– Внимание Эннио давно занимает идея «организованной импровизации», которую он развивает в своих относительно новых произведениях: из абсолютной музыки это «Vidi Aquam», из прикладной – музыка к фильмам Торнаторе «Незнакомка» и «Лучшее предложение».
– Я тоже так думаю. Я писал об этом еще в 1994 году.
– А не можешь ли ты объяснить, в чем заключается прием так называемой «стилистического триединства»?
– Я всегда думал, что тембр для Морриконе – это не просто «приложение» к основной мысли. Когда он пишет, у него в голове уже все сложилось. Он не создает черновик на основе темы, которую потом оформляет какими-то яркими элементами. Нет. Основой для него служит сам тембр, и это чувствуется. Как по мне, это и есть одна из причин, из-за которой его так любят некоторые рок-звезды: их интригует саунд – тембровый окрас его произведений.
– Почему именно музыка из вестернов оказалась настолько любима слушателями?
– В «Долларовой трилогии» – хотя и в некоторых версиях «Сицилийского клана» тоже – Эннио соединяет в одной композиции сразу три стиля. «Архаичный», построенный на непривычных тембрах так называемых «бедных» инструментов, вроде варгана, звука хлыста, свиста, различных окарин, губной гармошки, акустической гитары, и так далее. Это могут быть народные инструменты из ряда ударных, или мелодические, однако все они отсылают к древнему человеку, аутентичному и простому образу жизни. Второй стиль, так скажем, «псевдо-рок» – своего рода «прирученный, одомашненный» рок, довольно безобидный сам по себе, как бы связывает архаику с современностью. Человек, свистящий посреди пустыни, вдруг становится частью рок-общины шестидесятых, которая слаженно скандирует: «Секс, наркотики и рок-н-ролл». И, наконец, третий – «псевдо-симфонический» стиль, состоит, как правило, из хора или солиста и/или струнных, довольно традиционных по тембровому окрасу: они радуют слух консерваторам и традиционалистам и возвещают возвращение к «разуму», благие намерения, отдавая дань мелкобуржуазному вкусу.
Играя этими тремя компонентами – интересным и необычным тембром, его осовремениванием и подчинив первые два третьему или наоборот, Эннио удается заинтересовать любого слушателя, быть вне поколений и вне традиций. Его понимают и любят как молодежь, так и люди старшего возраста. Каждый находит в его музыке что-то знакомое, она вызывает у слушателя понятные ему ассоциации, и любой человек может найти в трех используемых им стилях частичное или полное соответствие собственным вкусам и предпочтениям. Но чтобы определиться, что тебе близко, нужно сначала все прослушать.
– А Морикконе согласен с твоим анализом его творчества?
– Когда я заговорил с ним обо этом, он сказал, что с удивлением узнал свое творчество в моей формулировке, прежде он никогда об этом не задумывался. «Когда я писал, я думал об этом совсем по-другому», – сказал он.
Иногда кажется, что он и вовсе не заинтересован в теоретизировании, он следует музыкальному инстинкту и приходит к нужному результату. Тот же инстинкт вел его, когда он делал музыку для начальных титров к фильму «Птицы большие и малые» – своего рода манифест его творчества для кинематографа, который вобрал в себя все музыкальные стили от вестерна до пуантилизма. Он прокручивает их всего за несколько секунд.
Сегодня многие, в том числе Амелио и Моретти, но и не только они, значительно сократили время, отведенное в фильме для музыки, тем самым лишив музыкальное сопровождение интерпретационной составляющей, каковым оно является для Морриконе. А ведь это во многом помогало зрителю. Поэтому теперь Эннио, на мой взгляд, оказался отрезан от сегодняшнего кинематографа. Однако мне кажется, что он уже перестал предаваться тем экспериментам, к которым тяготел в прежние годы, не считая нескольких фильмов вроде «Вателя». Кроме того, он давно мечтал посвящать больше времени своей абсолютной музыке, и я какое-то время поддерживал это его стремление.
– И как – успешно?
