А.П. Я был современником таких гигантов, как Глушко, Королёв, Чаломей, Бармин, Уткин, Черток. Эти гиганты исчезли, как исчезли мамонты или огромные стрекозы в каменноугольных тропических лесах. Теперь место этих гигантов пусто. Что это значит: оскудела нива, их рождающая? Или такие люди появляются только на заре отрасли, когда перед ними огромное неосвоенное поле, и они крупными прыжками пересекают это поле. Кто сегодня движет космический прогресс? Есть ли имена, хотя бы отдалённо напоминающие эту плеяду?
В.С. Вы называете людей, которые совершали техническую революцию. Они были реальными революционерами. Видимо, первый этап этой космической революции завершился, а следующий не наступил. Сегодня существуют несомненные лидеры: академики, конструкторы. Не стану называть имена, чтобы никого не обидеть. Но сейчас на место гениев заступил коллективный разум, работа огромных коллективов людей. Потому что задачи, которые сегодня стоят, по своей технической изощрённости сложней тех, которые приходилось решать отцам-основателям.
От советского времени нам досталось множество ещё не использованных технологий, гениальных решений, неосуществлённых изобретений. Системно аккумулировать их, системно внедрить в новые изделия — это огромная задача, посильная концептуалистам. И сегодняшняя революционная фаза развития космоса связана с освоением огромного доставшегося нам потенциала, с правильной упаковкой этих новых технологий в современные космические изделия.
Банк накопленных в советское время технологий огромен, его огромность ещё не осознана. Необходима инвентаризация этих открытий.
Например, что такое школа Глушко? Это тысячи и тысячи экспериментов. Тысячи удач, неудач, которые легли в многотомные труды. Сейчас всё это богатство переосмысляется нами, переводится в цифру, делается доступным для молодого поколения исследователей. Молодые люди, которые приходят на завод, должны пользоваться этим богатством так же легко, как пользуются калькулятором или ручкой. Молодому учёному не нужно будет лазить сутками по тем или иным томам, отыскивать тот или иной коэффициент, узнавать результат того или иного эксперимента. Всё это будет у него под рукой в цифре на расстоянии минутной доступности.
А.П. Существуют два космоса: один — инженерный, машинный, технический, которым вы занимаетесь, требующий создания сверхсложных машин, технологий, способных преодолеть гравитацию и унести человека в иные миры. А рядом с ним существует другой, духовный, космос, который не нуждается в машинах, не нуждается в новых сплавах, в телеметрии. Это космос религиозный, культурный — космос души человеческой. Русский технический космос родился из космоса духовного. Мало кто говорит сейчас, что родоначальником советского русского прорыва был великий мистик, великий космист Николай Фёдоров, который создал теорию воскрешения из мёртвых и побудил Циолковского строить ракеты для расселения бесчисленного множества воскрешённых людей по планетам солнечной системы. Космос — это преодоление смерти. Сегодня этот духовный космос очень слаб, едва теплится, он ушёл куда-то на задний план.
В молодости я увлекался фольклором, старинными народными песнями, языческими представлениями о природе, о звёздах, о небе. Я понимал православие как проникновение в божественную космическую тайну. Два космоса — технический и духовный — жили рядом и медленно сходились уже в советское время. Но им не дано было сойтись. И может быть, поэтому и разрушился Советский Союз. Для существования государства недостаточно было великолепных грозных космических и военных машин. Идеология должна была стать космична. Но этого не случилось. Вы, господин технического космоса, владеющий этой великолепной техносферой, чувствуете ли недостаток этих тонких иррациональных энергий?
В.С. Философский вопрос. С одной стороны, я — инженер до мозга костей. Но, с другой стороны, я окончил музыкальную школу и пел в государственном хоре. Я тоже чувствовал и продолжаю чувствовать то, о чём вы сейчас сказали. Человек не может состоять только из одних мыслей, конструкторских решений, он не исчерпывается интересом к машинам. Человек — это душа. Это душевное переживание, душевная тайна. Иногда, проведя весь день на заводе, среди бесчисленных забот, совещаний, планёрок, среди двигателей, я возвращаюсь домой, и мне хочется сесть за фортепиано и поиграть мои любимые композиции. Иногда, чего греха таить, я беру лист бумаги и сочиняю стихи, которые никогда никому не покажу. Что это значит? Значит, душа живёт своей обособленной от машины жизнью, у неё свои тайны, свои надежды, свои ощущения жизни и смерти. Космос — это бездонная чаша. Быть может, края её сделаны из драгоценных металлических сплавов. Но в глубине её таится бесконечный космический дух.
