[?]когда писателя в Руси
судьба – пищать под половицей!
Судьба пищать под половицей,
воспеть народец остролицый,
с багровым отблеском. Спаси
нас, праведник! С багровым ликом,
в подполье сидя безъязыком.
как бы совсем на небеси!
(В. Кривулин,«Крыса», 1971)
Эти строки Виктора Кривулина хрестоматийны. Поэт противопоставляет себя народу и гордится своим подпольем, воспевая его как крест. В этой ситуации уход в себя неизбежен. Но печалит не отрыв от народа, в конечном итоге поэт вправе для себя решать, с кем ему по пути, симптоматично другое: когда русский поэт наделяет себя правом выстраивать нравственную градацию, отделять «народец» от «избранных» – в этот самый момент он кончается. Именно как русский поэт.
Но не отметить безусловный талант поэтов невозможно. Елена Шварц, уходя в себя, опознаёт собственное тело как макрокосм, как центр мироздания, из которого на равных произрастают оценки политических событий тех лет, воспоминания из детства, созданный воображением край призраков и мертвецов.
Когда за мною демоны голодные помчались
Косматыми и синими волками,
Ах, что тогда мне, бедной, оставалось –
Как с неба снять луны холодный камень
И кинуть в пасть им – чтоб они взорвались.
От блеска взрыва вмиг преобразились,
Ягнятами ко мне они прижались
(Я рядом с ними теменью светилась,
И я их сожрала – какая жалость!..
(Елена Шварц, «Когда за мною демоны голодные помчались»)
В этом вся Шварц. Уход в себя заканчивается самолюбованием, демоны превращаются в ягнят, суть вещей переворачивается с ног на голову. Но меняя законы мира в своём воображении, поэт забывает, что законы эти изначальны и не поэту их менять.
Герой стихов Стратановского – жертва, принесённая древним, архаическим богам. Поэт чутко уловил рвущиеся из народа самобытные токи, но распознал их как варварство, сник и убоялся народной стихии. Но архаика, глубинная языческая мифология русского народа потому и страшит «молодых ленинградцев», что они оторвались от него, лишились защиты и только язык оберегает от окончательного выпадения из русской культуры.
Но именно особое видение мира и сформировало «ленинградскую поэтическую школу». С этим видением можно не соглашаться, спорить, признавать его условность, но именно этот специфический взгляд на бытие позволяет говорить о школе как о явлении в русской литературе. Менять основы мироздания, создавать собственный язык – для этого нужна как минимум смелость.
Впрочем, сам термин «ленинградская поэтическая школа» не совсем точный. Школа предполагает передачу традиций, генеральной линии, что ли. Тот мостик, который перекинула Ахматова из Серебряного века, обрывается к концу 80-х. Уход в себя оказывается бесперспективным, нечего передавать, смыслы иной реальности не сформировались в традицию. И виной тому не время, которое стремительно поменялось. Время всегда меняется. Но если культура – это живой организм, плоть и почва, то искусственные цветы не приживутся на её теле. И это нормально. История отбирает для себя настоящее, лучшее. Все знают и помнят Маяковского, но кто способен навскидку перечислить обэриутов? Сегодняшние молодые поэты Петербурга вслепую нащупывают собственную генеалогию. Они похожи на выброшенного в воду котёнка: выплывет – молодец. Выплывают сильнейшие: Аля Кудряшова, Андрей Бауман, Алексей Порвин. Как знать, может быть, лет через двадцать появится тема для статьи о «новой петербургской школе»?
Говоря о ленинградской поэзии второй половины XX века, нельзя не сказать о Глебе Горбовском. Его стихи не включают в антологии «ленинградской поэтической школы», вообще делают вид, что такого поэта не существует. А поэт есть. При предельно простом наборе слов и рифм стихи Горбовского напитаны глубиной образов, пронзительной искренностью и болью за страну. Его герой ищет утраченные связи между эпохой и вечностью, человеком и историей и не бежит ответственности. В этом, наверное, ключевое отличие Горбовского от современников. Готовность отвечать за слова, поступки и страну, тебя породившую. Горбовского не относят к «ленинградской поэтической школе», но стихи его наполнены тем же петербургским воздухом, который, вдохнув один раз, ни с чем не спутаешь. И в широком смысле «петербургская поэтическая школа» – это не узкий круг поэтов-подпольщиков, но огромный пласт русской поэзии: от Пушкина к Блоку, от Гумилёва к Бродскому, от Бродского к… К кому? Время покажет.
