Елена Тихомирова
Альтернативная мифология для Англии, или Квест Профессора Толкина
Профессор Джон Рональд Руэл Толкин преподавал студентам Оксфорда древнеанглийский язык. Как пишет его биограф Дж. Карпентер, [1] начиная серию лекций о "Беовульфе", Толкин молча заходил в аудиторию, пристально всматривался в собравшихся студентов и внезапно начинал громким голосом декламировать первые строки поэмы, завораживая присутствующих музыкой звучной англосаксонской речи. И студентам казалось, что они уже не на лекции, а в пиршественном зале, Хеороте, или каком-нибудь другом, а перед ними стоит не профессор, а бард, [2] повествующий о великих деяниях. Но когда Профессор возвращался домой, музыка древней речи продолжала звучать в его голове, а кроме аккордов древнеанглийского, в симфонию вливались гармонии валлийского, готского, исландского, финского. Возникали новые, необычные слова, сливались в речь, не звучавшую доселе на Земле, речь вдохновляла легенды, легенды соединялись в миф. И вышло так, что в пиршественном зале, где вещал бард Толкин, посчастливилось побывать не только оксфордским студентам-филологам, но и всем, кто прочитал книги Профессора: "Хоббит", "Властелин колец", "Сильмариллион", "Неоконченные сказания" и, наконец, "Историю Средиземья".
"Мироландшафт" (worldscape), созданный Толкином, - это мир Арда, в котором существуют край валар (богов Арды) Валинор и край эльфов и людей Средиземье (Middle-earth). История Средиземья насчитывает несколько тысячелетий и она зафиксирована во множестве разнородных текстов: аллитерационных и рифмованных лэ, написанных эльфами и людьми, рассказах, услышанных мореплавателем Эриолом на острове эльфов Тол-Эрэссэа, рукописях хоббитов и др. Эльфы Арды, Старшие Дети демиурга этого мира Илуватара, мало схожи с эльфами европейской низшей мифологии, а люди Средиземья, Младшие Дети Илуватара, - слишком своеобразны, чтобы быть безоговорочно соотнесенными с какой-либо исторической нацией. Где же тогда "связующее звено" между миром Арды и нашим миром, и есть ли оно вообще? Правомерны ли по отношению к созданным Толкином текстам определения "авторский эпос" и "индивидуальная мифология", которые отдаляют их от английской литературы в узком смысле слова и привносят оттенок абстрактного мифотворчества?
По моему мнению, "связующее звено" следует искать именно в английской литературе, а скорее, в том, что в ней отсутствует. Хотя Толкин сказал бы, "что в ней утеряно". Речь идет о Нормандском завоевании Англии в XI веке и о драматических последствиях этого события для английского языка. Толкин рассматривал французскую языковую экспансию как трагедию англосаксонского языка и литературы, и, изучая рукописи тех времен, он неутомимо выискивал диалекты, которые менее всего поддавались нормандскому влиянию. Именно в них он видел потенциальное будущее истинной английской поэзии, которое, однако (к его огромному сожалению), так и не было реализовано. Толкин прекрасно разбирался в развившейся на кельтско-французской почве "бретонской" традиции, то есть в мифах про короля Артура, и ценил ее за "силу воображения". [3] Но все же в героях этой традиции он видел прежде всего "самозванцев", занявших место англосаксонских героев и отнявших их заслуженную славу. Как писал Т. Шиппи в своей монографии о Толкине "Дорога в Средиземье": "Однако, он (Толкин - Е. Т.) также знал, что, как бы ни представлял это себе автор "Сэра Гавейна", артуровская традиция была неанглийской по происхождению и, по сути, посвященной поражению Англии, а ее запечатление в английской поэзии - всего лишь последствие распада исконной культуры после Гастингса, литературной "дефолиации", которая привела к обессмысливанию таких английских названий, как Fawler, и почти полной потере всей древнеанглийской героической традиции, за исключением "Беовульфа". [4] Толкин оплакивал подобное обессмысливание английских имен и названий, его преследовали видения "неоконченных", "утраченных сказаний", оборвавшихся на полуслове. Он не верил или не хотел верить в обреченность англосаксонского мифа, он искал для него место или время, где он бы мог сохраниться, а скорее, и то, и другое. С тем, с чем остальные исследователи смирились, как с неумолимой исторической данностью, Профессор Толкин примириться не мог.
