Шокировали они страну прежде всего своим цинизмом. То есть тем, что беззастенчиво ввергли в нищету большинство и любыми способами позволили обогащаться приближенному к власти меньшинству. Этому меньшинству разрешалось всё: задирайте цены без конца и краю, заглатывайте задарма торговлю и сервис, берите и не возвращайте госкредиты, тащите импорт, а в таможне вместо пошлин фиг оставляйте, от выплаты налогов государству уклоняйтесь, а зарплату работникам выдавайте какую хотите и когда вздумается. Оголодите народ окончательно — не страшно: первоначальное накопление капитала и построение капитализма требует жертв.
Такой цинизм новой демократической власти не мог не заставить обнищавшее большинство все чаще и чаще вспоминать тех, кого в прессе именовали коммунистическо-фашистской кликой — членов ГКЧП: они предугадали истинное лицо Ельцина, Горбачева и их окружения, они предвидели их не декларируемые, а настоящие планы — насадить в стране дикий капитализм, они отважились сорвать эти планы через введение режима чрезвычайного положения и теперь за попытку воспрепятствовать воцарению вопиющей социальной несправедливости они томятся в тюрьме.
Произведя шок в обществе, реформы Ельцина-Гайдара породили и ожесточенное им сопротивление. В Москве забушевали огромные яростно антиельцинские митинги, полную непримиримость к власти стала демонстрировать и большая часть депутатов Верховного Совета. На митингах нередко сразу после лозунга "Банду Ельцина — под суд!" гремело: "Свободу членам ГКЧП!". Это же требование не раз звучало и с трибуны парламента. Оппозиция сделала ГКЧП своего рода символом сопротивления режиму Ельцина и чем дольше бывшие советские руководители сидели в тюрьме, тем ярче становился их ореол героев-мучеников.
В январе 1993-го все обвиняемые по делу ГКЧП были выпущены из "Матросской тишины" под подписку о невыезде и некоторые из них стали появляться на публике. На вечерах оппозиции их встречали овациями. В этих овациях была не только дань уважения благородным замыслам ГКЧП, но и надежда на то, что его члены с их известностью, с их созданными режимом Ельцина героическими образами и, наконец, с их связями в номенклатурных кругах значительно усилят потенциал оппозиции. Но этого, увы, не произошло. Вице-президент Янаев, возглавлявший в свое время советские профсоюзы, не встал в ряды "Трудовой России" рядом с Анпиловым. Премьер Павлов не вступил в Российский общенародный союз депутатов Бабурина и Павлова. Министр обороны маршал Язов не сменил в "Союзе офицеров" подполковника Терехова.
Члены ГКЧП по сути никак себя не проявили в политике ни до, ни после расстрела Верховного Совета. Обстоятельства превратили их в героев сопротивления, но они быть таковыми или не пожелали, или не сумели.
Кровавая расправа власти с оппозицией в октябре 1993-го положило начало новому видению ГКЧП. Ельцин, дабы остаться у власти, решился на пальбу из танков, а члены Госкомитета по чрезвычайному положению ради спасения империи и сохранения благополучия народа даже из пистолета выстрелить не приказали. Почему? Вопрос этот тогда засел в головах многих и ответ на него полностью не ясен до сих пор. Но одно ныне совершенно очевидно: члены ГКЧП не были свободны в своих действиях.
На холодную войну с СССР Запад затратил несметные миллиарды долларов, и вся перестройка при Горбачеве развивалась по его сценарию. Горбачев свое дело сделал — довел страну до кризиса. Но добить ее и расчленить ему было не по силам — не позволяла действующая партийно-государственная система власти.
Поэтому прежде всего надо было сломать эту систему. Как? Через создание параллельного Кремлю центра власти в Доме Советов РСФСР. Такой центр был создан и, чтобы разрушить прежнюю систему власти, необходима была некая провокация с ее стороны. Например, незаконная изоляция Горбачева.
Конфликт ГКЧП с Ельциным и Верховным Советом РСФСР — это театральная постановка с танками в Москве в виде декораций. Не было никакого конфликта, а была спланированная передача власти от одного центра другому. И те деятели в ГКЧП, которые имели право отдать приказ на применение силы, лишь исполняли, как Горбачев и Ельцин, волю мировых финансовых центров. И потому томились в казармах подразделения спецназа, способные сметать дивизии головорезов. И потому беспечно бесновалась у Дома Советов толпа лавочников и очкариков. И потому спокойно игрался с автоматом перед телекамерами шепелявый Растропович. Слов нет: кто-то из членов ГКЧП, наверное, искренне желал блага стране и действительно хотел ввести чрезвычайное положение. Но в результате все входившие в комитет оказались просто пешками. И таковыми, вероятно, они останутся в истории.
