Ознакомительная версия.
Работа была весьма тяжелой, грязной, и при нескончаемом количестве подлежащих подвеске бомб – до крайности изматывающей. К работам с бомбами привлекали всех свободных техников, благо, чтобы таскать тяжести и вешать их на замки, особых познаний не требовалось. Поскольку с использованием крупнокалиберных боеприпасов их число сокращалось в разы, хлопот становилось существенно меньше. Новация была встречена самым приветственным образом: вместо десятков прежних «пятисоток» теперь дело ограничивалось парой ожидавших подвески трехтонных бомб (правда, тащить тележку с «трехтонкой» под самолет было примерно тем же, что и толкать застрявший грузовик – та весила ровно столько же, сколько «Урал»). Типовыми вариантами стали две ФАБ-3000 или восемь ФАБ-1500, при этом направлявшуюся на одну цель группу старались загружать однотипно, чтобы разница в подвеске не затрудняла полет в строю.
Большинство бомб для надежности срабатывания снаряжалось двумя взрывателями, головным и донным, а тяжелые ФАБ-3000 и бомбы более крупных калибров – даже тремя взрывателями. Одних только взрывателей по этой причине требовалось столько, что их подготовкой занималась целая бригада, уделявшая возне с массой взрывателей все свободное время. В отличие от прочих работ, процедура обращения с тонкими взрывателями требовала исключительно специалистов. Часть бомб снаряжали специальными взрывателями АВПЗ на минирование с самоликвидацией в течение 6 суток. Полутора– и трехтонные «мины» закладывались в районах активности противника, причем разрядить их (отмечались случаи, когда душманы сами использовали неразорвавшиеся бомбы в качестве фугасов) не давала ловушка, реагировавшая на попытку вывернуть взрыватель или оттащить бомбу.
Группа управления полка, участвуя в боевых вылетах, сумела наладить эффективную работу. С вечера по звонку из Ташкента разбирали карты, и к получению боевого приказа экипажи уже были в готовности. Самолеты ожидали их полностью снаряженными, сразу после предыдущего вылета получая «дежурную» зарядку бомб и заправку в 40 т керосина, позволявшую отработать по любым целям. Построение боевого порядка и заход на цель отрабатывали «пеший по-летному», разрисовав их мелом на асфальте. В полете пользовались картами десятикилометрового масштаба, а над местом удара ориентировались по более детальным «двухкилометровкам» и «полукилометровкам», загодя тщательно изучив каждую горушку на планшете. Вылеты проводились силами восьмерки Ту-22МЗ. По-эскадрильно назначались и цели, иногда дробившиеся по четверкам и парам. Обычно они были групповыми и находились в 500-1000 м одна от другой. Иногда на удар посылали сразу две эскадрильи. Уходившие на задание самолеты выруливали все сразу, выстраиваясь перед стартом и начиная разбег сразу по отрыву ведущего. Этим достигался быстрый взлет, за которым уже на развороте вокруг аэродрома группа собиралась сомкнутым строем и шла на цель колонной пар со 150-м превышением ведомых, 10-секундным интервалом между парами и 40-секундным – между звеньями.
По маршруту держали скорость 900 км/ч, первое время на высоте 7200–7800 м. После предупреждения об опасности пусков ПЗРК с горных вершин эшелоны подняли до 9000–9600 м, прокладывая путь в обход высоких пиков. Опасность не была преувеличенной: годом ранее было отмечено поражение ПЗРК Су-17МЗР, шедшего на высоте 7000 м, причем пуск с вершины подтвердил находившийся в банде агент ХАД. Сразу после начала работы и сами «дальники» наблюдали пуск. Подполковнику Р. Саберову он запомнился как «пыльное облачко на склоне, струйка возмущенного воздуха вверх и вспышка ракеты, ушедшей на самоликвидацию».
Вылеты каждый день начинались по плану, в 10 часов утра, однако экипажи стали замечать то и дело поднимавшиеся по пути столбы дыма, видимо, предупреждавшие противника. Время стали менять, но большинство вылетов оставались дневными. Полет на удаление 800-1000 км проходил без особых проблем: навигационный комплекс НК-45 с цифровой вычислительной машиной обеспечивал выход к цели с точностью порядка сотен метров, а автоматика бортовой системы управления была способна провести самолет по маршруту с необходимыми заданными поворотными пунктами и завести на посадку.
Бомбометание ФАБ-1500 в районе Кандагара.
