Ознакомительная версия.
В 1942 году на экраны страны выходит двухсерийная кинолента «Оборона Царицына» братьев Васильевых, в которой Кадочников исполняет одну из главных ролей. Вскоре после этого актёра приглашает в свою новую работу Сергей Эйзенштейн (вот когда слухи об их любовной связи особенно сильно муссировались): в фильме «Иван Грозный» Кадочникову пришлось перевоплотиться во Владимира Старицкого. Его актёрское мастерство было столь впечатляюще, что Эйзенштейн мечтал снять Кадочникова в двух ролях в третьей серии картины: в роли духовника царя Евстафия и Сигизмунда. Однако этому желанию великого режиссёра не суждено было сбыться: третья серия так и не была снята.
П. Кадочников вспоминает:
«Первую встречу с Эйзенштейном помню очень хорошо — она произошла в столовой. Перед этим я месяц и двенадцать дней добирался со съёмочной группой „Обороны Царицына“ из Сталинграда в Алма-Ату. Я был молод, худ и плохо одет. В костюмерной мне выдали венгерку, и в этаком-то виде я пришёл в студийную столовую. Вдруг чувствую на себе пристальный взгляд: кто-то внимательно изучает, как я ем, как разговариваю. Борис Свешников, второй режиссёр Эйзенштейна, передал мне его приглашение попробоваться на роль Старицкого.
Почему он выбрал именно меня на роль этого кандидата в боярские цари — наивного, по-детски бесхитростного? Трудно сказать точно…»
Между тем в 1944 году в семье Павла Кадочникова и Розалии Котович родился первенец — сын Петя. Вот как об этом вспоминает их внучка Наталья Кадочникова:
«Когда в сорок четвёртом году Павла Петровича пригласили в Тбилиси на съёмки первого советского стереоскопического фильма „Робинзон Крузо“, его беременная, почти на сносях, жена поехала с ним. Свекровь её отговаривала: „Куда ты едешь? Трое суток в поезде, чего доброго, разродишься по дороге. Оставайся дома!“ Но у Розы была железная отговорка: „Если я не поеду с Павликом, мы потеряемся. Ведь война!“ Вещей в дорогу брали много — съёмки могли затянуться на годы. Тогда Груша, чтобы спасти дорогой чайный сервиз, сохранившийся в блокаду, завернула чашки и блюдца в бабушкины вещи: положила в карманы шуб, пальто, в платья и засунула в чемодан. Интересно, что этот сервиз сохранился до наших дней.
Дедушка с бабушкой ехали в Тбилиси в шикарном международном вагоне. И действительно, почти на третьи сутки, когда они уже приближались к Кропоткину, у Розалии начались схватки. Кто-то ей сказал, что ни в коем случае нельзя рожать в этом городе: „Там плохие врачи“. Поэтому она стала ахать на разные лады, стараясь перетерпеть адскую боль. Ехавшие в соседнем купе грузины дружно ей „подпевали“: „Вах! Вах! Вах!“ Когда проезжали Кропоткин, бабушка попросту вцепилась зубами в подушку. Павел Петрович же надел резиновые перчатки, принесённые проводницей, и приготовился принимать роды у жены, и тут поезд подъехал к следующей станции — Кавказской. Розу буквально бросили на носилки — и в роддом, благо больница была у вокзала. Женщина-санитарка посмотрела на Розалию и сразу угадала: „Будет мальчик!“
Она рожала под самый Новый год. Павел Петрович, простоявший под окнами всю ночь, слышал первый крик родившегося на свет сына. Счастливый отец дал из ружья три выстрела в воздух. Сохранившиеся после залпа гильзы родители Петечки хранили всю жизнь…
На Кавказской Павла Петровича с женой и новорождённым сыном посадили в общий вагон, следовавший в Тбилиси. Ехали в адских условиях: вокруг курили, дедушка то и дело со всеми из-за этого ругался, пелёнки было негде ни высушить, ни постирать.
В то время в Грузии было неспокойно, хотя и победили фашистов. Однажды глубокой ночью в деда даже стреляли, когда съёмочная группа возвращалась в гостиницу. Его спас администратор, толкнув в подворотню. А маленького Петю чуть не отравили. Ему было около трёх лет, когда бабушка оставила мальчика около магазина в Сухуми. Выйдя с покупками, она увидела плачущего малыша. Его чем-то угостил „добрый дядя“. Пете стало очень плохо, срочно вызвали врача, который вернул ребёнка к жизни и посоветовал родителям как можно быстрее вернуться в Ленинград…
Павел Петрович не мог надышаться на своего сына. Все письма заканчивались словами: „Всех целую, Петеньку особенно“. Он так его любил, что было страшно! Однажды встал перед Петей на колени и сказал: „Принцесса моя дорогая!“ А когда маленький сын страдал от пупочной грыжи, дедушка давал концерты, чтобы на деньги от них купить ему специальный пластырь. До сих пор у нас в шкафу в маленькой баночке хранится скорлупа от первого яйца, которое Петенька ел в свою первую Пасху, и крошечные плетёные лапти — его любимая игрушка…»
Работа с великим режиссёром круто изменила творческую судьбу Кадочникова. В середине 40-х актёр ушёл из театра и целиком сосредоточился на работе в кино. Благо предложений сниматься поступает к нему в тот период предостаточно. Да и роли какие: сплошь одни героические!