СОВЕТСКОЕ — ЗНАЧИТ ОТЛИЧНОЕ
Денис Тукмаков
26 августа 2002 0
35(458)
Date: 27-08-2002
Author: Денис Тукмаков
СОВЕТСКОЕ — ЗНАЧИТ ОТЛИЧНОЕ
Одиннадцать лет назад основная социокультурная задача либерального переворота заключалась в уничтожении Советского Союза не только в пространстве, но и во времени, и в сознании народа. 74 года Советской власти были объявлены никогда не существовавшими в истории России. Советский период был преподнесен как бесконечное падение в бездну, как исторический тупик, как пустота, брешь между двумя отрезками "истинного" времени: "буржуазной Россией", пришедшей к либеральной демократии Февральской революции, и "обновленной ельцинской Россией", эту демократию вновь подхватившей. Между ними — бесконечные трагедии, преступления, кровь и сумерки духа. То из советской истории, что нельзя было забыть,— переворачивалось с ног на голову. То, что нельзя было стереть с лица земли,— переименовывалось.
Прошло одиннадцать лет, и большое увиделось на расстоянии. Мы словно медленно поднимались над пеной и мутью бурлящих вод, затопивших нашу историю, и с высоты лет все более отчетливо могли разглядеть величественные останки ушедшей на дно Советской Атлантиды. Советский Союз пророс сквозь истрескавшийся асфальт, в который его стремились закатать либералы, и теперь его история, его образы и архетипы — вновь среди нас. Теперь мы понимаем и ценим его лучше, чем в восьмидесятые, когда все казалось таким устойчивым и вечным. Сегодня той силой, которая еще поддерживает жизнь в обшарпанной путинской России, является ностальгия по СССР. Это вовсе не плач по прошлому — это тоска по жизни в великой стране, которая, как доказала история, может быть построена русскими на одной шестой суши, вопреки бездарной толкотне либералов и уверениям из Вашингтона.
Парадокс: понадобилось одиннадцать лет клеветы и посрамлений, чтобы Советский Союз заблистал во всей красе. Где сегодня отыщешь книжку о "сталинских репрессиях"? На каком бы телеканале посмотреть передачу про "гнилой застой 70-х"? Какой либеральный деятель читает сегодня лекции под названием "Космонавтика — бессмысленная трата времени и сил" или "В Афганистане мы не умели воевать", или "Нещадная эксплуатация советских спортсменов"? И кто сегодня в здравом уме прославляет 1991 год?
Ушло все это, вся грязь ушла. Теперь компания "МТС" рекламирует свой товар под аккомпанемент советских фильмов и олимпийской футбольной победы 1956 года. Теперь пол-Москвы ходит в майках с надписью "СССР" — и это не перестроечный китч а ля рюс, с матрешками на Арбате и неграми в ушанках. Теперь детям на ночь снова читают Маршака и Барто, Михалкова и Чуковского, и в "Спокойной ночи" показывают вовсе не Диснея. Теперь при изготовлении новой вывески над дверями института или заводской проходной, особым шиком считается написать "Основан по указу Сталина в 1928 году".
Сегодня в стране у 100% населения есть повод гордиться Советским Союзом и тосковать по нему. У двух третей — из-за того, что жизнь нынче собачья. У кучки либералов — потому что тогда все по-настоящему было: диссиденты, слежки, конспирация и вызов всесильному КГБ.
У большинства — по причинам чисто эстетическим: потому что славно жить в стране, где в один день есть и "-50°С", и "+50°С"; потому что славно жить в стране, в которой новость об очередном полете в космос идет где-то между "спортом" и "погодой". В такой стране славно быть шкипером рыболовецкого траулера и бросать в лицо капитану американского авианосца в ответ на косой взгляд: "Объявляете ли вы от имени президента США войну Советскому Союзу?" Или быть военным и спорить с сослуживцами, за пять или за шесть часов мы, в случае надобности, дойдем до Парижа. Или работать обычным инженером и, засыпая в обнимку с женой, говорить ей про между делом: "Сегодня дорабатывали механизм — на "Форде" и "Мицубиси" такой придумают лет через восемь". Потом включить хоккей по "телику" и намеренно поболеть за слабых — за финнов, зная, что они снова "сольют" нашим 1:11.
