товарах, от автомобилей в начале века до компьютеров в его конце, а также на обеспечении постоянных поставок вооружений для частых войн, доминировавших в этом веке.
Точно так же, как португальцы и испанцы не могли удержать свою монополию на глобальную торговлю в столетия после Колумба и да Гама, промышленные страны не смогли удержать свою монополию на производство, которое быстро распространилось в Северной Америке и Японии, а вскоре и во всем остальном мире. Производство из экономического новшества превратилось в нечто само собой разумеющееся. Вскоре Бразилия и Индия смогли обогнать в области производства своих бывших колониальных хозяев. Компьютеры и текстиль можно было производить гораздо дешевле в Малайзии и Мексике, чем в Германии или Соединенных Штатах.
В заключительные десятилетия XX века стало ясно, что производство более не управляет экономикой так, как в предшествующий век. Владельцы средств производства лишь редко были отдельными личностями или отдельными семьями, и, уж конечно, они более не составляли какой-то особый класс; компании принадлежали миллионам держателей акций — от пенсионеров, живущих на ограниченный фиксированный доход, до миллиардеров, владеющих акциями в сотнях корпораций. Во вновь возникающей системе власть переходит под контроль нового класса финансистов, которые иногда владеют, а иногда лишь управляют, громадными суммами денег через брокерские конторы, банки, планирование пенсий, страховые агентства или управление фондами взаимопомощи. Они больше не занимаются перевозкой специй, шелков или рабов по миру, так же как не контролируют производство ракет, видеомагнитофонов или кофемолок. Они контролируют денежный поток или, точнее, форму денег. По мере того как деньги меняют форму от металлической и бумажной до пластиковой и компьютерных микросхем, эти финансисты управляют перемещением денег из одной национальной валюты в другую, из акций в муниципальные облигации, из сертификатов депозитных вкладов в покупательские опционы, из закладных в фонды взаимопомощи или из валютных фьючерсов в «мусорные» облигации.
По мере того как значение денег растет, разворачивается новая борьба за контроль над ними в наступившем веке. Вероятно, мы станем свидетелями продолжительной эры конкуренции, во время которой появится, будет быстро распространяться и исчезать в бурных волнах много типов денег. В стремлении установить контроль над новыми деньгами, чтобы стать главными финансовыми институтами новой эры, борется множество соперников.
История неоднократно показывала, что ни правительство, ни рынок сами по себе не способны регулировать деньги. От Нерона до Никсона правительственные чиновники и финансисты пользовались своей властью для того, чтобы приспосабливать деньги для своих личных краткосрочных выгод. Римские императоры уменьшили содержание серебра в монетах, чтобы оплачивать стоимость растущей численности армии и бюрократии, а французские банкиры и финансисты выпустили обесцененные бумажные деньги и акции для ничего не подозревающей общественности. Начиная с римского денария времен правления Нерона и кончая французской ассигнацией времен герцога Арканзаса, политики и финансисты создавали усовершенствованные монетарные системы, которые поначалу улучшали экономическое положение, но в конечном счете, когда опьянение проходило, по счетам надо было платить и возвращалась реальная действительность, система денег пониженного достоинства терпела крах. Деньги, как и календарь и система мер, являются культурной конструкцией, которая может иметь произвольные аспекты, но для правильного функционирования им требуются стабильность и предсказуемость. Общество может иметь солнечный календарь, лунный календарь или даже сочетание обоих, но календарь должен иметь где-то якорь в реальном мире. Важной проблемой является то, что календарь функционирует как часть системы, которая стабильна и которую люди понимают. Точно так же, до тех пор, пока деньги стабильны, они могут базироваться на ракушках и бусинках, золоте и серебре, пластике и электронах, но им нужно быть полезными и предсказуемыми.
В последние несколько столетий правительства обеспечивали эту стабильность, регулируя свои валютные системы или контролируя банки, которые регулировали их. Национальные валюты ныне утрачивают свое значение, и мы сталкиваемся с совершенно новой системой. Ныне мы вступаем в переходный период, в котором будет много конкурирующих систем денег и их стоимости, при этом ни одна не будет господствующей.
В некотором отношении новая система будет похожа на примитивные системы, в которых много различных типов денег и ценных товаров действуют одновременно. Сейчас мы имеем параллельные и пересекающиеся системы денег.
Даже несмотря на то, что национальные валюты, такие как доллар и иена, могут продолжить свое существование, электронная технология производит деньги в таком изобилии форм, что, по крайней мере пока, государство не сможет управлять ими. Уже освободившись от контроля со стороны институтов родства и религии, деньги сейчас освобождаются от властной хватки государства и все более действуют лишь по законам рынка. После освобождения от государственного контроля роль денег в нашей жизни еще больше повысится по сравнению с прошлым. Со времени первого появления в мировой истории деньги создавали новые институты и образ жизни, в то же время разъедая и заменяя более ранние системы. Даже технологические и социальные изменения формы денег все больше расширяли их роль в нашей жизни. В течение веков деньги стали определяющей переменной величиной не только для коммерческих отношений, но во все большей степени для всех видов отношений — от религиозных и политических до сексуальных и семейных.
В глобальной экономике, которая все еще развивается, власть денег и институтов, построенных на ней, вытеснит экономику любого государства, комбинации государств или международной организации, ныне существующих. Стимулируемая и защищаемая властью электронной технологии, возникает новая глобальная элита, элита, которая не верна какой-либо определенной стране. Но история уже показала, что люди, которые делают монетарную революцию, не всегда извлекают из нее для себя выгоду. Нынешняя электронная революция денег обещает еще больше повысить роль денег в нашей общественной и частной жизни, став над родственными узами, религией, профессией и гражданством как определяющим элементом социальной жизни. Мы стоим ныне у истоков Эры денег.
Гомо экономикус не позади, а впереди.
Марсель Мосс