Хорошо видно, что прицельная марка лежит в стороне от селений, на границе песков у реки Дори
Ту-22М3 из 185-го тбап уходят на боевое задание. Аэродром Мары-2, ноябрь 1988 года
Координаты исходных и промежуточных пунктов маршрута, положение целей и аэродромов вводились в накопитель памяти БЦВМ в ходе подготовки к полету. При необходимости, скажем, если уже при нахождении в воздухе изменялось задание и требовалось перенацеливание на другой объект, штурман выполнял ввод данных в полете, корректируя задачу. Работу штурмана при контроле навигации упрощала непрерывная индикация положения на подвижной карте планшета ПА-3, где указывалось текущее местонахождение самолета. С выходом в назначенный квадрат на помощь штурману-оператору подключался весь экипаж, высматривая цель. Для атаки группа рассыпалась, и штурман каждого самолета прицеливался индивидуально с помощью телевизионного прицела 0ПБ-15Т, дававшего картинку с высокой разрешающей способностью. Управление самолетом при этом переходило к штурману, а сброс следовал в автоматическом режиме при совмещении перекрестья и метки цели на экране.
НК-45 позволял выполнять достаточно точное бомбометание по счислению, выполнявшееся, к примеру, когда цель была закрыта облаками. При этом штурман для управления самолетом и сбросом пользовался специальным механизмом пуска МПС, отрабатывавшим маршрут. В нужный момент при совмещении метки заданной цели и самого самолета, присутствовавшего в виде «шильдика» на экране, автоматически открывались створки и сходили бомбы. Бомбометание могло выполняться также в ручном режиме, с использованием только телевизионной оптики ОПБ-15Т и без целеуказания от НК-45. Штурман выводил самолет в район цели, по изображению местности на экране прицела отыскивая объект атаки. Дав команду на доворот, он переводил управление самолетом на ОПБ. Точность бомбометания достигалась впечатляющая: бывало, на спор штурманы укладывали бомбы в отдельное строение или дувал. Чаще, однако, разрывами накрывали указанный квадрат.
Бомбардировка кишлачной зоны в предгорьях у Майданшахра
Летчики не склонны были особо разбираться в типе цели – они получали задачи и выполняли работу, а пыльные грибы разрывов одинаково вспухали среди черточек дувалов, на дорогах и у безлюдных барханов. На вопросы заглянувшего в Мары столичного корреспондента, допытывавшегося об ощущениях при бомбардировках, летчики отделывались словами: «Если что не так – не наше дело, как говорится – Родина велела», а то и откровенно посылали его подальше.
Бомбы исправно сбрасывали, даже если в указанных районах на многие километры вокруг не просматривалось ни единого селения, в прицелах проплывали лишь горы и пустыня. Сомнительно, чтобы такое расходование боеприпасов объяснялось промахами разведки – на фотопланшетах цели также отсутствовали. Одной из мотиваций подобных ударов был их предупредительный характер для окрестного населения: уходившая из-под ног земля и рушащиеся скалы наглядно показывали, что ожидает особо беспокойных. По доходившим слухам, штаб 40-й армии, подчиняясь продиктованным большой политикой приказам сверху не прекращать бомбардировки, таким образом все же отводил удары от «договорных» селений и группировок. Скорее всего, это касалось и Масуда, добросовестно соблюдавшего условия перемирия. Уже после войны генерал-лейтенант Громов произнес на первый взгляд удивительные слова: «Даже в периоды жесткой конфронтации… мы не стремились разбить его банды, а самого Ахмад Шаха уничтожить физически». Однако все логично: после разгрома отрядов «Панджшерского льва» их место заняли бы формирования «непримиримых».
Война все же продолжалась, и принимались необходимые тактические меры: заход на цель для внезапности строили чуть в сторону, затем в 4–5 минутах от точки сброса резко доворачивали, избавляясь от груза за один заход. Не задерживаясь над местом удара, на отходе смыкали строй и разом увеличивали скорость, держа курс на Термез. Обратно обычно шли на форсаже, разгоняясь до М=1,7, причем многие удовлетворенно замечали, что «только на войне и удалось вдоволь налетаться на сверхзвуке» (дома преодолевать звуковой барьер позволялось далеко не всегда и на высоте не ниже 11 000 м, во избежание нанесения ущерба ударной волной на земле). Истребительное прикрытие, сопровождавшее группу во всех вылетах, при этом не поспевало за Ту-22МЗ. Несшие подвесной бак и ракеты МиГ-23 имели ограничения по скорости и не могли угнаться за «дальниками», из-за чего в эфире можно было слышать просьбы «прикрышки»: «Большой, не гони лошадей, я отстаю!»
Ознакомительная версия.