культуры в Новгороде. Я не попал в число делегатов, а ездил от Центрального совета общества в Москве. Был Вал. Гр. Распутин, которому я немного показывал Новгород, и вот что я ему рассказал, не рассчитывая на возможность использования для какого-либо рассказа. Действительность в моем рассказе была «литературнее» допустимого в литературном произведении. В церкви Рождества на кладбище с великолепными и малоизученными фресками обнаружили при реставрации вверху алтарной апсиды огромный снаряд. Концы снаряда были видны и снаружи и внутри. Вызвали саперов. Они сказали: «Единственный способ – взорвать на месте. Иначе обеспечить безопасность нельзя». Реставраторы чрезвычайно взволновались: «Но погибнут фрески!» Как всегда в чрезвычайных случаях, тут же оказались два мальчика. Услышали, что взрывать будут утром. И вот когда утром приехали саперы – снаряда не обнаружили. Мальчики за ночь вытолкнули снаряд наружу. Он упал на мягкую кладбищенскую землю и, к счастью, не взорвался.
О книге
Если книга не породила у вас ни одной самостоятельной мысли, значит она напрасно прочитана (кроме справочников, но они не читаются подряд).
Будьте Колумбами – открывайте хорошие книги в океане незначительных.
Книги, по Карлу Попперу, – это «третья реальность»; первая – объективно существующая, вторая – субъективная.
Читать, но и перечитывать! Если при перечитывании книга позволяет открыть в ней нечто новое, значит это полезная книга.
* * *
До революции на фабриках потомков Саввы Морозова выделывались различные сорта ситца, зефира, тика, демикотона, миткалей, бархатов, репсов, пике, вывозившиеся в Хиву, Мерв, Китай, Бухару, Персию, Царство Польское, Великое княжество Финляндское.
Ситец стоил восемь копеек аршин. А были и золототканые парчи, материи на бухарские халаты по тридцати пяти рублей за аршин. А кроме наследников Морозовых, были Третьяков и Коншин, Носовы, Лабзин, Осипов, Сапожников, два Барановых и др. У всех были свои «секреты» производства. Кто-нибудь когда-нибудь напишет историю машинно-ткацкой культуры?
Когда караван поворачивает назад, хромой верблюд оказывается впереди. «Наблюдение» это (кому оно принадлежит?) может иметь много применений.
* * *
К Б.М. Эйхенбауму пришел в гости Евгений Шварц. Кот безобразничал и царапал стол. Борис Михайлович выставил его за дверь. Тот продолжал буянить. Борис Михайлович спрашивает Шварца: «Как вы думаете – почему он так скандалит?» Шварц: «Он, вероятно, думает, что мы с вами тут едим мышей».
Академик А.С. Орлов был большого роста, полный, необычайно представителен: «настоящий академик». Ходил он с Пятой линии по вечерам гулять по набережной. Подходят к нему подростки: «Дед, снимай шубу!» Орлов и глазом не смигнул: «Вам нужно, вы и снимайте!» На этом все кончилось. Но главное было – не остановиться.
Надпись, сделанная Томашевским на книге, подаренной им Пушкинскому Дому: «Не тебе, не тебе, а имени твоему». Тут и Священное Писание, и стихотворение Блока, начинающееся «Имя Пушкинского Дома…», и положение Пушкинского Дома в последние десятилетия.
Томашевский в уборной в день проработки «космополитов» в Пушкинском Доме: «Вот единственное место в Пушкинском Доме, где легко дышится».
Плохие чтецы стихов читают стихи «по словам» с выражением для каждого слова отдельно и разрывают логическую связь, портят ритм. Такое чтение «по словам» было принято у актеров Александрийского театра. Кошмар! Поэзия переставала существовать, оставалось одно «чтение», рокот голосов.
Поляки говорят: «дебронизированный портрет»: портрет, переставший быть бронзовым, – жизненно простой.
«Журналист своего воображения!» Так кто-то сказал об Одене.
Жидкое кофе, да еще теплое – ничего не может быть противнее. У немцев такое кофе называется «Bliimchenkaffe» – кофе, через которое виден цветочек на дне чашки.
Все сущее не может быть доказано.
Из книги «Описание примечательных кораблекрушений, в разные времена претерпеваемых российскими мореплавателями Флота, Капитан-Командором Головиным». Часть четвертая. СПб, 1853, с. 93: «Представляя верное описание сего происшествия, не хочу ни увеличивать ужасов, ни уменьшать их. Пусть каждый, носящий в сердце искру чувствительности, пожалеет о несчастных и иногда в молитвах своих попросит Бога, чтобы сохранил нас, бедных мореплавателей, от подобных случаев, грозящих нам в море ежечасно.
Из сего описания видно, что крушение брига “Фальк” последовало от течи, а течь произошла от якоря, на кранбал отданного и пробившего лапою на волнении обшивные доски. С трудом можно поверить, чтобы при нынешнем состоянии мореплавания сыскался еще морской офицер, который не знал бы, что на ходу или при волнении непременно якорь должен отдавать с рустова и
