А. Л. Никитин
Дороги веков
Андрей Леонидович Никитин начал раскопки близ Переславля в июле 1957 года. Осенью того же года появился Переславский отряд Института археологии АН СССР.
События, описанные в книге, происходят в 1961 году. На это указывает и денежная реформа, и открытие стоянки Теремки, и, наконец, дата раскопок, названная самим Никитиным.[1]
Фамилия Афанасьевых-Кузнецовых точно не обозначена. На с. 52 Роман Иванович назван Кузнецовым, а на с. 22 его огород назван огородом Афанасьевых. Мы более доверяем первому свидетельству и потому выносим в указатель фамилию Кузнецовых. Хочется думать, товарищи из Купанского сообщат нам действительное положение дел.
***
Никитин, А. Л. Голубые дороги веков / А. Л. Никитин. — М.: Мысль, 1968. — 192 с. с илл.
Никитин, А. Л. Дороги веков / А. Л. Никитин. — М.: Советский писатель, 1980. — 232 с.
Во втором издании автор упростил свой текст, убрал некоторые важные местные детали и долгие археологические отступления. Мы восстанавливаем такие фрагменты по первому изданию (курсивом), когда они дают новые детали о местном быте.
В первом издании в заголовке главы стояла дата событий, и мы сохраняем это в оглавлении, хотя в поздней редакции автор просто нумеровал главы по порядку. После даты события в оглавлении стоит текстовый заголовок, и это снова фантазии редакции, добавленные для удобства читателя.
В первом издании при одной из дат даётся и день недели: 29 апреля, понедельник. По календарю это 1963 год. Как это сочетается с нашей указанной выше датой — 1961 годом — мы объяснить не можем и оставляем для догадок читателя.
Стихи, показанные отдельными главками, взяты из первого издания; оттуда же и послесловие О. Н. Бадера.
В первом издании персонаж Вадим Васильевич назван Андреем Васильевичем и определён как сын вахтанговского артиста. Таким образом, это А. В. Куза,[2] сын Василия Васильевича Кузы.
Проезд Владимирова до 1928 года назывался Юшков переулок, а с 1994 года стал Никольским переулком. Мирон Константинович Шейнфинкель-Владимиров в 1924—25 годах был заместителем председателя ВСНХ.
***
В качестве опыта мы даём в именном указателе полные имена и отчества. Мы надеемся, что такой вариант будет более удобен тебе, читатель, и ты наконец-то свяжешься с нами и начнёшь сам составлять указатели с раскрытыми именами. Мы, признаться, от этого устаём. Пора уже и тебе что-нибудь делать!
По весне, ещё самой ранней, когда с сосулек начинают срываться капли, выбивая в подоконниках частую и весёлую солнечную дробь, когда сами сосульки начинают падать и биться с тонким хрустальным звоном, а снег сереет и оседает, словно его прижимают к разогревающейся земле длинные синие тени, — по весне мне начинают сниться летние сны.
Я вижу мерцающие под солнцем голубые извивы речушек, что текут неторопливо и плавно в тени шелестящих кустов или подмывая ослепительно белые обрывы, над которыми, словно трубы янтарных органов, поднимаются звонкие корабельные сосны; вижу загорелых людей с лопатами, слышу шорох осыпающегося песка, ощущаю в руках холодное и сильное тело бьющейся рыбы и рукоятку весла, которое поёт и стонет, борясь с течением; вижу дальние закаты, когда небо наливается медью, и сонную тишину городской квартиры начинает тревожить терпкий и горький запах лесных костров.
Эти сны входят сначала робко и незаметно, скользят едва уловимыми тенями, потом приходят всё чаще, и, просыпаясь, я подолгу бездумно стою у окна, смотрю на подёрнутое влажной дымкой небо, на стаи оголтелых воробьёв, на прогалины в сквере и чувствую, как издалека, из-за горизонта долетает ко мне едва слышный шум струящейся воды, треск льдин и запах пробуждающегося от зимней спячки леса. И в сердце растёт беспокойство о дальних дорогах, о не хоженных ещё тропах, о земле, влажной и мягкой, которая готовится прорасти цветами, густыми травами, а из семечка, упавшего в снег, поднять маленький зелёный росток…
Настойчивый звонок будильника слабеет, гаснет, но почему-то не прекращается, словно завод бесконечен, и слабый молоточек всё стучит и стучит о погасшую чашечку звонка…
Дождь! Это он барабанит по стеклу нудно и долго, словно бы на дворе не весна, а самая настоящая осень. Серенький слабый рассвет никак не может пробиться сквозь сетку дождя, чтобы обернуться весенним днём. В такой дождь выезжать? Но проснувшиеся мысли уже успели сделать зарядку и сейчас, опережая друг друга, пытаются расшевелить ещё не пробудившееся тело: «Дождь? А на Переславль — всегда с дождём, если хочешь, чтобы там ждала хорошая погода. Сам знаешь, не первый раз так. Дождь? Это же замечательно: он съест остатки снега, проточит на озере лёд, и в реку пойдёт плотва. Так вставай же скорей, лентяй, потому что дел невпроворот и через два часа возле академического склада тебя будет ждать машина и твои спутники. Вставай!»
