Есть и еще одна причина того, что о событиях на Розенштрассе не говорили как об антифашистском Сопротивлении. «Сопротивлением» в послевоенной литературе называли вооруженную борьбу с фашистским режимом. В странах соцлагеря к этому обязательно добавляли руководящую роль коммунистов. К «Сопротивлению» относили действия партизан и подпольщиков, но никак не мирные демонстрации на городских улицах. Демонстрации – типичное оружие диссидентов, инакомыслящих.
Об угрозе, которую инакомыслящие представляют для правящего режима, лучше других сказал Вацлав Гавел, в прошлом и сам «опасный диссидент», находившийся под надзором органов госбезопасности социалистической Чехословакии: «Если опорой системы является «жизнь по лжи», то не удивительно, что основная угроза этой системе исходит из «жизни по правде» [3]. Гавел имел в виду коммунистическую систему и известный призыв: «Жить не по лжи!», когда-то брошенный А.И. Солженицыным. Коммунизм как тоталитарную систему роднит с нацизмом стремление подчинить весь народ идеологии правящей партии. Большинство людей принимает эту идеологию или делает вид, что принимает. В последнем случае приходится действовать вопреки своей совести, то есть «жить по лжи». Тоталитаризм подавляет правду и индивидуальность. «Жизнь по правде», по мнению Гавела, создает основу для оппозиции, столь невыносимой для любого диктаторского режима.
Выступления на Розенштрассе стали для людей, которые в них участвовали, вершиной очень нелегкой жизни по совести. Их протест был направлен против расистской идеологии нацистского режима. Люди пытались «жить не по лжи» – и тем представляли опасность для тоталитарной системы, не меньшую, чем вооруженные партизанские отряды.
1. Stoltzfus Nethan. Widerstand des Herzens. Der Aufstand der Berliner Frauen in der Rosenstrasse– 1943. Muenchen-Wien, Carl Hanser Verlag, 1998
2. Schroeder Nina. Hitlers unbeingsame Gegnerinnen. Der Frauenaufstand in der Rosenstrasse. Muenchen, Wilheim Heyne Verlag, 1998.
3. Гавел Вацлав. Жить в правде. – См.: Век XX и мир, 1990, № 5
Барон Лёвенштейн и его нацистская тетушка
Его полное имя звучит торжественно: Ханс-Оскар барон Лёвенштейн де Витт. Лёвенштейн – фамилия отца-еврея, а бароном де Виттом он являлся по матери, происходившей из старинного голландского рода. Среди его предков был знаменитый Ян де Витт, великий пенсионарий, фактический правитель Нидерландов во второй половине семнадцатого века.
Мрачное время гитлеризма Ханс-Оскар пережил в Берлине, после войны надолго уехал в Израиль, а затем снова вернулся в город своего детства. Сейчас он живет в маленькой квартирке неподалеку от центральной берлинской улицы Курфюрстендамм, или, как ее ласково называютгорожане, Кудамм. На Кудамм жил он когда-то с родителями в роскошной четырнадцатикомнатной квартире – площадью свыше шестисот квадратных метров, с тремя ванными комнатами и тремя туалетами. Его отец до 1933 года был руководителем биржевого отдела и представителем крупного берлинского банка.
Родственники по линии матери занимали высокое положение в немецком обществе. Тетка Елизавета (Лило, или Ли, как ее звали родные) была замужем за последним демократически избранным бургомистром Потсдама Фосбергом. Супруги жили в знаменитом замке – дворце Лихтенау, который Фридрих Вильгельм Второй, наследник Фридриха Великого, построил в Потсдаме для своей фаворитки. Все послевоенные годы до распада социалистического лагеря здесь размещалось отделение Штази – тайной полиции ГДР.
От прошлого у Ханса-Оскара осталось несколько старых фотографий и чудом уцелевшее огромное собрание фамильного серебра – старинные тарелки, вазы, столовые приборы с монограммой де Виттов. Серебро напоминает о добрых старых временах, когда семья жила в любви, достатке и благополучии. Ханс-Оскар почти не застал это время: он родился в 1926 году и к моменту прихода Гитлера к власти ему было только семь лет. Зато тяжестей и лишений выпало на долю Лёвенштейнов в избытке.
Против брака родителей Ханса-Оскара их родные – ни евреи Лёвенштейны, ни христиане де Витты – не возражали. Все они придерживались либеральных взглядов, свободных от национальных и расовых предрассудков.
Дед со стороны матери, капитан дальнего плавания, служил в прусском флоте. Это был в хорошем смысле слова космополит, человек широких взглядов, совершивший пятнадцать кругосветных путешествий. Его дочь Йоханна, или просто Ханна, мама Ханса-Оскара, росла и воспитывалась в богатой аристократической семье, где уважали общечеловеческие нравственные ценности.
