— С твоим размахом море скоро опустеет, — усмехнулся зять, капитан Брагин, в прошлом — О’Брайен, мятежник против британской короны, чудом избегнувший петли.
— Оно большое, не вычерпать. — Митяй сделал по-русски широкий жест. — Тут у нас не зевай, хватай, пока само в руки идёт. Дай срок — и Россия, и вся Англия на наши пуговицы застегнётся. Наше море крепко — ещё два корабля в Новом Кронштадте заложено, с шхунным вооружением, по чертежам балтиморских клиперов. Ни один браконьер не уйдёт…
— Пожалуйте кушать, — поклонилась горничная-паланка.
— Предварительно желаю выпить водочки. — Митяй ринулся к столу, потирая хваткие тяжёлые ладони, привычные к штурвалу, гарпуну и сабле.
Отобедав, мужчины удалились на террасу, покурить сигар и обсудить охотничьи дела. Лиза распоряжалась по хозяйству, пока бой не крикнул у калитки: «Почта для господина капитана!»
— Лиззи, вели передать мне письма! — громогласно попросил с террасы муж, всегда напоминавший миссис Брагиной отца.
— Сию минуту — но газеты мои!
Увлекательно читать — что там, за горизонтом? Большой мир всегда манит жителей отдалённых островов.
За морем-океаном всякое случалось. Мексика отделилась от Испании, Бразилия — от Португалии, умер (наконец-то!) окаянный Бонапарт.
Российские новости были мирными — Петропавловский острог на Камчатке преобразован в город, министром иностранных дел стал Карл Нессельроде.
«Калифорния подверглась жесточайшему пиратскому набегу. Флот под водительством американца Кокрэйна, состоящего на службе чилийских республиканцев, якобы для борьбы с роялистами обрушился на здешние порты, сея разрушения и смерть. Жители оплакивают губернатора барона де Вивера, в прошлом славного и отважного вождя герильерос, изгнавших Наполеона из Испании…»
«Хотите ли полюбоваться закатом?» — спросило с листа знакомое лицо — постаревшее, со шрамом и чёрной повязкой на глазнице.
— Мама, что ты? — испуганно спросила дочь. — Тебе больно?
— Ничего… — Лиза утёрла слёзы. — Так бывает — судьба в очи заглянула.
Граф Бенедиктов, правивший Русско-Океанским наместничеством, слыл сибаритом. Рассказывали, что его ставка в Александрове-Паланском — волшебный сад чудес, прямо-таки Версаль или Альгамбра, Эдем в субтропиках. Скирюк, агент и даже отец Леонтий ждали, когда Володихин разгорячится напитками и поведает, как обольстительные паланки в одних юбочках из перьев (грешно, зато красиво) умащают полунагого Бенедиктова, паланы овевают наместника опахалами, а на ветвях гибискуса поют райские птицы. **
Дважды наступив на грабли
В вестибюле петергофского дворца Коттедж висит щит из панциря морской черепахи. На щите укреплён герб парка Александрия, названного в честь жены Николая I — в синем поле венок роз, меч и девиз: «За веру, царя и отечество».
На оборотной стороне щита — табличка:
«Верноподданейше Государю Императору — Российско-Американской компании морской офицер Дмитрий Патрикеев Марфин, добыча 1829 года июня 20 дня, у острова Кулулава»
А ныне?
В необозримых просторах океана, руководимая генетической памятью, плывёт к Алаинам древняя черепаха. Она помнит те времена, когда воды кишели зверьём, когда тысячи её сестёр выползали на песок; она помнит этот берег. Её сопровождает корабль американских экологов. На лапе у черепахи — бирка, на панцире прикреплен нейлоновый тросик с воздушным шаром. На Алаинах черепаху ждёт сюрприз: из Флоридского террариума на самолёте ей доставлен друг. Учёные с замиранием сердца следят — спарятся эти живые чемоданы или нет? Если нет — виду конец.
Пушнина — «мягкое золото», — нестойка. Меховой водоворот, выкачанный из Сибири за века — утрачен. Шкурки сгнили, осыпались; мех съела моль. Богатство расточилось в прах.
Но ведь были деньги, реальные, их можно было преумножить, вложив в промышленность, строительство. Можно — если бы не безумная роскошь пиров, дворцов, балов…
Современный человек живёт в мире, где улицы и квартиры освещают маленькие рукотворные солнца. Лампы продлевают день. Мы буквально пьём электричество.
А раньше всё освещалось жиром морских животных. Киты, тюлени, моржи — сожжены во славу прогресса. Это был ресурс. Китобои и зверобои работали без роздыха, чтобы «горели тихо свечи». На балах, во дворцах, в университетах. Казалось, живое море неисчерпаемо. Но вдруг показалось дно.
