И, наконец, в-четвертых, в условиях жесткой армейской структуры форма военного совета давала возможность его членам отстаивать свое мнение, в случае несогласия с каким-то решением обращаться в вышестоящие инстанции.
Но все это, как говорится, цветочки. Далее "автор-разоблачитель" пишет уже в духе небезызвестного Резуна: “Несмотря на то, что РККА была насыщена политработниками сверху донизу… в первых же боях Великой Отечественной войны всего несколько дивизий оказались на высоте предъявленных требований. А скажем, в Белоруссии каждый третий плененный советский военнослужащий сложил оружие добровольно. В целом же количество пленных красноармейцев за первые полгода войны говорит о том, что во многих случаях дивизии и полки РККА, несмотря на значительное численное превосходство над вермахтом, не оказывали серьезного сопротивления захватчикам… в этой связи совершенно правомерно возникает вопрос: а эффективна ли партполитработа подобного рода в принципе?" В развитие этой мысли он утверждает, что в германских вооруженных силах не было партийно-политической работы, однако боеспособность оставалась высокой до последнего дня. Такое же положение было, по его мнению, в армиях стран антигитлеровской коалиции.
Разберемся и с этим. Прежде всего отметим, что старая российская армия в период Первой мировой войны не могла противостоять германским войскам, потерпела поражение и в конечном счете распалась. И это при том, что основные силы германцев были скованы на Западном фронте против англичан и французов.
Совершенно другая картина — в ходе Второй мировой войны. Германия владела ресурсами почти всей континентальной Европы. Советский Союз в результате несчастного начала войны потерял большую часть армии, экономических и людских ресурсов. Борьба фактически до лета 1944 года шла один на один. В этой борьбе мы, наш народ и армия, одержали победу над самой сильной военной машиной мира, пройдя через жесточайшие испытания, поражения, гибель многих миллионов людей, разрушение большей части народного достояния. Была достигнута высочайшая степень мобилизации всех моральных и физических сил народа. В ряду средств достижения этой цели видное место, безусловно, занимала политическая работа в войсках. Никакие издевки М.Ходаренка по поводу боевых листков, стенгазет, личного примера коммунистов в бою не смогут посеять сомнения в ценности накопленного в войсках опыта работы с людьми. Этот опыт служил нам многие десятилетия, и мы, послевоенное поколение политработников, учились у фронтовиков и нередко добивались зримых успехов.
Вспоминаю, за месяц до ввода войск Варшавского Договора в ЧССР нашу 11-ю гвардейскую армию подняли по тревоге и вывели в запасные районы. Ночью в полк поступило пополнение из военкоматов — более 800 воинов запаса. Конечно, публика эта была разношерстная, иные даже в подпитии. Мне, тогда молодому заместителю командира полка по политчасти, пришлось держать экзамен на зрелость. Мы работали с этими людьми — и через месяц личный состав полка был полностью готов к выполнению ответственной задачи. Уже после пришлось наблюдать в Северной Чехии, как ночью наши запасники, окруженные толпами чехов, отстаивали без помощи политруков "нашу правду". Сегодня кто-то скажет: "ну вот, оболванили людей и радуются". На это могу ответить: мы были убеждены в своей правоте и учили этому людей. Болванят же — это когда сознательно обманывают.
Много лет спустя мне пришлось работать и в частях 40-й армии в Афганистане. Там был накоплен очень ценный опыт организации политической работы, в том числе при действиях в горах, при вводе в строй молодого пополнения. Помню, как достойно показали себя в боях молодые политработники — выпускники Новосибирского и Свердловского военно-политических училищ.
… Развивая свои изыски, М.Ходаренок делает выводы: "в Вооруженных Силах СССР никогда не существовало монолитного офицерского корпуса, его консолидации и цементированию объективно мешали политработники"; и "в Вооруженных Силах СССР всегда существовали два офицерских отряда — командиры и политработники"; "политработники опасались появления в Вооруженных Силах СССР некой офицерской корпорации, касты". Эти утверждения насквозь фальшивы и бесконечно далеки от действительности.
