Во-вторых, цифра в тридцать тысяч жертв взята с потолка. К слову, она еще не самая фантастическая. В восемнадцатом столетии некий определенно не друживший с головой аббат называл и цифру в сто тысяч…
Короче говоря, как неопровержимо доказано современными западными историками (и французскими в том числе), максимум жертв Варфоломеевской ночи - три тысячи, а не тридцать. Ровно в десять раз меньше. Так-то.
Что немаловажно, какую-то часть из них составляют вовсе не гугеноты, а самые что ни на есть ревностные католики. Дело в том, что во времена подобных заварушек (как это было во все века и во всех странах) коротким периодом анархии успевают вдоволь попользоваться и уголовные элементы. Пока в Париже шел ночной бой меж католическими и гугенотскими отрядами, в отдалении под шумок парижские маргиналы грабили и богатые католические дома, убивая направо и налево при малейшем сопротивлении - а заодно, как это блестяще описал Дюма в «Королеве Марго», иные сводили личные счеты, справедливо, увы, рассчитав, что «война все спишет».
Отличный пример можно найти в записках австрийского студента Гайцкофлера, учившегося в Париже и ставшего очевидцем Варфоломеевской ночи. Во время заварушки какие-то мерзавцы вытащили из дома гугенотку с двумя малолетними детьми и бросили всех троих в Сену. Рядом случился некий парижанин, стопроцентный католик, но человек не в пример более гуманный. Он взял лодку и поплыл спасть тонущих. Мать он вытаскивать не стал, уж настолько его гуманизм не простирался - но обоих детишек спас, объяснив погромщикам, что воевать с малолетними все же явный перебор.
Тут объявился его родственник и в два счета разжег собравшихся было уходить погромщиков, вопя что-то вроде:
- Католики добрые! Что ж вы смотрите на это безобразие? Да он же сам скрытый гугенот, точно вам говорю! Бей его, ребята!
Гуманиста тут же прикончили. Один многозначительный нюанс: ревнитель веры был единственным наследником весьма зажиточного «спасателя». И тут же вступил во владение всем его немаленьким имуществом… Так что дело вовсе не в религии…
А вот теперь самое время вернуться в Англию, куда уже докатились известия о Реформации.
Король Генрих VIII как раз собирался разводиться с женой - разонравилась, присмотрел другую… Папа Римский согласия на развод не давал. Тогда Генрих, недолго думая, объявил себя борцом с прогнившей поповщиной и реформатором номер один всея Британии. Конфисковал все имущество церкви на Британских островах, поделил его меж собой и приближенными, а главой новой, реформированной церкви объявил самого себя. После чего глава церкви, как легко догадаться, мигом разрешил королю развод с опостылевшей супружницей…
Двух других своих жен король отправил на плаху (всего их у него было шесть, в седьмой раз он заново жениться не успел, потому что помер).
И очень быстро Англия покрылась плахами и виселицами. Согласно подсчетам историков, за все время царствования Генриха VIII было казнено семьдесят тысяч «простонародья» - иначе говоря, два с половиной процента тогдашнего населения Англии. И вдобавок несколько сотен людей обоего пола, принадлежавших уже к знати, вплоть до самой высшей.
Что характерно, ни один английский (да и иностранный) историк не припечатывает Генриха клеймом «безумного тирана» или «охваченного манией преследования параноика».
Говорю вам, на Западе нет интеллигенции - а потому и шизофренических писаний меньше, и к оценке своих монархов подходят более взвешенно.
Как ни цинично это звучит, но Генрих и в самом деле не был ни садистом, ни безумцем. Не был, хоть ты тресни. Палач, конечно. Тиран, чего уж там. Но не безумец и не тупой садист. Прощать его никто не собирается - но за всеми этими смертями стояла не изуверская прихоть, а прагматичная, циничная, четко разработанная программа…
Повторяю по буквам: программа.