Приведем для сравнения цитату российской исследовательницы О. Смирницкой, завершающую ее очерк "Поэтическое искусство англосаксов": "Нормандское завоевание пресекло традицию аллитерационной поэзии в Англии. Но можно заключить из сказанного, что к этому времени аллитерационная поэзия, теснимая латинской и англосаксонской прозой, уже исчерпала свои возможности. Подобно эпическому герою накануне последней битвы, она была уже близка к смерти. Едва ли случаен тот факт, что среди древнеанглийских рукописей нет стихов, посвященных битве при Гастингсе". [5] Возможно, этот же факт Толкин оценил для себя совершенно по-другому: отсутствие поэмы о последней судьбоносной битве могло указать ему на "мифическую непрерывность" этой традиции, на ее переход в "воображаемый" пространственно-временной участок, в "альтернативную" реальность, в которой битвы при Гастингсе - никогда не было, а следовательно не было и Нормандского завоевания. "Театр моей истории - наша земля, но исторический период - воображаемый", писал Профессор о своих сочинениях. [6] Однако, если бы Толкин хотел "переписать" историю, то у него скорее вышло бы произведение жанра "альтернативной истории", популярного в наши дни. Но его замысел был иным: он создал альтернативную мифологию, то есть такую, какой могла бы быть мифология англосаксонского общества, не измененного нормандским завоеванием, питаемая английским языком, не искаженным французской "экспансией". Такими были его замысел и источник вдохновения, такой была прямая связь его текстов с английской литературой, точнее, древнеанглийской, с сознательным "игнорированием" почти всего, что было написано после Чосера. И тем не менее, мифологическое полотно, созданное Профессором, включает в себя неизмеримо больше, чем предполагает такой замысел, сам по себе достаточно дерзкий и смелый.
То, как реализация постепенно превосходила первоначальный замысел, можно проследить по 12-томной "Истории Средиземья", собранию сохранившихся вариантов легенд и мифов об Арде, отредактированных и напечатанных после смерти Профессора его сыном Кристофером. В ранних версиях мифов большое внимание уделяется их обрамлению, которое, соответственно, призвано "вписать" их в "воображаемый" период земной истории (См. "Книги утраченных сказаний", "Лэ Бэлэрианда", "Очертания Средиземья"). Страннику Эриолу в Домике Утраченной Игры рассказываются мифы о сотворении мира, о противоборстве валар с Мэлько ("темным", демоническим началом Арды), о приходе эльфов и людей и т. д. Далее, в пятом томе "Утраченный путь" прием странствия и рассказа сменяется на лингвистическое путешествие-сон, которое совершает филолог двадцатого века по имени Албоин (Alboin), Эльфвине (Aelfwine) на древнеанглийском. Это имя исторического лица, англосакса, участника битвы под Мэлдоном, и оно привлекло Толкина своим значением (древнеангл. "друг эльфов").
История Эльфвине переходит из нашего времени в мир Арды, но обратной связи не происходит, мир эльфов "поглощает" героя и не отпускает обратно. То же самое можно сказать в целом о мире Арды: "поглотив" англосаксонскую живительную силу, он преображается в независимый фантастический мир, пути в который обрываются. Таким образом, Толкин создает страну "Фэери" (Faerie), ценную не только в ее сравнении с мифологическими системами северо-запада Европы, но и в силу стройности ее внутренней структуры, богатства образов и сюжетов. Эльфы Арды (самоназвание квэнди, "говорящие") - носители мифических языков, утраченной поэтической традиции. Кроме того, они являются своеобразной реакцией Толкина на кельтский элемент в английской культуре, в частности, на такие традиционные кельтские мотивы, как плавание к таинственным западным землям и любовь смертного и феи.
Итак, многочисленные рассказчики Арды повествуют о событиях ее мифоистории, в которой магическое тесно переплетается с героическим. Как было сказано выше, эти нарративы были изначально противопоставлены средневековой традиции рыцарского романа "бретонского цикла", преимущественно французского. Как известно, французский рыцарский роман в своем развитом варианте (романы Кретьена де Труа и его последователей) локализировал своих героев, как правило молодых рыцарей, в абстрактном хронотопе, авантюрном времени, по определению А.Михайлова, "неопределенном куртуазном артуровском универсуме". [7] Основной способ освоения этого хронотопа - "странствие", "богатырский поиск", "авантюра", "квест" (quest), который отправляет героя в свободное передвижение по кольцевой траектории, с началом и концом при дворе короля Артура в Камелоте. Этапы и компоненты такого квеста, как правило, стереотипны, и легко поддаются классификации при помощи парадигмы, выведенной В. Проппом для волшебной сказки.