический базис (производительные силы и производственные отношения). В экономике постоянно идет классовая борьба, а значит, сознание всех людей классовое. Значит, и сознание всех философов классовое, и все ответы на вопрос о причине и основе мира были ответами тех или иных классов, а вечность этих ответов была попыткой заморозить определенный социальный порядок.
Маркс не единственный, кто говорил, что «бытие определяет сознание», понимая под бытием то экономику, то политику, то физиологию, то психологию, то астрологию, то вспышки на Солнце, то генетику, то еще что-нибудь. При этом под сознанием понимается некое ограниченное сознание отдельного «я». Но метафизике такие возражения смешны. Вопрос, который спрашивает об основании всего Сущего в противовес Ничто покидает не только границы того маленького «я», которое его задает, но и границы всего Сущего, иначе бы вопрос не мог задаваться.
Еще раз: наличие этого вопроса есть свидетельство того, что этот выход за границы Сущего реально происходит. Существо, которое определено сущим и не выходит за его границы (типа его бытие определяет его сознание), не способно было бы и задать этот вопрос. Из основопринципа, добытого в размышлениях об этом вопросе, добываются и региональные понятия, понятия физиологии, космологии, психологии, политики, экономики.
Поэтому когда кто-либо говорит, что экономика определяет сознание, он забывает, что метафизика давно уже сама определила экономику. Всякий раз, когда кто-то говорит, что психология определяет сознание, то надо спрашивать: «А о психологии какой именно метафизики идет речь?». Как правило, ответ на это дать затрудняются, потому что считают все экономики и психологии чем-то естественным, само собой разумеющимся.
Но если кто-то не в курсе, что эти науки, их понятия и практики произошли из определенной метафизики, это еще не значит, что они не произошли. Наоборот, во все антиметафизические (физиологические, биологические, экономические, психологические и проч.) концепции неузнанная ими метафизика попадает контрабандой через основопонятия и методы этих наук и их практик. Так, например, «экономика» Маркса (та самая, что «определяет сознание») — это экономика метафизики Гегеля. Маркс и сам признавался, что из Гегеля он взял и понятия, и метод для анализа экономических и общественных процессов. Но эти понятия и методы нельзя оторвать от почвы, на которой они выросли, от ответов, которые Гегель давал на вопрос о том, почему есть Сущее, а не Ничто. Поэтому Маркс в своей антиметафизике остался метафизиком-гегельянцем.
Прогресс Абсолютной Идеи Гегеля, прогресс свободы, тем больше, чем больше сущее технизируется. Именно это является центральным пунктом философии Маркса. Производительные силы и производственные отношения, которые есть базис и определяют все, сами у Маркса зависят от прогресса техники. А прогресс техники есть прогресс мышления. То есть сам «экономический базис», бытие, определяется «сознанием». А Марксов «коммунизм» — это тот же гегелевский «конец истории», тот же мир, где все абсолютно свободны, где не история властвует над человеком, а человек над историей. Чистые идеализм и метафизика!
Ознакомительная версия.
