Несмотря на гибель всех ранних сочинений композитора, мы располагаем обширным музыкальным наследием, которое только начинает свой путь к людям. Центральное место в его творчестве занимает фортепианная музыка: шесть сонат, семь программных циклов, полнотональные циклы "24 прелюдии" и "24 прелюдии и фуги", транскрипции. Из трёх опер, созданных композитором, до нас дошла одна - "Валенсианская вдова" по комедии Лопе де Веги. Из симфоний уцелела только последняя, созданная в 1950 году (она впервые прозвучала во Львове вместе с Концертом для скрипки с оркестром). Дошли до нас также сочинения для ансамбля струнных (с фортепиано и без него), для ансамбля духовых и солирующего фортепиано. Наиболее интригующей частью симфонических сочинений В.П. Задерацкого являются его "симфонические плакаты": "Завод", "Конная армия", "Китайский марш" - новый жанр, с удивительной рельефностью отразивший "интонационный образ" нашей страны эпохи 30-х годов. Весьма значительно его наследие в области камерной вокальной музыки - около 100 произведений в жанре романса и песни, вокальные циклы на слова поэтов Серебряного века и советской эпохи.
В 20-е годы композитор входил в круг знаменитой Ассоциации современной музыки (АСМ), его близким другом был Александр Мосолов - известный модернист, в ту пору лидер русского музыкального авангарда первой волны. Первые две фортепианные сонаты Задерацкого (наиболее трагичные его сочинения) и ставшие сегодня известными изящные циклы "Тетрадь миниатюр", "Микробы лирики", "Фарфоровые чашки" - великолепные образцы русской музыки той эпохи. Уход от тональности и яркое колористическое обновление гармонического языка не означали разрыва с традицией и устоявшимися формами. Здесь старое и новое находятся в удивительном гармоническом соответствии, и всё окрашено его индивидуальностью. В 1932 году его принимают в Союз композиторов (этой организации, видимо, поручено было следить за тем, чтобы он не издавался и не исполнялся). В то же время происходит его поворот к тональному мышлению, точнее - к новотональному, поскольку гармонический язык сохраняет знаки острой новизны и индивидуальной окрашенности. В 1933-1934 годах он создаёт цикл "24 прелюдии" для фортепиано. Сегодня это самое известное его сочинение, получившее международное признание. В Германии выходит компакт-диск (вместе с аналогичным циклом Шостаковича, созданным в 1932 г.). Прелюдии удивительно органично сочетают в себе знаки пронесённой в новое время романтической эстетики и конструктивизма. По сути дела, это одно из первых неоромантических произведений в русской музыке. Префикс "нео" здесь не случаен: романтическая образность попадает в ситуацию нового музыкально-грамматического "поля". Позднее он создаёт немало сочинений, отмеченных знаками неоромантизма, - фортепианные циклы "Легенды", "Фронт", "Родина", "Восточный альбом". Но самым удивительным творением Задерацкого является полнотональный цикл "24 прелюдии и фуги", созданный им в колымском каторжном лагере между июнем 1937 г. и июлем
1939-го. Цикл записан карандашом на телеграфных бланках и обрывках блокнотных листов в клеточку. В лагере он, мобилизовав весь свой предыдущий тюремный опыт, обрёл статус "рассказчика", а вместе с ним - некоторое количество свободного времени и упомянутую бумагу (от слушателей-охранников). Цикл прелюдий и фуг всё ещё ждёт своего издания, но мне довелось познакомиться с этой уникальной рукописью и рассказать о ней в большом монографическом исследовании "Контрапункт строгого письма и фуга (история, теория, практика)" (М., "Композитор", 2007). И сейчас я процитирую саму себя, обратившись к фрагменту из этого издания:
"Прелюдии и фуги В.П. Задерацкого просто ошеломляют своим ярко выраженным концертным началом, экспрессией, драматизмом! Вслушиваясь в яркие интонации и ритмы, в эмоциональную и острохарактерную образность пьес этого композитора, не перестаёшь поражаться и одновременно сожалеть о том, что, увы, до сих пор мы так и не научились ценить своё национальное художественное достояние, не научились гордиться успехами своих соотечественников, о достижениях которых мы нередко - как и в данном случае - узнаём спустя не один десяток лет, а главное - только после смерти автора[?] Созданный в 1937 году, этот цикл к тому же является фактически самым первым многочастным полифоническим циклом в ХХ столетии, на несколько лет опередившим и Ludus tonalis Хиндемита, и Прелюдии и фуги Шостаковича. Более того, эта музыка явно затмевает своими образами и красками цикл Хиндемита (который выдержан в несколько "суховатых" академичных тонах) и даже способна в определённом смысле встать рядом с циклом Шостаковича[?]