– Если посмотреть его фильмографию в восьмидесятых, можно отметить, что два года подряд у него практически не было новых фильмов. Однако не стану утверждать, что это моя заслуга. Конечно же нет. Он сам принял это решение, или ему помогли его принять близкие люди. Вот и весь сказ. Но дольше двух лет он не выдержал, это была короткая вспышка…
– Где, по-твоему, прерываются поиски Эннио?
– В области абсолютной музыки мне кажется, это «UT» и наша совместная кантата «Фрагменты Эроса», я написал к ней текст. А что касается кино, то музыка к «Миссии» заключает в себе почти все его находки и с моей точки зрения представляет собою точку невозврата. В ней сходятся и его стилистическое триединство, и его эксперименты в модульной музыке. Это абсолютный шедевр. Однако здесь модулирование строится не на «материнской», а на более традиционной партитуре, на которую нанизываются разные уровни. Все это идеально воплощено в треке «На земле как на небесах». Гобой становится голосом отца Габриэля, а мотет в стиле Палестрины придает гармонию его звучанию и в то же время представляет собой официальный голос церкви. Затем звучит тема Гуарани, которые кричат «Vita nostra» – этот кусочек, сделанный в размере 12/8, кажется совершенно этнической музыкой, путь это всего лишь иллюзия. В композиции «На земле как на небесах» три темы идеально сплетаются в полиритмическое единство.
Сам Морриконе был очень доволен, когда ожидаемый результат материализовался у него на глазах, как с технической, так и духовной составляющей – ибо Эннио всегда верил в то, что музыка может стать для человека источником личного спасения.
Любопытно то, что сам Эннио, с моей точки зрения, неверно понял значение самого фильма. Хотя сам сценарий «Миссии» весьма неоднозначен, но он прони, (где появляется обнаженная девочка, которая вылавливает из воды скрипку, а не канделябр, видит знак надежды и на этом строит всю композицию. Осознанно он это делает, или же такой контраст с самим фильмом, закончившимся полной катастрофой, – результат его ошибочной интерпретации, кто знает? На это у меня нет ответа. Но так или иначе, музыка к фильму «Миссия» здесь и сейчас, равно как и через многие годы, останется великой.
Тема водопада, которая повторяется в финальных титрах, черпает начало в этнической теме и строится всего на трех нотах. Она всегда напоминала мне немного доработанную песню Мины «Если бы позвонив». Это очень интересно, ведь «Если бы позвонив» – одна из немногих песен, написанных Эннио в шестидесятые. И вот след из этой песни через двадцать с лишним лет протянулся до «Миссии», фильма 1986 года! Между одной и другой работой почти полжизни! Но Эннио никогда не отказывается от своих лучших находок.
Как мне кажется, то признание и та популярность, которых добился Эннио Морриконе от разных поколений слушателей всего мира, – результат того, что он всегда умел упрощать музыку так, чтобы никакого упрощения не было заметно. Слышал бы он меня сейчас, он бы непременно поморщился.
Слушатель нашел в нем то, чего лишил его XX век и в частности «Новая музыка».
15 июня 2014 г.
Луис Бакалов
МУЗЫКА БЛАГОРОДНАЯ ИЛИ ПРОСТЕЦКАЯ?
С самого юного возраста у меня была возможность получить разнообразный музыкальный опыт: сначала я изучал творения великих западных композиторов, а затем заинтересовался этнической музыкой Латинской Америки.
После пребывания в Колумбии я решил переехать в Европу, и тогда меня посетила мысль начать изучение авангардистских тенценций. Однако нужны были деньги, и я стал работать аранжировщиком на студии RCA в Риме. Именно там мы и познакомились с Морриконе.
В те годы RCA была самой большой студией звукозаписи во всей Италии, они заключали контракты со множеством музыкантов и исполнителей, которые вскоре прославились на весь мир.
Когда я пришел туда, Эннио уже работал несколько лет, разрываясь между индустрией звукозаписи и телевидением. Помню передачу под названием «Маленький концерт», где он делал аранжировки известных композиций. По мере того как производство RCA разрасталось, нас обоих попросили выбрать тех исполнителей, с которыми мы предпочитаем работать. У Эннио была своя работа, у меня – своя, так что мы могли и дальше работать без конфликта интересов. Более того, мы познакомились ближе и даже подружились.
