Правда ли, что человек становится профессионалом тогда, когда ему становится скучно делать свою работу. И тогда ученый — человек, убегающий от скуки, делающий завтра то, что было невозможно вчера?
Сергей Алешкин. Москва, Россия — 20.06.04
Человек становится профессионалом, когда начинает получать свою работу деньги и эти деньги делаются единственным источником его доходов. Эта (вполне обыкновенная) ситуация накладывает вполне определенный отпечаток на образ жизни и образ мыслей. В частности: жизнь с 9 до 17 становится скучна. Избежать ой скуки можно единственным (известным мне) способом — делать работу творческой. По моим наблюдениям, это всегда (или почти всегда) удается. Было бы желание и талант.
Подскажите, что делать, когда хочется изменить мир, чтобы все эти нормальные странные люди осознали наконец, что происходит вокруг? Книгу написать или в политику податься? Есть внутренняя потребность изменить этот мир, и знаю куда, и знаю, что должно получаться, но не знаю, как. А иначе — просто скучно жить!
Игорь Полупанов. Москва, Россия — 08.11.02
Я, кажется, уже писал здесь об этом. Начните изменять мир себя. Если получится, займитесь своими детьми или станьте учителем. Я понимаю, Вам хочется «чтобы быстро, на моих глазах». Так вот: это невозможно. Мир меняется ОЧЕНЬ медленно. Даже поговорка существует по этому поводу: «Божьи мельницы мелют медленно». И если Вы хотите, чтобы что-нибудь изменилось через сто лет, — начинайте сейчас.
Кто, по-Вашему, хуже — сволочь или дурак?
Святослав Кутуев. Казань, Россия — 03.12.00
Это безусловно зависит от конкретной ситуации. Например, другом я бы предпочел иметь (если уж некуда деваться) дурака, союзником — сволочь. С оговорками, впрочем.
Случалось ли вам когда-нибудь видеть (быть знакомым) с человеком, потенциально способным вырасти в диктатора? (Известные политики в виду не имеются — просто личность, потенциально способная на то, что творили Гитлер, Сталин и т. п.) Или способен каждый?
Виктор. СПб, Россия — 30.01.01
Необходимых (но недостаточных!) свойств характера, делающих человека потенциальным диктатором, всего два. Во-первых, это абсолютная уверенность в своей правоте (отсутствие какой бы то ни было рефлексии). А во-вторых, нравственная жесткость (беспощадность и к себе, и, в особенности, к другим). Людей с таким набором душевных качеств совсем не мало. Как правило это начальники — маленькие и побольше. Но если волею судеб такого выносит на самый верх, он вполне способен стать диктатором. Помнится, я несколько лет назад прочитал любопытную книгу — «Застольные разговоры Гитлера»: подлинные записи, сделанные в свое время секретарем фюрера в совершенно домашней, неофициальной обстановке. Так вот, со страниц этой книги смотрит на вас вполне симпатичный человек, очень неглупый, с хорошо развитым (хотя и своеобразным) воображением, безусловно интересный собеседник. И только когда (почему-либо) заходит речь о расовых проблемах — вам навстречу словно открываются воспаленные глаза маньяка, и ты вдруг понимаешь, что перед тобою опасный безумец. Так что совершенно не исключается, что каждый из нас на своем жизненном пути может встретить потенциального диктатора (и даже не одного), но так и останется в неведении по этому поводу.
Вопрос о другой триаде. По-прежнему ли Вы считаете, что самое дрянное — «трусить, лгать и нападать»? Нет ли в этой формуле места для глупости?
Н. Гуляев. Вологда, Россия — 26.02.01
Названная триада включает в себя АКТИВНЫЕ БЕЗНРАВСТВЕННЫЕ действия. Глупость же (сама по себе) пассивна, это просто свойство психики, не имеющее отношение к нравственности как таковой. Она лежит в другом ряду понятий: слабость, вялость, лень и т. д. Триада содержит перечисление того, чего не следует ДЕЛАТЬ. Но нельзя НЕ БЫТЬ ГЛУПЫМ… Это, увы, от человека не зависит.
Вопрос о слове, которое одновременно стараются и объехать, и в то же время оно у всех на устах. Дайте, пожалуйста, Ваше определение слову «предатель» (или «предательство»).
Николай. СПб, Россия — 14.03.01
Предательство это, прежде всего, обман доверия. Вам доверяли, а вы обманули это доверие. Вы — предатель.
«Предательство это, прежде всего, обман доверия. Вам доверяли, а вы обманули это доверие. Вы — предатель». А не слишком ли широко определение. Жизнь-то сложнее. Мало ли чего я ожидал от человека, я так его воспринимал, без явных договоренностей. Ну не оправдал он моих ожиданий (читай «моего доверия»), что ж, я его в предатели записать должен? Я лучше себя в идиоты пропишу.
