Неяркое октябрьское солнце уже завершало дневной круг, когда путевой обходчик Василий Спиридонович Кочетков проходил вдоль своего линейного участка. В руках у него был тяжелый, повидавший виды гаечный ключ, молоток, справа на боку висел неизбежные спутник — фонарь, в кармане, на всякий случай, петарды. Как всегда, не торопясь, отмерял Спиридоныч метр за метром, просматривая каждый рельсовый стык.
Сколько таких метров и километров отмерил состарившийся уже на своем участке Спиридоныч! Начинал молодым, а теперь уже и внуки повырастали. Своими руками высаживал он когда-то маленькие деревца на защитной полосе, а теперь справа и слева вон какой лес вырос. Остановившись, Спиридоныч любуется молодыми дубками и кленами, покрытыми позолотой осени.
Так со своими мыслями и заботами добрался Кочетков до отметки 427 километра, откуда начинался участок его давнего приятеля — Петра Никандровича Василькова. Когда возвращался обратно, захотелось передохнуть, перекурить. Спиридоныч спустился с насыпи, срезал для внуков ветку с большими багряными листьями клена, выбрал поудобнее место на краю заросшего пожелтевшей травой кювета, присел и закурил. Выкурил одну папиросу, другую, но вставать не хотелось. Солнце уже спряталось, и только отблески его еще догорали на краю горизонта. Свисавшие низко над головой листья тихо шумели и, казалось, настороженно повторяли одно и то же: «Иди, иди же!».
— Ну, пора Спиридоныч! — выкурив еще одну «шахтерскую», сказал себе обходчик и только хотел подняться, как рядом глухо хлопнул выстрел, и Спиридоныч замертво скатился в кювет. Багряная ветка клена так и осталась зажатой в его правой руке.
* * *
Прошло всего сорок минут с того момента, когда шумный эшелон с призывниками покинул станцию Сосновку. Перед глазами дежурного по станции еще мелькали совсем недавно бегавшие по перрону с котелками и ведрами молодые и задорные ребята, в ушах еще звучала их дружная песня, которая доносилась из широко открытых дверей уходящего эшелона. А вот сейчас кто-то надрывно кричит в телефонную трубку дежурному по станции и повторяет что-то необычное, непонятное: «эшелон, бригада, бригада, милиция, КГБ». Потом голос стал спокойнее, разборчивее: звонили с поста путевого обходчика, требовали срочно выслать на 425-й километр рабочих ремонтной службы — разобран путь, позвонить в милицию — убит обходчик.
— Что-то непонятное, — тревожно думал дежурный по станции и в спешке вызывал нужные и ненужные номера телефонов.
Первыми к месту происшествия прибыли подполковник государственной безопасности Иван Иванович Гаршин — моложавый человек, с острым, испытанным глазом, пришедший в органы розыска еще комсомольцем, его помощник — лейтенант Самарцев с черной покрытой дерматином так называемой оперативно-следственной сумкой, судебномедицинский эксперт Кувшинников и несколько сотрудников милиции.
Была уже глубокая ночь. Черное небо совсем опустилось и, казалось, слилось с землей. Нигде ни звездочки, ни просвета. Только яркие прожекторы локомотива застрявшего на железнодорожном полотне эшелона пронизывали эту непроглядную темень, освещали толпившихся впереди него людей.
— Не видел, но показалось, почуялось, что впереди беда, и рука потянулась к тормозу, — говорил машинист, показывая на лежавший почти у самого паровоза на рельсах труп Спиридоныча, на разобранные, чуть сдвинутые с места стыка рельсы Машинист часто вытирал рукавом спецовки свой вспотевший лоб и повторял: «Ну и гад, ну и гад, поди ищи его теперь…»
Путь раскрытия преступления — трудный, сложный и извилистый путь. Чаще всего он начинается поисками следов и различных, связанных с происшедшими событиями предметов, — этих незаметных на первый взгляд, но явных, обличающих преступника улик. Наивно думать, что улики всегда открыто заявляют о себе. Нет! Они часто незаметны, скрыты, даже невидимы. Их надо искать, искать упорно, кропотливо, настойчиво собирать по крупицам, помня, что каждая, на первый взгляд даже незначительная мелочь, обнаруженная на месте преступления, может своим безмолвием сказать больше, чем многие свидетели.
