Никита Белых сел в одной стране, а вышел в другой. Восемь лет у него сожрало чудище лишь за то, что он отказался оговорить Навального, а мог ведь худо-бедно продолжать барахтаться во власти, сползая вместе страной в общую яму. А в итоге, вот уж у кого антивоенное алиби, так у Никиты - («где вы были восемь лет?» — «в тюрьме!»). Навальный уже не сможет ему лично сказать спасибо. Я при первом же случае скажу, и надеюсь многие. Остальное - уже вторично.
Олег Пшеничный - Никита Белых сел в одной стране, а вышел в... | Facebook
June 21, 2024 04:39
Abbas Gallyamov - НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН... | Facebook
Серьезной издержкой отечественной внешней политики является то, что пропаганде теперь надо доказывать не только то, что мы нормальные. Это было бы ещё полбеды. Проблема в том, что теперь ей приходится объяснять то же самое про тоталитарную и нищую Северную Корею, фанатичных иранских мулл, а также абсолютно диких талибов и зачастивших в Москву африканских царьков.
Abbas Gallyamov - НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН... | Facebook
June 21, 2024 04:38
Михаил Шишкин: "С писателя спрос особый. И за молчание – тоже"
Навальный пытался бороться с российской властью "швейцарскими" методами. Он хотел вывести новый в России вид населения: граждан, сознательный электорат. Алексей стал символом мирного протеста. Ненасильственная смена власти через демократические выборы казалась еще возможной. Я провел тогда полтора года в Москве, во время "белоснежной" революции; мы снимали квартиру в Измайлово, ходили на митинги на Проспект Сахарова. Результат: ненасильственный протест против насилия обречен. То же самое мы видели в Беларуси. Уничтожив Алексея, режим уничтожил саму идею мирного развития, власть сама толкает протест к оружию. Возможно ли вооруженное сопротивление диктатуре? Приведет оно к победе демократии? Или к новой диктатуре? Для того чтобы вырваться наконец из прошлого и сделать шаг в будущее, сейчас должны быть выполнены самые необходимые условия: военное поражение режима, признание национальной вины за эту войну, "нюрнбергский процесс" над военными преступниками. Сколько шансов у такого развития событий в обозримое время? Военные преступники сами посадят себя в тюрьму? Можно сменить царя, распустить правительство и думу, но на кого в одночасье заменить население? Нужно научиться признавать поражение – и не сдаваться. Когда начинается война, литература всегда терпит поражение. Книги беспомощны против пушек и ракет. Все мои книги или книги, написанные моими коллегами в последние двадцать лет, не смогли предотвратить этой трагедии, в которой мы теперь находимся. Когда идет война, нужны снаряды, а не романы. Но всякая война рано или поздно заканчивается. И вот тогда понадобится культура, литература. Между Украиной и Россией сейчас возникла огромная пропасть, наполненная смертью, болью, ненавистью. И с каждой ракетой, попавшей в жилые дома, это пропасть только растет и будет расти. Но рано или поздно война закончится, и нужно будет наводить через эту пропасть мосты. Скорее всего, уже не нашему поколению, а следующему – или "через следующему". Мне кажется, что этот мост первыми начнут наводить люди культуры – писатели, художники, музыканты. Именно они сделают первый шаг навстречу друг другу. Вот для этого будущего моста важно сейчас сохранить достоинство культуры на русском языке.
Михаил Шишкин: "С писателя спрос особый. И за молчание – тоже"
June 21, 2024 04:26
Михаил Шишкин: "С писателя спрос особый. И за молчание – тоже"
Вы предлагаете одну из самых, на мой взгляд, привлекательных утопий: создать свободную Россию на выезде, Россию виртуальную, свободную в слове. Но может ли русская культура, "в которой есть Чехов и Рахманинов, но нет ни Путина, ни Пригожина", существовать вне территории? И вне общества? – А что мы делаем? Мы разве не существуем? Вне ТОЙ территории, вне ТОГО общества. Если страна уничтожает свою культуру, значит, нужно спасать культуру страны отсюда. Ответственность теперь лежит на нас, уехавших. Задача сейчас – сохранить часть мировой культуры, созданной на русском языке, для будущего. Никто, кроме нас, это не сделает. Когда Томас Манн приехал выступать в американский университет, студенты сказали: "Зачем нам изучать язык и культуру страны, которая ведет захватническую войну?" Этот вопрос теперь задают всем нам, тем, кто связан с русской культурой и русским языком. Как Томас Манн боролся за достоинство немецкого языка и немецкой культуры, так мы теперь должны защищать достоинство нашей культуры, которую путинский режим подставил под удар по всему миру. В 2013 году, еще до аннексии Крыма, я выступил с открытым письмом, в котором отказался представлять на международных книжных ярмарках Российскую Федерацию. Я заявил, что хочу и буду представлять другую, мою Россию, свободную от узурпаторов, страну, защищающую не право на коррупцию, а права личности, страну со свободными СМИ, выборами и свободными людьми. Увы, такой страны до сих пор нет на карте. Дети любят свою мать, даже если она пьяница и бьет их. Может быть, они любят не столько самого конкретного человека, сколько саму идею, что у них есть мама? Я ненавижу режим в России, но мне нравится идея иметь цивилизованную, демократическую родину, пусть она и не может существовать офлайн. Раз кто-то читает сейчас эти строчки, значит, наша страна, которой нет на карте, существует. – Нравственное возмущение властью в России никогда не переходит в коллективный политический поступок (как в Украине). Участие в политике – универсальный рычаг для посттоталитарного общества. Признаете ли вы новый демократический опыт, сложившийся уже в 2000–2020-х годах, в качестве существенного? – Участие в политике – естественное состояние свободного человека. Демократия – это когда я знаю, что могу влиять
