О передачѣ вашихъ писемъ къ Блаватской и обратно никакого разговора не было. Кончивъ этимъ соглашеніемъ по поводу обмѣна интимныхъ писемъ, вы разстались и г-жа Желиховская вскорѣ ушла.
Къ сему могу еще добавить, что обмѣнъ писемъ не состоялся потому, что не пожелали этого именно вы, а не г-жа Желиховская, какъ она это утверждаетъ въ своей брошюрѣ. Вы мотивировали вашъ отказъ соображеніемъ, что, быть можетъ, не всѣ такія письма сохранились и какъ бы не вышло поэтому между вами какого-нибудь недоразумѣнія.
Портретъ г-жи Блаватской былъ мною переданъ г-жѣ Желиховской отъ васъ задолго до появленія первой статьи ея въ «Русскомъ Обозрѣніи» и въ то время никакого вопроса объ обмѣвѣ писемъ не было. Пишу вамъ все это потому, что въ вышеназванной брошюрѣ мое участіе въ переговорахъ между вами изложено г-жею Желиховскою нѣсколько не такъ, какъ было въ дѣйствительности.
Я взялъ на себя посредничество въ переговорахъ между вами и г-жей Желиховской въ надеждѣ помочь дѣлу примиренія, или по крайней мѣрѣ, приведенія обѣихъ сторонъ къ какому-нибудъ соглашенію; но задача, къ сожалѣнію, не удалась, какъ это и видно изъ вышеизложеннаго.
Съ этимъ письмомъ можете дѣлать что вамъ заблагоразсудится.
Примите увѣреніе въ моемъ искреннемъ уваженіи и преданности
А. Брусиловъ.
* * *
Удостовѣреніе Жюля Бэссака, присяжнаго переводчика Парижскаго Аппеляціоннаго Суда.
* * *
«Paris le 8 Janvier 1892.
C'est bien moi et mot-môme qui ai apposé ma signature et mon cachet d'office aux traductions que m'a soumises dans le temps M-r Solovieff de lettres en langue russe de M-me Blavatsky, comme c'est moi aussi qui ai timbré ces lettres. Il est faux, absolument faux que M-r Solovieff ait profité, comme on l'aurait dit, d'un moment où j'étais absent de mon bureau pour appliquer lui-même ce cachet.
Mon timbre sur les originaux quelconques n'a point pour objet de les authentiquer, maîs d'établir que ce sont bien les pièces sur lesquelles ont été faites les traductions approuvées et scellées par moi. Or, je le répète, c'est bien moi qui ai mis mon timbre sur lea traductions dont il s'agit, ainsi que sur les textes originaux.
J. Baissac.
P. S. Il est fort inutile d'ajouter, après ce que je viens de dire, que je n'ai jamais dit ni écrit à personne quoique ce soit qui puisse faire croire le contraire de ce que j'affirme ici: ni dit, ni écrit.
J. Baissac.
Переводъ: „Я самолично сдѣлалъ подписи и приложилъ мой оффиціальный штемпель на переводахъ, представленныхъ мнѣ г. Соловьевымъ, съ русскихъ писемъ г-жи Блаватской, а также я самъ приложилъ штемпель на этихъ письмахъ. Ложно, совершенно ложно, что будто бы г. С. воспользовался моимъ краткимъ отсутствіемъ изъ моей конторы и самъ приложилъ мой штемпель.
Мой штемпель на какихъ-либо документахъ не свидѣтельствуетъ ихъ подлинности, но служитъ доказательствомъ, что это именно тѣ самые документы, съ которыхъ сдѣланы переводы, одобренные и засвидѣтельствованные мною. Итакъ повторяю, что это я самъ приложилъ штемпель къ переводамъ, о которыхъ идетъ рѣчь, а также и къ текстамъ оригиналовъ.
Ж. Бэссакъ.
Р. S. Излишне прибавлять, послѣ того, что я сейчасъ сказалъ, что я никогда и никому не говорилъ и не писалъ чего бы то ни было, что могло бы противорѣчить съ утверждаемымъ мною нынѣ, не говорилъ и не писалъ.
Ж. Бэссакъ.
На этомъ письмѣ приложенъ оффиціальный штемпель съ такой на немъ надписью: „J. Baissac, interprète juré près la cour d'Appel. Paris“.
Переводъ: „Ж. Бэссакъ, присяжный переводчикъ при Аппеляціонномъ Судѣ Парижъ.“
Кажется — довольно… и пора, пора кончить! Г-жа Игрекъ-Желиховская жестоко и многократно наказала сама себя собственной „брошюрой“. Способность впадать въ безуміе и не отдавать себѣ никакого отчета въ своихъ словахъ завела ее черезчуръ далеко. Отклоняться отъ истины, даже и печатно, ей не возбраняется. Но цѣлый рядъ клеветы въ печати, опровергаемой несомнѣнными документами… это ужь слишкомъ! На что же разсчитываетъ г-жа Желиховская? Очевидно лишь на то, что она — женщина. Разсчетъ вѣрный. Я не стану еще преслѣдовать ее судомъ.
Авось она остановится.
Я отдаю это дѣло на судъ всѣхъ безпристрастныхъ и порядочныхъ людей.
1882
Фамилія этой дамы мнѣ извѣстна; но такъ какъ я не помню, какъ она подписала свою статью, то и не рѣшаюсь назвать ее. Нумера "Новостей" съ ея статьей у меня нѣтъ подъ руками, но я самъ читалъ его и очень хорошо помню всѣ подробности, въ чемъ и ручаюсь.