В семье де Виттов не было нацистов. Единственное исключение составляла уже упомянутая «тетушка Ли», которая еще в 1921 году вступила в национал-социалистическую партию, почему-то посчитав, что Гитлер будет полезен для немецкого крестьянства: она сама владела большими поместьями в Пруссии. Никакой партийной работы тетушка не вела и расистские взгляды гитлеровцев не разделяла, но за партийный стаж получила от нацистов высокую награду – Золотой значок ветерана партии, «золотой бонбон», как она шутливо называла его. Носителей этого значка было немного, он пользовался у нацистов огромным почтением, открывал двери кабинетов и помогал решать важные вопросы. И тетушка Ли не один раз с его помощью спасала Лёвенштейнов от верной гибели.
В семье деда и бабки со стороны отца еврейские темы почти не обсуждались. Как и многие немецкие евреи, Лёвенштейны были практически полностью ассимилированы в немецкое общество. Фриц, отец Ханса-Оскара, был очень далек от иудаизма. Правда, крещение и переход в христианство он тоже считал для себя неприемлемым.
Барон Лёвенштейн. 1990 г.
Как истинный немец-патриот, в 1914 году Фриц Лёвенштейн пошел добровольцем на Первую мировую войну – воевать «за Бога, Кайзера и Отечество». К тому времени он только успел закончить школу. Получить звание унтер-офицера на войне еврей мог сравнительно легко – для этого достаточно было быть хорошим солдатом. Дослужиться до лейтенанта или тем более капитана являлось крайне редким случаем для некрещеных евреев, но Фриц сумел и это. А вот дальнейшее продвижение по служебной лестнице было возможно только после крещения. В 1917 году Фрица вызвали в Генеральный штаб, где один важный чин сказал ему:
Послушайте, Лёвенштейн! Это всего лишь проформа, наш полковой священник быстренько принимает вас в евангелическую церковь, и вы немедленно переходите на службу в Генеральный штаб с серьезным повышением.
На что тот ответил:
– Господин генерал! Я не имею понятия об иудаизме, не знаю ни одной буквы по-еврейски, никогда не был в синагоге. У нас в семье уже сто лет празднуют и Рождество, и Пасху. Но прямо выйти из еврейской общины я бы не хотел – это слишком походило бы на предательство.
Генерал помолчал и закончил разговор:
– Очень жаль. Тогда оставайтесь капитаном.
В 1918 году Фрица Лёвенштейна тяжело ранило, и он вынужден был уйти из армии.
У Ханны де Витт кроме Елизаветы была еще одна сестра, Елена. Отношения между всеми сестрами были очень теплыми и сердечными. Елена обожала зятя и часто говорила:
– Ханночка, если бы я встретила такого мужчину, как твой Фриц, я была бы счастливейшей женщиной на свете.
Так продолжалось до 1933 года.
Приход к власти нацистов внес в семью раскол. И если тетушка Ли стала настоящим ангелом-спасителем для своих еврейских родственников, то Елена буквально отвернулась от них и прекратила всякие отношения. На все просьбы ее матери, бабушки Ханса-Оскара, помочь нуждающимся Лёвенштейнам она неизменно отвечала: «Я евреям ничего не даю!».
Трещина между евреями и неевреями прошла не только в семье де Виттов. Она разломила все немецкое общество.
Любопытный случай произошел в 1938 году, сразу после ноябрьского всегерманского погрома, названного «Хрустальной ночью». Соседом Лёвенштейнов по дому на Кудамм, 73 был знаменитый киноактер Вилли Фрич. Однажды он встретил Ханну Лёвенштейн в лифте и очень вежливо обратился к ней:
– Ах, сударыня, у меня к вам большая просьба. Пожалуйста, не обижайтесь, если я когда-нибудь не поздороваюсь с вами на улице. Я ведь персона общественная, и боюсь, как бы это не повредило моей репутации.
Дело происходило за три года до введения обязательных шестиконечных звезд для евреев! Ханна была поражена:
– Да, господин Фрич, я понимаю. Ведь я очень похожа на еврейку, не так ли?
Ханна де Витт имела типично арийскую внешность. Да и Фриц Лёвенштейн не слишком походил на еврея. Как правило, нормальный немецкий еврей имел мало общего с тем евреем, каким его рисовала нацистская пропаганда. Дружить с евреями, а тем более здороваться с ними на улице не запрещалось немецкими законами. Смертельно опасными были только такие отношения, которые вели к «порче немецкой расы». Но таково уж обостренное немецкое законопослушание, что требования властей не только неукоснительно выполнялись, но часто и «перевыполнялись».