А.П. В советское время я много ездил по заводам, полигонам. Описывал труд, описывал механизмы труда — машины. Мне казалось увлекательным описать техносферу. А в то время мои сверстники, современники писали русскую деревню, русский пейзаж или жизнь московских коммунальных квартир. Их не интересовала машина. И машины в ту пору — большие машины, мегамашины, само государство как машина — оставались неодухотворёнными, голыми, сиротливыми. И, в конце концов, они погибли. Сегодня, по-моему, машина ещё в большей степени одинока, лишена духовной атмосферы, нежели прежде. Попробуйте современному художнику, писателю предложить изобразить ваш двигатель — он растеряется, не найдёт образ, начнёт метаться, выпишет всё приблизительными сравнениями. Как сделать так, чтобы художник пришёл в ваш цех и описал этот двигатель, оставил его образ, дал ему художественное воплощение?
В.С. Имейте в виду, что мы здесь, сотворяя двигатель, сами являемся художниками. Эти двигатели не нарисованные, но они являются произведениями искусства, вызывают эстетическое восхищение. Когда у нас в Химках был День города, мы вывезли двигатели на площадь на всеобщее обозрение. Люди были поражены, восхищены, стекались к двигателю, как будто перед ними воздвигли изумительный памятник. И маленькие дети, которые касались двигателя, может быть, не понимают его назначения, его конструкцию, но прекрасно понимают, что соприкасаются с чем-то великим.
Может быть, такие изделия, как наше, нужно чаще выставлять на вид, создавать открытые музеи.
Недавно мы были на мысе Канаверал в центре Кеннеди, где есть потрясающий по своей изобразительности и красоте музей космонавтики. Народ должен видеть то, что он создаёт, исполниться чувства собственного достоинства, гордости.
Привычно слышать в адрес русского народа, что это народ-лентяй, народ-раб, народ-тупица. Что русская история — это сплошное насилие и рабство. И люди начинают верить этому, начинают унывать. Но если они увидят эту красоту, мощь и величие, в них опять проснётся оптимизм, радость жизни и радость творчества. Люди должны видеть, чем они владеют, что они создают. Тогда они вновь исполнятся силы, творчества. А впереди у них будут огромные победы и достижения. Идеология государства не может базироваться на офисных центрах и развлекательных учреждениях, а может базироваться на высших достижениях человеческого разума. Об этих творцах, машинах, грандиозных победах должны вновь зазвучать песни и родиться поэмы. Космос — это та основа, на которой мы будем создавать идеологию будущего.
А.П. Когда существовала конфронтация с Западом — этот великий разлом миров — эта конфронтация по существу и породила наш военно-космический рывок. Сталинская воля создала нашу космическую индустрию, и эта военная опасность родила таких гениев, как Глушко и Королёв. Сейчас конфронтации нет, и, казалось бы, исчез стимул для России строить непрерывные серии этих грозных великолепных машин.
Ваш завод вошёл в весьма сложную и, возможно, рискованную кооперацию со Штатами. Ваши великолепные двигатели здесь, в России, находят недостаточный спрос, зато их с жадностью хватает индустрия Штатов. Не является ли это ущербным фактором для нашего развития?
В.С. Я здесь не вижу никакой дефектности или ущербности. Космос — это общечеловеческое дело. Это огромный интернациональный проект. Конечно, остаются противоречия между нами и американцами, и каждая из стран имеет боевую космическую компоненту, развивает военный космос. Но одновременно происходит понимание того, что мир един, человечество едино, вызовы, которые бросает будущее, едины и угрожающи для всего человечества. Потому консолидация человечества вокруг сверхпрограмм, к числу которых относится космос, это прекрасно.
Космическое сознание включает в себя единение людей вокруг общечеловеческих вызовов, вокруг общечеловеческих задач. Я в это верю. Когда мы с американцами пускаем их ракету, работающую на нашем двигателе, есть ощущение, что и у нас, и у американцев — одна общечеловеческая задача, мы едины. Это очень сильное светлое чувство. Возникает ощущение общечеловеческого братства. И это — одно их грандиозных достижений нашей космической эры.