На основаніи этихъ статей, и съ указаніями на нихъ, я до сихъ поръ получаю, время отъ времени, письма изъ разныхъ мѣстъ Россіи и отъ разныхъ неизвѣстныхъ мнѣ лицъ, гдѣ меня просятъ, убѣждаютъ, а то такъ и требуютъ, чтобы я подробно писалъ о Блаватской, ея ученіи и ея чудесахъ, какъ близкій ей человѣкъ и свидѣтель, по заявленію г-жи Желиховской. Я или молчалъ на эти письма, или кратко отвѣчалъ, что все, что я видѣлъ, было бы дѣйствительно чудесно, кабы тамъ не было обмана. Настоящимъ разсказомъ я вполнѣ удовлетворю любознательность моихъ корреспондентовъ.
«… Что касается меня — я имѣлъ огромныя сомнѣнія. Прежде чѣмъ допустить необыкновенное, надо остерегаться обыкновеннаго, то-есть плутовства: и изъ всѣхъ научныхъ гарантій самая существенная — это нравственная увѣренность и довѣріе. Однако что-за жестокая иронія — эта г-жа Б., основывающая религію, подобно Магомету, и почти такими же средствами. Быть можетъ ей и удастся. Во всякомъ случаѣ это будетъ не по вашей и не по моей винѣ. Кажется, слѣдуетъ возвратиться къ мнѣнію старыхъ авторовъ: наблюдать и производить опыты, — и не слушать дамъ, проведшихъ семь лѣтъ въ Тибетѣ…»
Баронъ дю-Поте мнѣ часто говаривалъ: мой бѣдный Эветтъ, ты очень недалекъ, но ты добръ…
Ахъ Боже мой, monsieur! Это очень просто, m-me де-Морсье пришла ко мнѣ и сказала: пойдемте, старина Эветтъ! — я и пошелъ… вотъ и все тутъ! И къ тому же m-me Блаватская такая почтенная особа, высокопоставленная русская дама!
Г. Бессакъ, передавая о такомъ же разсказѣ ему Олкотта, говоритъ въ «Revue de l'histoire des religions» («La nouvelle théosophie», par J. Baissac), что это былъ, повидимому, махатма Кутъ-Хуми. Не знаю изъ чего онъ вывелъ это заключеніе; мнѣ же Олкоттъ говорилъ именно о явленіи «хозяина» madame, т. е. махатмы Моріа.
Не имѣю никакого понятія о томъ, развилось ли оно или уже не существуетъ. Скоро послѣ того г-жа X. передала свое президентство нѣкоему г. Ц., а сама осталась лишь почетнымъ членомъ главнаго индійскаго общества (société mère d'Adyar).
Недавно, въ бумагахъ и письмахъ, относящихся къ тому времени, я нашелъ этотъ портретикъ Е. П. Блаватской и, полагая, что онъ можетъ быть пріятнымъ «сувениромъ» для сестры покойной, переслалъ его г-жѣ Желиховской черезъ общаго нашего знакомаго А. А. Б-ва.
У меня много всякихъ, иной разъ далеко небезъинтересныхъ, писемъ какъ г-жи Y., такъ и другихъ «причастныхъ дѣлу» лицъ. Но, само собою разумѣется, что письма, неимѣющія отношенія къ теософическому обществу и Блаватской, письма личнаго, интимнаго характера совершенно неприкосновенны въ моемъ портфелѣ. Я не упомянулъ бы даже и о моемъ разговорѣ съ г-жей Y. и о ея письмѣ, еслибы этого настоятельно не требовало возстановленіе «настоящей правды» о Блаватской и теософическомъ обществѣ, столь жестоко нарушаемой статьями г-жи Желиховской. Къ тому же всякій согласится, что въ словахъ г-жи Y., подтвержденныхъ ею письменно, не только нѣтъ ничего, компрометтантнаго для этой особы, а напротивъ, — они дѣлаютъ честь ея тогдашнему отношенію къ дѣлу.
Я не ошибся, сразу же сочтя Бабулу плутомъ. Изъ отчета «лондонскаго общества для психическихъ изслѣдованій», вышедшаго въ свѣтъ черезъ годъ послѣ того, я узналъ, что Бабула, до поступленія къ Блаватской, былъ въ услуженіи у француза-фокусника, что онъ былъ искусенъ въ разныхъ «феноменахъ» и особенно въ «феноменахъ съ письмами и почталіонами». Изъ этого же отчета, съ которымъ я познакомлю читателя, выяснится, что означала фраза Бабулы о томъ, что махатмы — кисейные. Тогда я никакъ не могъ себѣ представить значенія этого слова, а между тѣмъ плутъ, находя, не знаю ужь на какомъ основаніи, что передъ близкими родственницами «madame» нечего скрываться, — сказалъ имъ чистую правду.
Удостовѣреніе. Настоящій документъ выданъ канцеляріей Тифлиссскаго полицеймейстера женѣ дѣйствительнаго статскаго совѣтника, Еленѣ Петровнѣ Блаватской, по ея просьбѣ, въ удостовѣреніе того, что, по справкѣ въ архивахъ канцеляріи, оказалось, что никогда не было возбуждено относительно означенной особы никакого преслѣдованія и обвиненія ни въ воровствѣ, ни въ мошенничествѣ. Словомъ, во все время пребыванія г-жи Блаватской въ Тифлисѣ она ничѣмъ не подала повода заподозрить себя въ воровствѣ или иномъ неделикатномъ (?) дѣяніи. Въ силу чего удостовѣряю это своей подписью съ приложеніемъ казенной печати. Тифлисъ 7 іюня 1884 года. Полицеймейстеръ (подпись). Переводъ вѣренъ. Франко-Русская контора. Е. Ленцъ. 42, бульваръ Гаусманна, Парижъ.