Машина?
Да, всё верно — сегодня уходит машина с оборудованием для экспедиции. И чертовски здорово, что её удалось получить именно сегодня, накануне майских праздников, которые уже не смогут задержать нас в Москве.
Только вот по какой деревяшке постучать, чтобы в самый последний момент машина не сломалась?
Но машина приходит к складу ровно в десять, одновременно со слабыми проблесками синевы среди лохматых облаков.
Машину грузим на проезде Владимирова. Она пришла к десяти часам, и все четверо — Андрей, Саня, Костя и я — таскаем из подвала институтского склада экспедиционное снаряжение, полученное и упакованное в ящики накануне.
Нас четверо: двое моих сотрудников, когда-то сокурсников по университету, Вадим и Саша, так сказать, костяк экспедиции, и Константин Иванович, или попросту Костя, наш общий приятель, заведующий складом, который помогает вытаскивать из подвала и укладывать в кузов снаряжение, полученное и упакованное в ящики накануне.
Раскладушки, спальные мешки, ведра, канистры, две керосинки, ящик с нивелиром, штатив, рейки… С кряканьем вскидываем вьючные ящики. Громыхают увязанные лопаты.
Кажется, всё!
Саша укладывает в кузове вещи, подгоняет плотнее ящики. Он — квартирьер и сегодня едет один. Мы с Вадимом приедем завтра — никогда не удаётся сделать все дела до отъезда. А Саша тем временем должен всё привезти на нашу постоянную базу, выгрузить, распаковать, расставить, разложить… И наловить рыбы. Чует моё сердце, что там, на Вёксе, сверкая под ножами хозяек, уже посыпалась на мостки первая весенняя чешуя!
Костя привычным глазом досматривает — всё ли взято. Я проверяю по списку:
— А мотор-то вы, братцы, что же?
Вот-вот, чуть самое главное не забыли!
Поднатужившись, втаскиваем в кузов ящик с новым, ещё не распечатанным подвесным мотором для лодки. Этим летом я собираюсь копать в нескольких местах, а потому скрепя сердце впервые соглашаюсь на мотор: конечно, на вёслах тише и без хлопот, но не очень-то разгуляешься.
— Теперь ты кустарь-одиночка с мотором! — шутит Костя.
— Всё, начальничек! — Саша выпрямляется в кузове и отирает вспотевший лоб. — Давай говори речь, и в путь!
Подобрав полы новенького плаща, он спрыгивает на землю, затягивает завязки у брезента и поднимает задний борт.
Всё новое — новая машина, новый брезент, новый плащ на Саше, новая, ещё блестящая фабричным глянцем кирзовая сумка, которая сползает ему на живот, когда он наклоняется, новые кирзовые же сапоги. И новая экспедиция. Пока я доволен её составом. И не потому только, что два человека, с которыми мне придётся делить радости и невзгоды грядущих дней, знакомы мне ещё по университету. Нет. Дело здесь в ином.
Как известно, никто не может объять необъятное. Каменный век, эпоха первых металлов — вот «моё» время. Я не заглядываю в предшествующие тысячелетия великих оледенений, пытаясь разобраться только в последующих веках — от появления первой глиняной посуды до того, как человек научился обрабатывать железо. В здешних краях это произошло, по-видимому, в начале или в середине первого тысячелетия до нашей эры.
Дальше «эстафету», если таковая случится, должен подхватить Саша. Железный век — «его» эпоха. Он занимается загадками племён, лишь малая часть которых отмечена в первых строках русских летописей или упомянута в записках восточных купцов и путешественников. Да и как было этим людям привлечь к себе внимание спешащих за прибылью иноземцев, если жизнь их была простой и мирной, такой незамысловатой на первый взгляд?
Они распахивали свои маленькие, усыпанные валунами поля, охотились в окрестных лесах, ловили рыбу в озёрах и реках, выпасали по весне на сочных поёмных лугах небольшие стада; они понемногу обживали скудную лесную землю, расчищали её, протаптывали дороги, рубили маленькие посёлки и укреплённые городки, торговали пушниной и мёдом с заезжими купцами, редко-редко собирались в набег на соседей, если уж те начинали особенно досаждать…
