В лучшем случае он знает несколько поверхностных симптомов…
И вот тут проявляется одно любопытное противоречие, которое можно сравнить с «парадоксом Шпенглера». Известно, что немецкий историк отказался от конструкта общей и универсальной истории в пользу представления о самобытном развитии отдельных культурно-исторических типов. При этом, отказывая истории в единой фабуле и логике, Шпенглер сам занимает вакантную «божественную» позицию, классифицируя и объясняя закономерности эволюции различных культур. Не попадает ли в это противоречивое положение и Андрей Курпатов, когда переходит от «новой методологии» (критический анализ режимов и условий интеллектуальной работы) к своеобразной «новой социальной онтологии» (постулирование законов общественного устройства)? Как соотносится позитивное утверждение из текста «Капитала 2.0» о том, что мы можем «знать, как устроен мир», с общими требованиями методологии мышления как варианта критической теории (с обязательными правилами воздержания от универсалистских и избыточных суждений)?
Вот, например, в продолжение разговора о несправедливости общественного мироустройства, авторское описание социальной реальности как непрерывной «борьбы интеллектуальных функций разных людей друг с другом»: эта борьба «идет повсеместно — в любом офисе, на предприятии, в транснациональном холдинге, в научном сообществе, в Нобелевском комитете, на бирже и в конкретной индустрии. Даже в семье. Везде своя игра и свои игроки, а выигрывает всегда и только тот, кто умнее, — точнее, тот, кто обладает более мощной интеллектуальной функцией».
Все мы знакомы с принципом соотношения ума и богатства (Андрей Курпатов дает две его редакции). Нам припоминаются подтверждающие и опровергающие этот принцип примеры (в тексте «Интеллектуального ресурса» также встречается ряд поучительных иллюстраций из политической истории XX века). И надо сказать, что сомнений относительно внутренней связи ума и богатства (а также политики и науки, экономической рентабельности и интеллектуальной ценности и т. п.) эти примеры и аргументация не разрешают.
Ещё интереснее ситуация с программным текстом «Кризис „Капитала 2.0“. Навстречу новой реальности!». В этой работе Андрей Курпатов ведёт полемику с Марксом, Бодрийяром и другими авторами критических теорий социального порядка. Автор рефлексирует новейшую историю как последовательную метаморфозу «классического» товарно-денежного капитализма, но не в общество дигитального потребления, а в общество интеллектуального капитала или эксплицированных в будущее интеллектуальных ресурсов: «Мы оказались в новом мире — в экономике ресурсов, в экономике „Капитала 3.0“, где принципиально важным является не то, обладаешь ли ты сейчас какими-то ценностями („товаром“, „средствами производства“, „деньгами“ или даже „доверием“), а то, насколько ты влияешь на будущее за счёт тех ресурсов-ценностей, которыми ты располагаешь».
Интересно, что матрицы предыдущих воплощений капитализма Андрей Курпатов оценивает как «безобразие», «шабаш», «обман» и т. п. Экономика «капитализма катастроф», как его назвала Наоми Кляйн, для автора «Интеллектуального ресурса» — наглая «воровка на доверии», систематически разоблачаемая и разоблачающая саму себя: «Насколько надёжной нам следует считать систему, валютой которой является „доверие“, а акторами — лица, склонные к обману и уверенные в том, что их всегда пытаются обмануть?»
Но как тогда выглядит «перепрошивка» той же социальной матрицы до уровня «Капитала 3.0»? Фактически — как исторический реванш «когнитариата» и превращение человеческого ума из наёмного средства производства в вечную и творческую производительную силу. Персонифицированный возобновляемый неотчуждаемый интеллектуальный ресурс, интегрируемый в глобальную экономику и политику, имеющий предельное символическое и практическое значение, — это действительно смелый рисунок новой социальной реальности, о которой можно и нужно говорить с достаточным количеством восклицательных знаков. Но лично мне эта картина освобождённого человеческого ума, становящегося двигателем всемирного социального развития, кажется моделью общества «Коммунизм 1.0». Я тоже искренне верю в потенциал эмансипированной интеллектуальной функции. Мне также симпатичны социальные модели по ту сторону «обязательного зла» — насилия, воровства, обмана… Однако как назвать это точнее и как это детализовать в мысли? Чтобы ответить на эти вопросы, игнорируя исчерпанные гуманитарные «измы», необходимо опять склеить в целую ленту Мёбиуса онтологию и методологию.
Таким образом, трагического противоречия между обозначенными выше исследовательскими подходами нет. Есть логика взаимосвязи между проблемами генезиса индивидуального мышления и проблемами социогенеза. Есть диалектика мира субъективной интеллектуальной функции и «мира Других», о котором идёт речь и в предыдущей книге Андрея Курпатова «Что такое мышление? Наброски» (СПб.: Трактат, 2016). В этом тексте свойственный автору инструментальный подход к мышлению, рассмотрение конкретных «способов думать» превращаются в анализ различных условий включения и выключения интеллектуальной активности.
В самом деле, как отличить мышление от квазимышления, настоящую и творческую интеллектуальную работу от разного рода психических автоматизмов? Ситуация, когда я думаю, что я мыслю, а в действительности кто-то мыслит мною и за меня, — эта повседневная ситуация псевдоинтеллектуальной активности характеризуется не пониманием, а «ощущением понятности». Трудность с полноценным и продуктивным разрешением «эпистемологической озабоченности», с конструированием самого субъекта мышления исследуется здесь в фокусе возрастной психологии. Разворачивание пространства мышления от плоскости к многомерности связывается в книге с генезисом и усложнением пространства социальных отношений — пространства, в котором особое место принадлежит лакановскому большому «Другому» (Autre). Наличие значимого Другого, интеллектуальный вызов со стороны Другого — необходимые условия трансформации социальной игры в игру разума, в полноценную интеллектуальную активность. Таким образом, методология мышления опять возвращает нас к компетенции философии и онтологии, ставит перед необходимостью познания «реальности Другого» и целого «мира Других».
По Делёзу и Гваттари, философия — это умение изобретать и вводить в общее употребление концепты. Каждый le concept — это уникальное авторское произведение, понятие, разворачиваемое до целой теории. Вербальная форма концепта не обязана быть оригинальной (как, например, неоригинален прославивший Бодрийяра «симулякр»). Словосочетание «интеллектуальный ресурс» тоже никем не запатентовано. Однако у него хорошие шансы стать кристаллизатором продуктивного смысла. Но ещё важнее, если интеллектуальный ресурс как таковой, без кавычек, действительно окажется вечным двигателем социального развития. Возможно, это единственная альтернатива перспективе глобальной катастрофы (различные сценарии которой, к сожалению, пока кажутся более реалистичными).
Корнев Вячеслав Вячеславович, доктор философских наук Август 2016 года
— Охота мало чем отличается от прогулки по лесу.
— Сходство есть, только охота всегда кончается кровью.
Джордж Мартин
Когда меня спрашивают, с чего бы это психиатру рассуждать о социальных и общественно-политических процессах, об экономике и образовании, культуре и искусственном интеллекте, или, того хуже, о геополитике, мне всегда хочется пошутить…
Но я сдерживаюсь.
Вот уже почти тридцать лет я занимаюсь методологией мышления, то есть изучаю ту механику, посредством которой мы создаём наши представления о мире. И эти наши представления — это не просто ряды слов, а смыслы, то есть феномены и сущности, которые мы выкристаллизовываем в процессе своей интеллектуальной