Алексей Рифель. Иркутск, Россия — 06.04.01
Я не претендовал на исчерпывающее и абсолютно точное определение предательства, однако, по-прежнему считаю, что СУТЬ этого явления в предлагаемом определении сформулирована точно. Ваш конкретный пример ничего не опровергает. Разумеется, можно представить себе множество ситуаций, когда «предатель» сам отнюдь не считает себя таковым, причем по тысяче причин («мне и в голову не приходило, что мне так уж доверяют…»; «да что он — с ума сошел? я его и не знаю толком!..» «извините, для моего поступка существуют самые серьезные основания (следует список)»). Также легко представить себе ситуации, когда «предаваемый» «сам виноват» (как тот мальчик из знаменитого рассказа, которого старшие ребята поставили стоять на часах, а потом забыли, а он все стоял и стоял, хотя уже началась ночь и стало страшно). Однако же ни в одном из этих случаев суть дела не меняется, и предательство остается предательством. По определению. Или Вы считаете, что невнимательный человек не может оказаться предателем, а глупый — не может быть предан? По определению?
Вы; наверное, знаете, насколько страшно положение психически неполноценных (это жестоко звучит!) людей в России и в Украине. Я прошел сквозь это, как один из них. Как Вы думаете, каковы корни страха перед ранимыми, страдающими, замкнутыми на себе душами?
Владимир Некрасов. Киев, Украина — 06.01.03
Это все пережитки средневековья. Равно как и страхи перед прокаженными и ВИЧ-инфицированными. Неосознанное (как правило) опасение заразиться, «стать таким же» — изгоем и уродом. Сильно подозреваю, что в основе здесь лежит какой-нибудь древний инстинкт, доставшийся нам в наследство от волосатых предков. Животные (за редким исключением) сторонятся своих больных сородичей, раненных, в частности. Наверное, в этом есть некий эволюционный смысл, — впрочем, совершенно «бессмысленный» для Хомо сапиенс сапиенс.
Я отсидел 10 лет в тюрьме за убийство… Теперь вышел, мне 36,— и вдруг я открыл в себе назначение: я пишу музыку, я нашел любимую… и т. д. Так вот, вопрос: верите ли Вы в исправление преступников или в то, что человек может меняться? Просто я себя преступником уже не считаю, я здоров, перенес все на зоне, заплатил, но люди продолжают относиться ко мне с опаской.
Oleg. Волгоград, Россия — 05.02.03
В «исправление преступников» я, безусловно, верю. Преступниками не рождаются, преступниками становятся (когда жизнь, по тем или иным причинам, идет наперекосяк). И если человек оступился, но сумел взять себя в руки, ничего дурного с ним больше не случится. А что дураки на Вас косятся… Тут уж ничего не поделаешь. Радуйтесь, что Вы не еврей, и не лицо кавказской национальности, и не ВИЧ-инфицированный: на них «косятся» еще покруче.
А насчет автора того письма, если бы он был моим соседом, Вы бы смогли мне 100 % гарантировать, что он во второй раз не убьет кого-нибудь (он ведь на примере доказал, что он способен убивать)? Гуманность по отношению к преступникам — это хорошо… а как насчет гуманности к жертвам — прошлым и будущим?
Daniel Haikis. New York, USA — 27.03.03
На 100 % гарантировать нельзя даже то, что ВЫ никого не убьете. Вывод?
Если смертную казнь Вы считаете абсолютно неприемлемой, то какое тогда наказание, по Вашему мнению, приемлемо для негодяя, убившего ребенка или надругавшегося над женщиной?
Максим Воршев. Москва, Россия — 12.03.03
Видите ли, я вообще не верю в осмысленность самого понятия «наказание». Наказание реализуется в одном-единственном случае: когда преступник осознал свою «гадскость» и возненавидел себя всей душой. Все остальное же не наказание, а просто разные виды мщения, — вполне бессмысленные, потому что мстим мы всегда не преступнику (преступник остался в прошлом, он уже и сам себя не помнит), а — как правило — жалкому, обгадившемуся со страху, дрожащему кусочку плоти, в котором ничего уже нет от того злобного клыкастого зверя, который некогда мучил, терзал и убивал. Наказывая, мы мстим не убийце-насильнику-хищнику, а совсем другому существу, вызывающему уже не ненависть, а жалость и омерзение. Поэтому не о наказании должна идти речь, а об изоляции от мира нормальных людей. Это особенно правильно и рационально, когда зверь в преступнике есть его психическая суть, способная утихнуть, затаиться, но никогда не исчезающая вовсе.