Теги: литературный процесс
110-летие М.А. Шолохова... Как отметим?
Найдётся ли достойное место юбилею великого русского классика и всемирно признанного нобелевца в Год литературы, в 2015-м, 24 мая?
Радость и огорчения
Уж совсем немного остаётся времени. Отдаю должное ростовчанам. Ещё в прошлом году разработали при внимании своего губернатора план подготовки. И можно не сомневаться, что отметят юбилей по доброй многолетней традиции и широко, и - по себе знаю – памятно, да при этом с превеликой пользой для приобщения к его наследию земляков.
Увы, пока столица что-то медлит. Кто бы обратился к Министерству культуры, Агентству по печати, РАН (Шолохов был академиком), к творческим союзам, Союзу казаков России, ТВ-каналам и к Международному Шолоховскому комитету: ОБЪЕДИНИТЕСЬ!
Какой же в таком случае обеспечивается простор для поиска идей, чтобы слово Шолохова и о Шолохове напомнило россиянам о неуходящей ценности творчества и житейского опыта этого патриота-гуманиста. Да не только всего-то в день рождения заседанием, статьями в СМИ и фильмами на ТВ.
Мечтается, что будет разработана долгосрочная – на 10–15 лет – программа "Шолохов и Россия". Кому же организовывать и направлять её? По моей мысли это надо поручить уже существующему Международному Шолоховскому комитету, пополнив его представителями госструктур, деятелями литературы и культуры и меценатами.
Поиск идей
Убеждён: явно необходим Всероссийский Шолоховский научный центр. Вдруг его создателем станет ИМЛИ РАН имени Горького, которому дадут возможность иметь новый сектор с особыми полномочиями и с многолетним научным планом.
Велик откроется простор для новаторской работы. Например, одна из самых волнующих тем: исповедовал ли Шолохов узкие для гения принципы соцреализма? Или конкретная, но полная интриг тема: изучить по испещрённой пометками работников ЦК рукопись «Они сражались за родину»: чего же хотели здесь от писателя. Впрочем, не берусь вместо учёных составлять план научных работ. Ясно одно: координация приносит успех. Так случилось, когда совместно с зарубежными шолоховедами чётко и убедительно ответили на обжигающий с 1929 года вопрос: был ли факт плагиата «Тихого Дона» – не было!
Публицистика Шолохова в жанре речей... Необходимо создать научно-текстологические группы, чтобы сверить невыправленные стенограммы (авторские!) с отредактированными для публикации. Опыт есть. Такую работу по трём речам провела моя группа студентов МГГУ имени Шолохова.
И как биограф Шолохова вижу немало «белых пятен». Как стереть? Искать новые факты. Они явно появятся итогом совместной с Росархивом работы с фондами тех организаций, которые были связаны с писателем как с общественным деятелем. А это фонды ЦК, правительства СССР и РСФСР, Верховные Советы, КГБ, МИД (отчёты послов СССР о пребывании Шолохова), Минкультуры, Минобороны, РАН, областные и районные организаций. И попросить о помощи архив Нобелевского комитета. А архивы редакций! Глядишь, сохранились оригиналы публицистики, всякие заявления, отчёты о командировках. Заранее гарантирую успех. Вот моё знакомство лишь с частью фондов позволило построить для моей книги из серии «ЖЗЛ» в немалой степени новую концепцию биографии: и не позолоченную, как это было в советские времена, и не опороченную, как это придумывают недруги творца. Новые факты таятся и в прижизненной для писателя прессе. Так, студенты по моей подсказке выявили в одной из старых подшивок даже забытую телеграмму Шолохова.
Но ещё и ещё малоисследованные темы: «Шолохов и вожди партии: от Сталина до Брежнева», «Шолохов и РАПП», «Шолохов – народный депутат от районного Совета до Верховного», «Шолохов и РАН», «Шолохов в Союзе писателей», «Шолохов и искусство», «Шолохов и молодые писатели». А вдруг Министерство обороны поможет завершить книгу о Шолохове в годы войны с фашистами. А разве оставил бы равнодушным сборник прижизненных для Шолохова статей иностранной прессы, особенно в дни его поездок по миру.