Посмотрим на вопрос глубже. В условиях однопартийной системы политорганы выступали средством политического воспитания, регулятором социальных, нравственных отношений, организатором всего дела воспитания военнослужащих. Система политической работы являлась методом привлечения дополнительной человеческой энергии на решение поставленных перед армией задач, так что политработники, вся система политработы не только не разъединяли офицерский корпус, а, напротив, служили одним из основных условий его крепости! Судя по крайней озлобленности автора "НВО", он, вероятно, сам пострадал от политработников и парткомиссий. За что мы наказывали военное руководство? За халатность в работе, упущения в поддержании боевой готовности войск, за злоупотребления различного рода, за хамство и грубость в отношении к людям. Если и были отдельные проявления субъективного подхода, то они не делали никакой погоды. Справедливости ради замечу, что система политработы, естественно, не нравилась тем, кто хотел быть свободным в своих действиях от всяких ограничений. Таких было немало даже в высших эшелонах командования — особенно в постсоветское время. В борьбе за привлечение на свою сторону офицерского корпуса Ельцин освободил от контроля руководящий состав армии и флота. К чему это привело? Посмотрите, как повели себя освобожденные от контроля многие начальники. Поезжайте в дачные поселки — и вы увидите принадлежащие генералам, полковникам, да и ниже рангом военным, роскошные особняки, которые вообще несовместимы с их денежным довольствием. Утвердилась система воровства и расхищения, которая была ранее сильно утеснена. Вот почему люди, которые и прежде были склонны к подобным вещам, люто ненавидели политорганы, парткомиссии и политработников вообще! Сразу же замечу — подавляющее число генералов и офицеров Советской Армии эти явления не затрагивали.
Как итог всей статьи вышеназванный "специалист" делает ошеломляющий вывод: "Острие главного направления деятельности политструктур было направлено на разобщение собственного офицерского состава. Это явилось одной из причин распада Советского Союза и гибели его Вооруженных Сил". Вот так, ни больше ни меньше! Посмотрим же, как было на самом деле. Разного рода реформы еще со времен Хрущева не обошли стороной и Вооруженные Силы. Череда следовавших одно за другим сокращений армии привела к увольнению из ее рядов наиболее ценной части офицерского корпуса, носителей фронтового опыта. Когда в 60-х годах обострились отношения с Китаем, начался массовый призыв в армию офицеров-двухгодичников. Одновременно заметно снижался уровень материального обеспечения военнослужащих. В результате это привело к ухудшению качества офицерского состава. Перевод большинства соединений и частей на сокращенные штаты, массовое привлечение военнослужащих на уборку урожая, строительные работы и т.п. дезорганизовали систему боевой подготовки и весь уклад жизни войск. В этот период армия фактически лишилась корпуса сержантов. У нас не стало опоры в казарме. Одновременно сильно изменился призывной контингент. Если в 50-60-х годах большинство призывников в армию составляли славяне, то начиная с 70-х годов резко возрос удельный вес солдат из Средней Азии и Кавказа, которые, как правило, были сплочены, националистически настроены, нередко пытались навязывать в воинских коллективах свое "господство". Близко к этому лежат истоки неуставных отношений, "дедовщины" и других отрицательных явлений. В восьмидесятых годах в Сухопутных войска русские солдаты в подразделениях вообще стали значительным меньшинством.
Возможности командующих, командиров поддерживать порядок и дисциплину в войсках ограничивались экономическими возможностями государства, а также общей политикой либерализации правовых норм, уставов, невозможностью даже ставить в верхах вопрос о необходимости принятия радикальных мер по укреплению дисциплины и порядка в войсках. Поэтому в последние годы существования Советских Вооруженных Сил главная тяжесть работы по укреплению дисциплины и сплоченности воинских коллективов легла на плечи офицерских коллективов частей, политорганов, политработников, партийных организаций. Многие помнят, что на заседаниях коллегии Минобороны, совещаниях руководящего состава Вооруженных Сил министры обороны СССР С.Соколов, Д.Язов требования по укреплению воинской дисциплины адресовали главным образом к руководителям политорганов. Но в стране, особенно с началом "перестройки", происходило последовательное ослабление роли и влияния КПСС, в обществе, в том числе и в армии стало фактически невозможным привлечь за явные безобразия к партийной ответственности крупных начальников. Среди части командного состава нарастало стремление к злоупотреблениям разного рода. Получили широкое распространение использование родственных связей, кумовство, протежирование угодных людей. Вот это общее снижение "калибра" вождей армии, неспособность их решать задачи укрепления порядка и дисциплины в войсках, отсутствие опоры и авторитета среди офицеров не позволили ни одному из них выступить на защиту государства в августе 1991 г. Дело не в том, что в головах военных, как пишет М.Ходаренок, была каша, а в том, что военные люди привыкли к повиновению, а в условиях, когда верховный главнокомандующий вел двойную игру, не давал четких оценок и указаний, вся военная машина оказалась дезорганизованной, что позволило вывести армию из игры, нейтрализовать ее.