В 1946 году режиссёр Борис Барнет задумал снимать первый советский фильм о разведчике. На главную роль — майора Федотова — претендует Николай Крючков. Однако что-то у него в тот момент не заладилось, и тогда взор режиссёра падает на Кадочникова. В результате на свет рождается прекрасный фильм «Подвиг разведчика». Знаменитая фраза Федотова — Кадочникова: «Вы болван, Штюбинг!..» — становится любимым выражением советских мальчишек той поры.
Когда Барнет в декабре 1946 года только приступал к съёмкам этой картины (её снимали в Киеве), настроение у него было не из лучших. В одном из его писем, адресованных супруге Анне Казарновской, режиссёр писал:
«Я выбрал свою профессию неверно. (Не тем бы мне заниматься в жизни!)
Но, как говорят, чем ушибся, тем и лечат. Сегодня, 6 декабря, должен был быть первый съёмочный день. И вот уже 4 декабря я усилием воли, перед „угрозой“ надвигающейся съёмки, стал выкарабкиваться из своего богомерзкого состояния. Выбрался!.. И напрасно! Хожу, как дурак с вымытой шеей. Съёмка не состоялась! И не состоится ещё несколько дней. Причин масса. Днём нет света — это уже обязательно, чтобы строить в тёмном павильоне декорацию. Вечером тоже. Свет иногда дают часов в 12 ночи, часов до двух ночи… Когда ночью дают свет, то соседи с таким остервенением запускают радио, что не только спать, даже читать невозможно…
Вчера и сегодня вожусь со сценарием. Влезаю в круг его (сценария) интересов. Иногда увлекаюсь, а в общем, часто возвращаюсь к старой мысли, не останется ли снова мой „Подвиг“ неизвестным. Ну да ничего не поделаешь. Случилось так, что моему „гласу“ никто не внял. Может быть, я и не прав? Внушаю себе эту мысль, и даже хочется начать работать».
Период сомнений и тревог рассеялся у Барнета, едва был отснят первый материал. Поэтому 21 января 1947 года в своём очередном письме жене Барнет писал: «Сейчас уехал в Москву Кадочников, и мы снова в простое. За это время я уже снял больше 300 метров из общего числа 2800… Актёры работают хорошо, а снято оператором великолепно! Так что, в общем, пребываю в хорошем состоянии, и… хочется работать. Уж поскорей бы снять, да и с плеч долой…»
А вот что писал Б. Барнет в письме от 14 апреля: «Картина получается интересная. Было два просмотра готового материала — был большой успех. Смотрел Луков — рычит от удовольствия…»
Выйдя на экраны страны летом 1947 года, фильм «Подвиг разведчика» занял 1-е место в прокате, собрав 22,73 млн. зрителей. Через год картине была присуждена Сталинская премия.
Стоит отметить, что со своим первым сыном, Константином, Кадочников долго не мог видеться — не разрешала мама ребёнка. Но едва Кадочников стал знаменит после «Подвига разведчика», как его бывшая возлюбленная тут же напомнила о себе и потребовала выплатить денежную компенсацию за все годы, которые она в одиночку воспитывала их общего сына. Кадочников подчинился. Однако даже после этого с сыном ему видеться запрещалось. Но когда Константину исполнилось 14 лет, он наплевал на запреты матери и сам пришёл к отцу. С тех пор он стал полноправным членом семьи актёра. Особенно сильно Костя подружился со своим сводным братом Петей.
Между тем «Подвиг разведчика» только выходил на экран, а Кадочников уже приступил к съёмкам в новой картине — «Повесть о настоящем человеке» (режиссёр Александр Столпер). В этом фильме актёр должен был сыграть ещё одного положительного героя, но на этот раз не выдуманного, а реального — знаменитого лётчика Алексея Маресьева, потерявшего обе ноги, но нашедшего в себе силы вновь вернуться в строй. Чтобы глубже войти в образ, Кадочников наотрез отказался от дублёров, в течение четырёх месяцев ходил с палочкой и ползал в снегу в лютый мороз. В итоге и эта картина с участием актёра была восторженно принята публикой. В прокате 1948 года она заняла 2-е место, собрав на своих сеансах 34,4 млн. зрителей. А через год её постигла судьба «Подвига…» — картину наградили Сталинской премией.
Ознакомительная версия.