Вот эти «мелочи» и стали искать приехавшие сотрудники. Но ночь плохой спутник следователя. Тьма скрывала всё. Был осмотрен лишь небольшой участок пути, освещенный прожекторами паровоза. Никаких следов преступника здесь не нашли. Надо было ожидать утра, и подполковник Гаршин отдал распоряжение помощнику — быстрому и стремительному Самарцеву — поставить охрану, и сам вместе с судебномедицинский экспертом стал осматривать труп обходчика. На спине погибшего они обнаружили пулевое ранение.
— Слепое, Иван Иванович, пуля застряла где-то в грудной клетке, — сказал Кувшинников.
Когда приподняли тело Спиридоныча, Гаршин обратил внимание на то, что под убитым не было следов крови.
Значит, обходчик был убит где-то в другом месте, а затем перенесен сюда. «Видать, опытный и коварный преступник делал свое дело», — подумал Гаршин и приказал помощнику вызвать на место происшествия еще и эксперта-криминалиста Гранина.
Справа показались огни автомашины. Подъехали ремонтные рабочие. Вместе с ними выскочил из машины и вызванный Гаршиным сотрудник милиции с огромной овчаркой на поводке. Собака тревожно поглядывала на проводника, ожидая сигнала.
— Давайте сюда, — сказал подполковник и показал сперва на то место, где лежали оставленные преступником инструменты — гаечный ключ и ломик, лежавшие у стыков разобранных рельсов.
Овчарка подошла к инструментам. Обнюхав их, она уловила специфический запах, подбежала к насыпи справа и вдруг взвизгнула, рванула за поводок и бросилась вниз, к лесным посадкам, увлекая за собой проводника и спешившего за ними впотьмах Гаршина. Проводник радовался — собака взяла след!
— Ищи, Стрелок, ищи! — подбадривал он. Стрелок сбежал в кювет, на какую-то долю секунды остановился, потом стремительно вырвался наверх и, кружа среди деревьев лесопосадки, пересек ее, пошел вдоль обочины едва видневшейся грунтовой дороги.
Впереди было село Корольково. Но там — ни огонька. Темнота еще больше сгустилась и, если проводника уверенно вел за собой по следу преступника Стрелок, то Гаршин бежал на ощупь, спотыкаясь, цепляясь за какой-то бурьян. Он уже давно снял плащ и бросил его где-то. Потерять минуту-две в поисках преступника — значит, потерять дни, недели, иногда месяцы, а то и годы. Разве может следственный работник вот в такие дорогие минуты думать об усталости или об опасности, которая, возможно, подстерегает его где-нибудь рядом на этой ночной дороге! Нет! И Гаршин бежал с непонятной легкостью, стараясь не отставать от проводника.
Позади осталось уже километров восемь, когда Стрелок вдруг остановился и начал суетливо метаться то в одну, то в другую сторону.
— Ну, умница, еще немножко, ну шаг, два, — просил весь мокрый от пота проводник.
Собака хорошо понимала, чего от нее требовали. Видимо, потому снова рванула за поводок, ткнулась носом то в одно, то в другое место и, неожиданно заскулив, беспомощно легла на дорогу, положив свою большую голову на выброшенные вперед жилистые, натруженные лапы.
— Машины, — виновато сказал проводник подбежавшему Гаршину. И словно оправдываясь, лучом карманного фонаря показал на свежие отпечатки протекторов прошедших в разных направлениях нескольких автомашин.
Когда подполковник Гаршин снова вернулся к месту происшествия, совсем рассвело. Красный диск солнца весело поднимался над проснувшимся леском. Разобранные рельсы были давно поставлены на место, поезд ушел, и только группа дежуривших с ночи вместе с лейтенантом Самарцевым сотрудников милиции, понятые и Кувшинников напоминали о происшедшем здесь накануне событии.
— Ушел! — устало сказал подполковник подбежавшему к нему Самарцеву, но тут же, как будто бы сам себя одернул, оживленно проговорил: — Ладно, а теперь отпустите лишних людей и давайте вспомним мудрую индийскую поговорку: «У злодея один путь, а у преследователя — тысячи». И нам обязательно надо найти этот один путь. Вот и давайте его искать.
Подъехала машина с экспертом-криминалистом Граниным. Осмотр вновь начали с той же песчаной насыпи, откуда еще несколько часов назад в ночной тишине Гаршин сбегал вслед за овчаркой. На откосе справа, рядом с тем местом, где был найден мертвый Спиридоныч, заметили след сапога, который не мог принадлежать никому из них. Это был отпечаток резиновой прессованной подошвы с рисунком «елочка». Здесь неизвестный спрыгнул с насыпи. Отсюда же и Стрелок пошел по следу преступника. Можно было предположить, что отпечаток обуви принадлежал именно ему. По-видимому, диверсант уходил с места преступления.