Сейчас мир нашёл другие энергоносители — нефть и газ. И вновь люди отправились на север, покорять Сибирь. Траки рвут лишайник, вертолёты сдувают птиц с гнёзд. Вахта за вахтой уходят на добычу. «Чёрное золото», «Газ — трубы», мегапроекты века!
Потомок, изучив лет через двести астрономические цифры выкачанных кубометров и баррелей, спросит: «Где? Где это богатство?.. Они же в деньгах купались! Куда всё делось?»
Промотали, пропили, профукали на фейерверки, пустили на полиэтиленовые пакеты.
Только свист стылого ветра над просторами, да в бескрайних болотах торчат скелеты буровых вышек, вьются ржавые кишки лопнувших труб и рушатся своды в пустотах недр.
Сколько раз можно наступать на грабли?
Где поднят русский флаг, там он никогда не должен быть опущен
Телеграмма 30 августа 1889 года
Парень с острова Буяна
— Бей его! — заорал краснорожий китобой, налетая на молодого человека в тёмном пасторском сюртуке. Ничуть не смутившись, тот отклонился, пропуская удар мимо, и ловко подставил задире ножку. Американец грохнулся носом в пыль.
— Ах, чёртов святоша! — кинулись на помощь остальные моряки, а их было пятеро. Девушка-гавайка, прятавшаяся за спиной парня в сюртуке, пронзительно завизжала.
Она решила пойти с матросом за пару серебряных долларов. Но матросы подступили вшестером, и девушка сказала «Нет». Едва началось бесчинство, возник этот сюртук и сказал: «Прекратите». Ему посоветовали убираться к дьяволу, а он…
…рассмеялся.
Дело было в Гонолулу, городе королей. На остров Оаху, где сходятся морские пути Тихого океана, сплываются все корабли, чтобы загрузить свежую еду и воду на месяцы китовой ловли.
Занесённую руку с ножом сюртук сломал тростью на лету, другому драчуну трость пришлась по шее, а третий получил удар в то место, которым грешат. Сюртук орудовал палкой метко, легко и ужасно, как шпагой.
Отступив, американцы засвистали, подзывая своих — тут, в порту, шлялось много зверобоев из Нантакета. Молодой человек, похожий на духовного студента, указал гавайке — «Беги!» — и приготовился к отпору.
Пожалуй, здесь бы его жизнь и кончилась, поскольку на шум драки бежала дюжина «бостонцев», как по старинке звали гостей из Штатов. Но сюда же спешил пяток молодцев в фуражках-бескозырках, чекменях и шароварах:
— Эй! Стой! Все на одного?
Даже чёрный верзила, прихвативший с корабля гарпун, смутился, увидев, что казаки держатся за рукояти сабель.
— Он вступился, как положено, — на грубом английском объявил подхорунжий, тряхнув чубом. — А ваши вздумали насильничать. Так страже короля гавайского и скажем. Ну, будем ждать стражу — или разойдёмся?
Бостонцы ответили матерным лаем, грозили, трясли кулаками, но в драку не лезли. С ножом на саблю не пойдёшь.
— Ещё увидимся!
— Потом сквитаемся!
Ушли, злобно оглядываясь и плюясь табачной жвачкой.
— А ты мастак махать дубиной, — подхорунжий хлопнул парня по плечу. — Из лютеран будешь?
— Весьма признателен, господин унтер-офицер. Иоганн Смолер, к вашим услугам, — ответил по-русски малый в сюртуке, оправив платье. — Я прусский подданный, путешествую по делам науки.
— Ишь, далеко занесло из Неметчины!
— Командирован для изучения этнографии, в частности, Северной Океании.
— Слишком ладно говорит, — заметил кто-то из казаков. — Знать, нарочно готовился.
— Это моё… — начал было с пылом молодой пруссак, но осёкся. — Да, я специально учился. Мои бумаги подписаны вашим посланником в Берлине.
— Проверим, — многозначительно кивнул подхорунжий. — В наши земли без паспорта муха не прошмыгнёт.
— Никакого вопроса нет, — отрезал Володихин. — Власть империи объемлет всё — землю, недра, морскую бездну и простор небесный. Каждое беспаспортное чудище, объявившееся в пределах России, должно назвать своё имя, сословие, род занятий и вероисповедание, после чего надлежит занести его в соответствующую графу реестра. У нас всё просто! **
Разбирательства о стычке в порту не последовало. Власти сочли, что раз драчуны разошлись, а жертв и увечий нет, то инцидент исчерпан. Но вечером в гостиницу к Иоганну Смолеру пожаловал видный гаваец со слугами — судя по толщине брюха и богатству наряда, некто из вельмож Камехамехи III.