Англия всерьез намеревалась стать центром производства сукна для всей Европы - прибыли ожидались неслыханные. Сукно - это шерсть. Шерсть - это овцы. Овцы - это пастбища… а огромные земельные площади все еще находятся в руках крестьянских общин, которые вовсе не горят желанием их отдавать под овечьи пастбища, справедливо не усматривая для себя лично никакой выгоды, кроме убытков…
И начался процесс, известный в истории как «огораживание», - всеми неправдами землю у общин все же отнимали, а крестьян заставляли уходить на все четыре стороны. Ну а на больших дорогах их уже поджидали королевские судьи, которые хватали безземельных и вешали «за бродяжничество». У этой кампании, как и следовало ожидать, был не садистский, а опять-таки прагматический смысл: шерсть в сукно перерабатывали на фабриках-мануфактурах, которые нуждались во множестве рабочих рук, - причем желательно было платить «пролетариям» как можно поменьше. Свободный человек, имеющий возможность выбирать, не пойдет горбатиться за гроши. Ну а тот, у которого есть выбор лишь между придорожной виселицей и тесным вонючим домиком мануфактуры? То-то…
Все и получилось, как было задумано: сломленная жесточайшим террором бесприютная крестьянская масса толпами двинула на мануфактуры - жить-то хотелось, да и семью надо было как-то прокормить. Англия и в самом деле неимоверно поднялась на торговле шерстью - ну, а о том, какими методами это было достигнуто, британцы предпочитают не вспоминать. И, как уже говорилось, не склонны именовать Генриха «параноиком». Впечатлительный писатель Диккенс, как творческому человеку и полагается, в своей «Истории Англии для юных» выражений не выбирал, называл короля и «чудовищем», и «извергом рода человеческого», и «кровопийцей» - но ни о каком «безумии» и он не заикался. Ну а что до профессионалов, то настоятельно рекомендую тем, кто интересуется вопросом, капитальный труд одного из крупнейших историков Британии XX столетия Дж. М. Тревельяна. Прелюбопытнейшее чтение, прелюбопытнейший пример чопорного английского подхода к делу. Казни при Генрихе? Ну да, что-то такое было… Огораживание общинных земель? Ну так оно никакого ущерба не нанесло, поскольку огораживания, да будет вам известно, «повышали благосостояние», и только «некоторые из них», как изящно пишет Тревельян, «способствовали убыли населения». Обтекаемо, изящно, академично - и не поймешь реального масштаба бедствий. К тому же Тревельян убеждает читателя, что крестьяне, изволите ли видеть, сами, добровольно и с песнями, помогали огораживать свои бывшие поля, - ну, это нам знакомо, у нас в свое время в колхозы тоже вступали добровольно, поголовно и, что характерно, с песнями…
И наконец, конфискация церковных земель, по Тревельяну, была чуть ли не благом, поскольку эти перемены для «огромной массы монахов» создали «более свободную личную жизнь и более благоприятные возможности жизни в миру». Ведь монастырская благотворительность лишь «умножала количество нищих»…
И совершенно непонятно, отчего же в результате всех благодетельных для темного, не осознающего своей выгоды народа реформ полыхнуло восстание Роберта Кета, о котором Тревельян скрепя сердце все же вынужден упомянуть - это когда мятежники в одном только округе вырезали двадцать тысяч овец, которых на их бывшие земли загнали местные лорды…
Положа руку на сердце, меня как-то не тянет поносить господ вроде Тревельяна последними словами. В глубине души, несмотря на все отрицательное отношение, я к ним чувствую что-то вроде восхищения - с каким, чего уж там, относятся к особо талантливым аферистам. Английские историки, подобные Тревельяну, достигли столь изящного цинизма в затушевывании собственного кровавейшего прошлого, что это уже настоящее искусство. Даже и не знаю, что хуже - английское изящество в превращении своей истории из многотомного уголовного дела в благостную пастораль или российская привычка бездумно все оплевывать без малейшего желания вникнуть в суть событий и действия людей… Честно - не знаю.
Итак, беглое знакомство с историей Англии и Франции нас убеждает: и речи быть не может о какой-то «цивилизации», «культуре» и «строгой законности», якобы позволяющей означенным странам взирать свысока на «варварскую Россию». Германии это тоже касается: как гласит фраза из пошлого анекдота, «И эти люди запрещают мне ковырять в носу!?»
Быть может, в других европейских державах дела обстояли более благолепно?
Увы, увы… Все то же самое - законы существуют главным образом на бумаге, и повсюду, куда ни глянь, самым беззастенчивым образом правит бал высшая аристократия, как ее ни именуй: лорды, герцоги, маркграфы… Для них ни один закон не писан. А тамошние короли зверствуют почище Грозного: в одной Швеции за считанные дни снесли головы чуть ли не сотне епископов и знатных дворян.
А вот вам Дания, 1564 г. Правящие в южной части страны шлезвиг-голыитейнские герцоги на протяжении более чем тридцати лет приращивают свои владения за счет… королевских. Протащили какие-то хитрые юридические крючкотворства, которые им это позволяют, и регулярно делят меж собой королевские имения. А заодно три герцога объединенными усилиями захватили небольшую крестьянскую республику Дитмаршен (помнит кто-нибудь такую?) и поделили ее меж собой…