Практически все диптихи цикла Задерацкого могут быть отнесены к произведениям концертного жанра, отчасти продолжающим традицию романтических концертных фуг, в целом, однако, имеющим иную ритмо-интонационную наполненность, иную выразительность, иное содержание, отвечающее новому времени и новой стилистике. Художественные задачи произведения требуют от исполнителя свободного владения сложнейшей пианистической техникой и содержат невероятное разнообразие исполнительских приёмов.
Во всех этих фугах действительно много романтики, но в них ощущается и преломление реальности, воспринимаемой композитором порой насторожённо; прочитывается суровый, иногда мрачный "подтекст". Но чаще всё же музыка его светла и оптимистична. Учитывая трагическую судьбу композитора и то, что цикл сочинялся в тяжелейших условиях ссылки, пронизывающие его жизнеутверждающее начало, уверенность во всепобеждающей силе творческой интуиции и фантазии, убеждённость в торжестве разума, гармонии и творческого интеллекта производят особенно сильное впечатление".
В последний период творчества В.П. Задерацкий, объявленный (на всякий случай!) "злостным формалистом", создаёт произведения, к которым более всего подходит ремарка in modo retro. Но и здесь он, что называется, сохраняет лицо. Его природный мелодический дар позволил создавать звуковые образы, отвечающие критериям красоты в классическом разумении. Живя в Житомире и Львове (а до этого он скитался по городам: Рязань, Ярославль, казахский Мерке, Краснодар), он обращается к украинскому фольклору и вообще к украинской тематике (в том числе в хоровых композициях). Эти и другие его сочинения на Украине включены в учебные программы и в рекомендательные списки программ международных конкурсов. В целом же наследие выдающегося композитора В.П. Задерацкого всё ещё ждёт своего часа. Трудно преодолеть инерцию забвения. Публикация его литературного наследия через 70 лет после создания - важнейший этап в таком преодолении. Теперь очередь за главными его музыкальными опусами, которые сегодня осознаются как исторически значимые вехи отечественного музыкального творчества.
Наталия СИМАКОВА,
доктор искусствоведения,
профессор Московской консерватории
Сосуд красоты
"ОТЦЫ И ДЕТИ" - 150
Припоминаю время, когда Тургенев был у англичан - мужчин и женщин, читающих иностранную литературу, - самым любимым из всех русских писателей. Нам казалось, что сочувствие и сердечность более свойственны его произведениям, чем шедеврам Толстого и Достоевского, хотя, надо сказать, из произведений последнего английским читателям были тогда известны лишь "Преступление и наказание" и "Бедные люди".
Особенной любовью Тургенев пользовался среди литераторов во Франции. Флобер был привязан к нему по-братски, а Мопассан отзывался о Тургеневе, писателе и человеке, не иначе как с восторгом, и считал, что он более велик, чем Флобер. Ренан - об этом напоминал Джордж Мур в своих "Признаниях" - охарактеризовал тургеневские романы и повести высочайшим со времён античности свершением литературы, да и сам Мур полагал, что в мире существовали лишь два великих повествователя - Бальзак и Тургенев: только они способны были создавать бессмертные романы.
Впервые я прочёл Тургенева в самом конце XIX века. Рыцарь литературы, наш профессор С. Дж. Макмуллен, целый час вещал с кафедры о том, какое великое произведение роман "Отцы и дети", и его энтузиазм был убедителен.
Да, роман "Отцы и дети" заслуживает всех похвал, которые ему расточал наш профессор, и чем больше я читал Тургенева, тем сильнее подпадал под его обаяние. В то время я вряд ли бы простил Толстому его пренебрежительное отношение к этому роману.
Толстой как-то гостил у Тургенева, и тот, естественно, пожелал узнать мнение коллеги о своём только что написанном романе, почему оставил Толстого в гостиной наедине с "Отцами и детьми". "Чтобы читать было удобно, - рассказывает исследователь Эйлмер Мод, - Толстой прилёг на большой диван и начал чтение, но роман показался ему столь "сделанным" и малоинтересным, что он заснул и проснулся от странного ощущения, и вновь увидел спину удаляющегося автора[?]"
